Но моего имени не прозвучало. Только имя того студента. И даже с особой помпезностью — вот, первый клип еще молодого, но уже настоящего мастера.

Что мне было делать? Звонить Фамусову? Звонить Фамусову означало то же самое, что набрать номер Эвереста. Горные вершины не интересуют дела, происходящие у их подножия.

Я позвонил Лене Финько. Я позвонил ему тут же, среди ночи, по домашнему телефону. Едва ли он спал. Сидел, как и я, перед телевизором — в этом у меня не было никакого сомнения.

— Почему ты не среди авторов? — Леня нисколько не удивился моему звонку. Казалось, он его даже ждал. — Дорогой мой, — он вдруг стал со мной снисходителен, — нормальное дело, так и должно было быть, чего же ты хочешь. Давай подъезжай утром, поговорим. Кстати, и о дальнейшей работе, если будет желание. Заказать пропуск?

Утром я был у Финько. Леня принес от офисной секретарши две шапки взбитой кофейной пены в высоких чашках, обнаружил за горой кассет в своем сейфе томившуюся там бутылку коньяка и из того же ящика, откуда в прошлый раз деньги, вытащил еще полиэтиленовый пакет с овсяным печеньем.

— Ну что, давай просветимся? — сказал он, поднимая рюмку.

Так за скверным греческим коньяком «Метакса», закусывая залежавшимся овсяным печеньем и запивая роскошным эспрессо, которого мне не удалось отпробовать в свое первое посещение «Видео-центра», я проник в несложную внутренность того механизма, что зацепил меня одним из своих зубцов, протащил по себе, выжав нужный секрет, и выплюнул за ненадобностью.

Оказывается, я был призван в спасатели, потому что мое участие в работе над клипом гарантировало конфиденциальность спасательной акции. Я был человеком со стороны, никакого отношения к клипмейкерской тусовке, сделал дело — и исчез с горизонта. А тот студент ВГИКа был, оказывается, сыном банкира, кредитовавшего производство клипа, и кредитовал он при условии, что снимать клип будет сын. Вот и все. Просто и без всяких затей. А у меня не осталось даже обычной бытовой кассеты, чтобы посмаковать свою работу на домашнем видео.

— Твою мать! — выругался я. Что, надо сказать, было не слишком оригинально.

— Хочешь снять собственный клип? — спросил Леня.

При этом он странно похихикивал.

— Какой клип? — мгновенно насторожившись, спросил я.

— Музыкальный, какой, — сказал Леня. — Рекламу я тебе дать не могу, тут у Витальича все под контролем, но у меня и собственные каналы есть. Не все же ему контролировать, да? Показывай, что ты на коротком поводке, а ходи на длинном. Согласен?

— Согласен, — отозвался я, не слишком понимая, с чем соглашаюсь. Меня жгло ожиданием. Предложение было сделано, но каково было его содержание?

— Три с половиной куска тебя устроят? — произнес Леня.

Три с половиной тыщи зеленых! Во мне так все и подпрыгнуло.

Но тем не менее я проговорил с самым рассудительным видом:

— Смотря за что.

— За все, — сказал Леня. — От нуля до конечного результата. Семь минут, стандарт.

— Чей клип? — только теперь догадался спросить я.

— Нефтедоллары! — Ленина чашка с подсевшею шапкой кофе взлетела вверх. — По сути, тот же вариант, что с Ларисой. Только продюсер не папа, а, как теперь говорится, спонсор. Девушка поет и хочет известности. Поможем девушке?

— Поможем, — впервые с начала нашего разговора осмысленно ответил я.

Не знаю, сколько он заработал на этом клипе. Во всяком случае, много больше меня. Я от него только получал деньги на оплату техники, выплаты рабочим, осветителям, гонорар актерам. На каждом шагу получался перерасход, и мы надсадили глотки, ругаясь, — каждую сотню долларов из него приходилось вырывать, как брать крепость — штурмом и долговременной осадой.

Но какое это все имело значение. Это все было совершенно не важно. Я снимал свой собственный музыкальный клип!

Я сделал четырнадцать вариантов сценария, и в конце концов мы вернулись к самому первому варианту, — но это было не важно. На съемках поющая девушка непременно закатывала мне истерику, крича, что за такие деньги могла бы нанять себе Спилберга, — но и это было не важно. Не важно было, что пришлось быть самому не только сценаристом, но еще и администратором ролика, что в конечном итоге пленки у меня оказалось в два раза меньше, чем требовалось, что где-то оставил шапку и кто-то ее прибрал. Все было неважно, все.

Оператором на клип я, естественно, пригласил Николая. Будь то телесъемка, я бы прооператорствовал без посторонней помощи, но кинокамера это для меня была терра инкогнито. На съемках, однако, я дорвался: заставлял Николая учить меня обращению с камерой каждую свободную минуту, и под конец несколько дублей сделал вместо него.

Лепил я клип на коленке. В студиях «Видео-центра» нельзя было и показаться, и пленки я проявлял на «Мосфильме», оцифровывал их, перегоняя на магнитные носители, в Агентстве печати на Зубовском бульваре, а монтировал по ночам в Стакане, используя свои знакомства с видеоинженерами. За время, что монтировал, я превратился в настоящего филина: в десять вечера у меня начиналась рабочая смена, в восемь утра заканчивалась, ложился я спать где-нибудь около полудня и просыпался ко времени, когда снова пора было собираться в Стакан.