Шрифт:
Допрос закончился в 14.45.
Допросил еще одну далеко не юную даму.
«Соседкина Людмила Владимировна… Родилась 27 апреля 1952 года в Москве… Работает переводчиком в “Интуристе”…»
«С иностранцами небось, – воспылал и в ту же секунду потух прокурор. – Не, после афроамериканца не-а…»
Вписывал в протокол:
«…Проживает в Жуковском Московской области… Видела, как монах держался руками за веревку… В монастыре монахи падают в обморок, и я подумала, что обморок… А потом, когда закричали: “Убили”, подбежала к звоннице… На полу лежали монахи… Заплакала…»
Когда поставил время окончания допроса «16.10», занервничал: все что-то видели, что-то слышали, а кто убивец-то?
Теперь перед прокурором сидела могильная старушка в черном платье.
«…Инокиня Илария… С сентября 1988 года я стала приезжать в Оптинский монастырь, а с 1989 года осталась жить в монастыре постоянно. Зимой, не помню, какое число, находилась в храме. На месте, где по благословению нахожусь, стоял мужчина».
– Какой он из себя?
Гостиница «Интурист» в Москве
Илария:
– Среднего роста. Светловолосый. Одет неопрятно, в бушлате цвета «хаки». Я сказала мужчине, что он стоит на месте, где я должна стоять по благословению. Он не отреагировал на мои слова. Спустя некоторое время он подошел ко мне и сказал, что мне этого не простит. Вид у него был враждебный… угрожающий мне. Я попросила у мужчины прощения и сказала, что на месте, где он стоит, по благословению должны стоять женщины.
– Ну, не тяни жилы, – проныл прокурор, желая услышать что-то важное. – Кто этот тип?
Инокиня:
– Подождите… В пятницу 16 апреля я пришла в храм, положила сумку, прошла помолиться к иконе, когда вернулась, увидела этого мужчину.
– Кто он? – снова спросил с нетерпением.
– Да не спешите, давайте все по порядку. Он сказал: «Опять ты пришла. Встретишься мне – я тебя уничтожу». По его поведению я почувствовала угрозу. Сказала: «Спаси вас Господи». Через час я встретила отца Силуана. У нас за порядком следит… Я сказала, что этот мужчина может что-то совершить в отношении монахов. Больше я этого мужчину не видела.
– Так кто он? – раздраженно в третий раз спросил.
– Не знаю…
– Все-то вы знаете! – воскликнул прокурор.
– Откуда?
– А вам оттудова должны сказать, – поднял руку вверх.
Записал в протокол: «16.45».
Божьи люди в Оптиной
Нервы у прокурора сдавали. Показания вокруг да около выводили из себя. По своей прокурорской натуре привык, чтобы ему сразу приносили все на блюдечке, а здесь приходилось выяснять, думать, одним словом, пахать. А вот пахать и дотошно во всем разбираться прокурор не привык. Привык скакать по верхам и загребать жар чужими руками. У него на упорный труд ни терпения, ни сил, ни мозгов не хватало. Весь его опыт «рукой водить» развратил до такой степени, что вернуться к нормальной кропотливой жизни не получалось. Потому он теперь допрашивал быстро, затыкая свидетелям рот и упуская важное.
Поверхностным получился и допрос Петровой Натальи Юрьевны, 23 августа 1954 года рождения, уроженки и жительницы Егорьевска Московской области, работницы яслей-сада.
Прокурор записал:
«…видела, как мужчина принес шинель и повесил на кол… Подошел отец Митрофан и сказал, что убийство совершил паломник, который ранее работал в кочегарке…»
– А кто этот паломник? – загорелся глазами прокурор.
Женщина пожала плечами.
Прокурору не пришло в голову даже спросить: а не он ли сбрасывал шинель?
Выполнять черновую работу: искать кого-то, тем более в кочегарке, прокурор позволить себе не мог.
Роспись храма
Он мог дать команду. Прибежавший по его вызову оперок, как паж, склоняясь перед венценосным сиятельством, подставил ухо, выслушал, а потом вытянулся и доложил:
– Кочегара споймали… Сидит в «бобике»…
– Так что ж тогда я тут делаю? – Прокурор ударил кулаком по столу. – Ищу кого-то…
– Не знаю, – чуть не выгнулся назад опер.
– А там еще много людей? – Прокурор посмотрел на дверь.
– Одна…
– Кто?
– Художница…
– Ну, художницу мы допросим, с пристрастием, – расплылся в улыбке прокурор.
Напротив снова сидела молодка. Прокурор медленно-медленно, разглядывая ее, записывал:
«Кобранова Ирина Вадимовна… Родилась в 1962 году в Йошкар-Оле… художник Оптинского монастыря…»
Спросил:
– А вы портреты пишете?
Вдруг расправил плечи.