На удивление она была спокойна, лишь делала недоумевающие круглые глаза, будто ее застукали за кражей булочки в хлебном магазине, а не взяли с поличным по факту госизмены.

– А вы, господин Керн?

– Я и не подозревал, что помощь даме является в Советском Союзе преступлением, – высокомерно заявил иностранец на сносном русском языке. – Эта женщина обронила сверток. Я наклонился, чтобы поднять его, и тут эти молодые люди стали фотографировать меня и хватать за руки. Безобразие! Я буду жаловаться!

– Вас задержали в момент приема у гражданки СССР материалов, которые составляют государственную тайну нашей страны, – металлически голосом проговорила майор.

– Это чушь! Докажите! – потребовал Керн с напускным возмущением, но его руки подрагивали, а на лбу выступили капли.

– Понятые, прошу вас, подойдите к столу, – сказала майорша.

Там и подходить-то негде было, полшага шагнуть. На нас наставили камеры. Телегина неторопливо развернула «Литейский вестник» и побледнела. Я еле удержался, чтобы не присвистнуть, а Вершкова громко ойкнула. Да и было с чего. На затертой газетке лежала пудренница и тюбик губной помады.

– У вас уже и женская косметика составляет государственную тайну? – откровенно поглумился иностранец.

Ольга Михайловна несколько мгновений молчала, собираясь с духом, а потом сказала деревянным голосом:

– Примите мои извинения за это недоразумение, господин Керн. Вы вправе подать на меня жалобу в установленном порядке. А пока можете быть свободны.

– Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, госпожа майор, – произнес тот, вставая.

Когда за ним захлопнулась дверь, Кривошеина сказала:

– Ну так я тоже пойду? За губную помаду и пудренницу у нас не сажают.

Телегина, которая, по всему видно, тяжело переживала фиаско, тут же оживилась.

– Вам виднее, гражданка Кривошеина или как вас там на самом деле зовут, – сказала она. – Вам ведь не впервой, верно?.. Содержание притона, торговля наркотиками, мошенничество… Я ничего не забыла?

– Это все в прошлом, гражданка начальница, – усмехнулась Эсмирка. – Я свои вины уже отработала у кума по полной.

– Старые – да, – согласилась майорша. – А с новыми пусть МУР разбирается.

– Ну там хоть не притащат туфтовых понятых, – огрызнулась напоследок «королева».

– Вы свободны, товарищи, – кивнула нам Ольга Михайловна.

Мы с Вершковой покинули опорный пункт, не узнав о том, что было с нашей попутчицей дальше.

– А куда же подевались материалы, которые я отдала Эсмеральде у Третьяковки? – спросила Маша.

– Ну-у, скинула где-то, – предположил я. – А потом завернула в газету первые попавшиеся безделушки…

– Как это – скинула? – удивилась модельерша. – Это же очень важные материалы! Над ними же ученые работали для страны! Надо обязательно отыскать их!

– Стоп! Я кажется знаю, у кого они!

– У кого?

– Помнишь, «королева» крик подняла, когда наш доцент пытался ее сцапать?

– Помню. Телегина еще приказала его убрать подальше и не отпускать до задержания.

– Ну вот! Она их ему и сунула под шумок!

– Значит, надо его найти!

И мы заметались по залу, обращая на себя внимание недовольных пассажиров.

– Да вот же он! – крикнула Машуня.

Я оглянулся и тоже увидел бредущего с унылым видом ученого.

– А-а, вот вы где, – без всякой радости произнес он, подойдя к нам. – Вы представляете?! Они мне сказали, что при задержании злоумышленницы интересующие меня предметы не обнаружены!.. Даже не знаю, что я скажу коллегам?.. А Илге Артуровне так и вовсе не смогу в глаза смотреть… Я погубил дело ее жизни…

– А ты по карманам своим смотрел? – спросил я.

– По карманам? – переспросил Русик, и тут же принялся лихорадочно шарить по своей куртке. – Что это? – растерянно пробормотал он, вынимая записную книжку и кассету. – Откуда!

– От верблюда! – злорадно передразнил его я. – Когда ты вцепился в Кривошеину, она смекнула, что близка к провалу, вот и сунула улики тебе в карман.

– Зачем же она тогда пошла на встречу с этим Керном? – спросила Вершкова.

– А кто ее знает? – пожал я плечами. – Может, не хотела, чтобы ей пришили шпионаж. Так-то она будет отвечать только по уголовке.

– А за что? – тут же заинтересовалась любознательная модельерша.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – откликнулся я, вспомнив труп с перерезанным горлом.