Павел Иванович снова взглянул на Делигова и первый раз поймал настороженный взгляд его зеленых глаз. Этот взгляд как-то не вязался с рассказом и с суровым, простодушным тоном рассказчика, но спрашивать было уже нечего.

Лузнин поднялся,

— Ну, вот, пожалуй, все. — Но тут же Павел Иванович поправился: — Пока все.

— Это почему «пока»? — не понравилась последняя фраза Делигову.

— Причина смерти Десяткова полностью не выяснена, поэтому и говорю «пока». Впрочем, вам-то что беспокоиться, если вы ни в чем не повинны. До свидания, Яков Андреич.

— Прощайте,

Когда Лузнин вышел за ворота, он сразу же заметил Павлину Афанасьевну. Она стояла на улице, беспокойно озираясь.

— Тетя Паша! — окликнул Павел Иванович свою сотрудницу. — Вы кого ждете?

— Вот тебе и фрукт! — резко отозвалась Павлина Афанасьевна. — Или память у тебя дырявая, или смеешься надо мной, старой?

Павел Иванович всегда удивлялся этой маленькой женщине. Отчитает, и не поймешь за что. Он порой откровенно робел перед ней, опасаясь ее острого языка, и старался разговаривать как можно мягче. Наверное, поэтому своевольная женщина и благоволила к нему.

Прокурор Афинов однажды пытался уволить уборщицу за резкость и попрание всех и всяких авторитетов, но Павлина Афанасьевна рассмеялась ему в лицо:

— Меня, милый мой, нельзя уволить, — с достоинством сказала она. — Нельзя, понимаешь? Так же нельзя, как Левушку Толстого от церкви отлучить. Меня от прокуратуры даже отодрать невозможно. Попробуй, если хочешь. Я тут мыкаюсь с первого дня Советской власти. Таких, как ты, пережила не меньше сотни… За меня, милок, вся Советская власть встанет. Во как оно получается. Все законы наперечет знаю. Так что не ерепенься попусту, потому что я крепко стою на земле.

«Попробовать» Афинов действительно не решился, а потом даже отругал себя: тоже нашел на ком силу показывать!..

— Так в чем, собственно, дело? Что вас так взволновало? — спросил Лузнин.

— А ты, Паша, погляди во двор батюшкин. Погляди, погляди, зенки не вылезут.

Лузнин, поднявшись на носки, заглянул во двор Десятковых. Он был пуст.

— Что случилось?

— А ничего не случилось. Сам же отдал приказ и туда же, удивляется. А я, дура, везде треплю языком: добрый человек у нас Паша, душевный, не чета остальным. А он вишь что отмочил.

— О чем вы, тетя Паша?

— Зачем послал батюшку резать?

— Ах, вот в чем дело! Очень нужна экспертиза. Сами же навели меня на подозрение. Да и мне сдается: здесь преступление кроется.

У Павлины Афанасьевны появилось выражение испуга в глазах. Павел Иванович даже не сразу поверил, что эта женщина может пугаться.

— Стало быть, поверил? О господи! Оттого-то сердце мое тревожилось. И слухи всякие.

— А что за слухи?

— На карандаш хочешь, в протокол? — насторожилась уборщица.

— Ив протокол можно, если сообщение стоящее.

— Не стану я говорить.

— Это вы зря, Павлина Афанасьевна. Если не хотите говорить — я скажу. Слухи слухами, а вы чувствуете и даже уверены, что совсем не нехристи помогли вашему батюшке на тот свет попасть. Совесть вас мучает, поэтому вы и решили поговорить со мной.

— Свят, свят, свят! — Павлина Афанасьевна стала мелко-мелко креститься.

— Да что случилось-то?

— Я и в самом деле дожидалась тебя. Вот тут у меня камень, Паша, — Павлина Афанасьевна прижала сухонький кулак к груди. — Душа горит, не могу больше молчать. Только ты-то откуда знаешь о моих мыслях?

— Догадываюсь, тетя Паша. С людьми живу, приглядываюсь к ним, прислушиваюсь, оттого и кое-что знаю.

— Выходит, и к верующим прислушиваешься? — Голос Павлины Афанасьевны прозвучал недоверчиво.

— Выходит, так.

— Так вы их не любите, верующих-то.

— Не любим верующих? Да кто вам сказал об этом?

— Кто, кто!.. Батюшка говорил, вот кто.

— Десятков?!

— Какой Десятков! — Павлина Афанасьевна с досадой поморщилась. — Отец Иосиф и мухи боялся обидеть. Мог ли он та-кие слова говорить!

— Кто ж тогда?

— Есть кому.

Лузнин понял, что он нашел, пожалуй, единственно правильную дорожку к душе этой женщины.

— Павлина Афанасьевна, я сейчас домой на часок загляну, потом в прокуратуру приду. Очень вас прошу, зайдите ко мне. Потолковать надо, посоветоваться. Я ведь в самом деле ничего не понимаю в делах церковных. А вы можете помочь, я это чувствую. Можете помочь, если, конечно, захотите.

Лицо маленькой женщины смягчилось.

— Отчего же? Зайду. Хватит в молчанку играть. Намолчалась…