Но моя сестра слишком душевная. Она перешла черту в отношениях с семьей. Она считает, что должна «знать свое место». Я не понимаю этого.

Каллиопа, с другой стороны, «не знает своего места». Она прокладывала дороги в таких местах, куда ни у одного ублюдка не хватило бы смелости ступить.

— Я знаю, что ты, скорее всего, напьешься до чертиков и будешь говорить о том дерьме, о котором говорят женщины, но не рассказывай ей, — говорю я, готовый вступить в бой, если понадобится. Но не хочу доводить до этого.

Каллиопа выгибает бровь.

— Ты плохо знаешь меня, если думаешь, что я могу выдать свои собственные секреты, не говоря уже о чужих.

Больше ничего не говорит. Я жду, что она что-то добавит, потому что женщинам всегда есть что сказать.

— Ты же не думаешь, что я должен рассказать ей? — спрашиваю я, когда она просто продолжает, блять, смотреть на меня.

Она хихикает.

— Черт возьми, нет, — говорит. — Я не собираюсь никому рассказывать, как справляться с прошлым. Не хочешь ей говорить, так не говори, черт возьми, — она еще раз окидывает взглядом холл. — Видит бог, у нее, вероятно, есть какие-то свои секреты, о которых ты не знаешь. Наслаждайтесь траханьем мозгов друг другу, пока ваши скелеты колотят в дверцы шкафов. Хрен знает, что будет, когда они наконец выйдут.

— Ну все! Я сменила свой наряд, — объявляет Фиона из коридора. — Думаю, в этом выгляжу лучше.

Я смотрю на свою жену. Теперь на ней джинсы с очень короткой майкой, слишком сильно демонстрирующей ее сочные сиськи и гладкие, покрытые веснушками плечи.

— Черт возьми, да, красотка! — заявляет Каллиопа с усмешкой. — А теперь пойдем. Нам нужно развлечься.

Фиона улыбается мне, берет сумочку со стойки и следует за Каллиопой.

— Позвоните, когда попадете в беду, — говорю я заднице Фионы.

— Мы не попадем в беду, — кричит она в ответ.

Я качаю головой, когда дверь хлопает, и остаюсь наедине с тишиной и пивом.

И, черт возьми, отсчитываю чертовы секунды до ее возвращения домой.

Фиона

Мы попали в беду.

Но это конец ночи.

Начало и середина прошли довольно хорошо. Я и не осознавала, как сильно мне нужен был девичник. И не подозревала, какая чертовски классная Каллиопа. Она сила природы. Есть что-то такое в том, как она держит себя, как по-хозяйски входит в помещения, будто она абсолютна уверенна в собственном теле.

Я думала, что чертовски уверена в своем теле и во всем остальном, но рядом с ней все по-другому.

В ней какая-то аура. И кое-что еще. Своего рода хаос. Как воздух перед разрушительной бурей.

За напитками и жареной картошкой с сыром мы говорили о многом, но ни о чем важном. Только когда еда закончилась, и я допивала второй напиток, мне стало любопытно.

— Не хочешь рассказать, что заставило тебя сбежать? — спрашиваю, наклоняя голову, чтобы посмотреть на нее.

Каллиопа, насколько я понимаю, какая-то шишка в Нью-Йорке и зарабатывает уйму денег.

Или, по крайней мере, была, пока не приехала в Юпитер, в старый дом Роуэна, и умолчала, что именно она здесь делает.

Никто, даже большой храбрый Роуэн, не настолько настойчив, чтобы узнать.

— Почему ты думаешь, что я убежала? — отвечает она поверх своего бокала, рассматривая меня проницательным взглядом.

Смотрю на нее, на одежду, украшения, сумочку, все выглядит небрежно, как будто она в спортивном костюме, но все чертовски дорогое. На самом деле я не из тех, кто обращает внимание на бренды или что-то в этом роде, но даже я могу сказать, что это модное дерьмо. Юпитер маленький. Необычный. Тихий. Даже идиллический. Но здесь нет модных бутиков, шикарных баров или эксклюзивных ресторанов.

В данный момент мы пьем в единственном баре, который открыт после десяти. В том самом, где технически Кип предложил выйти за него замуж.

— Ты далеко от Нью-Йорка, — замечаю.

Каллиопа вертит в руках оливку. Эта сучка пьет мартини. Не думала, что кто-то пьет это за пределами кино. Я заказала один раз, когда впервые приехала в эту страну, взволнованная шумихой вокруг этого напитка, но на вкус он напоминал ракетное топливо. Чистая водка с обмакнутой в нее оливкой.

— Я скажу, от чего убегаю, если ты скажешь мне, — парирует она.

Моя рука со стаканом застывает на пути ко рту.

— Откуда ты знаешь, что я убегаю?

Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.

— Ты чертовски далеко от Австралии.

Я смеюсь.

— Туше.

Люди спрашивали, почему я в Америке, а не в Австралии, и у меня всегда был дерзкий ответ, какая-нибудь незаконченная история, но правда — никогда. Я не поделилась этим со своей лучшей подругой. Похоронила это так глубоко и убедила себя, что это даже не реально.

Хоть с Каллиопой мне комфортно, и я могу рассказать ей все на свете без осуждения или страха о том, что она раскроет тайну, я не собираюсь это делать. Не только потому, что не доверяю себе ворошить прошлое в баре с липкими полами и грязными ванными комнатами. Но и потому, что если расскажу правду, то только моей лучшей подруге и сестре, с которой мы много лет вместе.