Шрифт:
Часть вторая
19—20 апреля 1993 года
1. Хлопоты в милиции и в монастыре
Уже пробежали на службу монахи; уже телетайпом улетела информация об убийстве в Москву; уже увезли вещдоки на экспертизы в Калугу; уже разъехались визитеры из нее – кто в милицейский отдел, кто в монастырь; уже проснулись запертые в коридорах милиции бедолаги; уже сам начальник милиции Зубов прошмыгнул в свой кабинет и, протирая глаза, читал донесение старшего опера, разглядывал рисунок стрелка, пытаясь связать выстрел с убийством монахов; уже члены «банды» замерли в камере, ожидая решения их судьбы.
Прокурор-криминалист Грищенко в милицейском кабинете расчесала копну волос на голове, попрыскала и закрепила волосы лаком, выкурила папиросу, разложила бумаги на столе, приготовилась к трудному дню:
– А БОМЖ темнит… Надо Мортынова попросить, пусть о нем побольше выведает…
БОМЖ оказался крепким орешком и покоя прокурору-криминалисту не давал.
А в монастыре шерстили. Вытряхивали все наизнанку. Выплыла масса нарушений. Люди приезжали в обитель и жили без прописки. В ней принимали кого ни попадя. Одного приняли по свидетельству о восьмилетнем образовании, другого – по копии паспорта, третьего – по справке с ЖЭКа. Полнейший беспредел в соблюдении паспортного режима.
Послушники с монахами
Когда милиционеры пришли к коменданту общежития, он оказался пьян.
Начальник милиции Зубов зверел:
– Мы сколько раз твердили наместнику Венедикту, игумену Мелхиседеку: наведите порядок…
Бежавший за ним вприпрыжку начальник паспортного стола поддакивал:
– Да все по-прежнему!.. Не внемлют!.. Вот и аукнулось!..
Вскрылось и то, что монахи давно просили выставить пост в обители. Ведь мало ли кто может прийти. Но за малочисленностью милиции монастырю отказывали.
– Нам бы банк уберечь! – отбивался Зубов.
Монахи припомнили начальнику его слова, а тот разводил руками.
Милиция валила на обитель, обитель – на милицию.
Мортынов снова устроился в надвратной. Его вовсе не задевала второстепенная роль в расследовании, хотя он и возглавлял следственную группу. Пальму первенства он с легкостью отдавал Грищенко, пусть она возится с основным подозреваемым.
Вот опер завел в комнату сухопарого парня и шепнул следователю на ухо:
– Подельник… Его трудовую в бушлате БОМЖа нашли…
Мортынов снова допрашивал:
– Фамилия…
– Суслов Андрей Дмитриевич… Родился в 1964 году в Ленинграде… Временно не работаю…
«По-старому: тунеядец».
Амвросий Оптинский
Трудно сказать, сколько тунеядцев отправил в места не столь отдаленные Мортынов в пору советской власти, когда до прокуратуры брушил дознавателем в милиции. Теперь в слове «тунеядец» звучало даже что-то почетное, и «тунеядцев» никто не трогал.
Суслов проговорил:
– Я послушник Оптинского монастыря…
«Почетный тунеядец».
Мортынов записывал:
«…в монастыре я с 1991 года. Работаю в издательском отделе. Выпускаем книги. Живу в келье, где обитали по шесть-восемь послушников. Число послушников часто меняется».
– И что ж вы выпустили?
– Вот, выходят из печати Жития Амвросия Оптинского [9] .
– А кто это – Амвросий?
– А вы разве не знаете? Старец наш…
Следователь покраснел и резко перешел к главному:
9
Схиархимандрит о. Агапит (Беловидов). Жизнеописание в Бозе почившего Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1900.
– Александр Карташов появлялся в монастыре?
Выслушал ответ и записал:
«Примерно месяц со мной в келье проживал Карташов. Отношений с ним не поддерживал. Что-то сказать о нем не могу, так как он мне о себе не рассказывал. Другие послушники говорили, что он около одиннадцати лет лежал в психушке. Его все жалели».
Сведения о психиатрической больнице настораживали. С психами приходилось быть предельно осторожными.
Записывал:
«Примерно три месяца назад Карташова из монастыря выгнали. Из-за чего выгнали, не знаю, так как в это время находился в экспедиции».
– А что Карташов делал в монастыре?
– Его поставили работать в кочегарке, но он работал там, где хотел… – отвечал сотрудник издательского отдела.
– А чем-то он выделялся?
– Иногда курил. А это в монастыре запрещено.
– А где вы хранили документы?
– Почему это вы спрашиваете?
– Спрашиваю, значит, надо. – Мортынов хлопнул по столу ладонью.
На звук в дверь заглянула голова опера, но следователь махнул рукой, и голова скрылась.
Суслов:
– Мои документы находились среди моих вещей в келье. Это паспорт, трудовая книжка.