— Командир, долго нам тут еще париться? — поинтересовался сержант, прозванный за длинную шею Жирафом.

— Пока отбой не дадут, — ответил Кудрявый.

— Занимаемся всякой хренью. В Чечне на блокпостах гнили, как салабоны первого года службы, дома в партизан играем, — бурчал сержант.

Командир строго посмотрел на подчиненного:

— Приказы не обсуждают.

— Да знаю! С детского садика эту бодягу в башку вдалбливали.

— Хорош, Жираф, гундосить. Отгони «уазик» в кусты. Тачку поставь на дороге. Никакой маскировки, — нашел к чему придраться Кудрявый.

— Так мы же не у «чехов». На исторической родине, можно сказать, тусуемся. Чего зря суетиться, — не унимался упрямый сержант.

Командир, которому до чертиков надоел этот пикник на свежем воздухе, тихо выматерился и, напустив на себя суровый вид, рявкнул:

— Отставить разговорчики. Выполняй приказ. А потом шуруй метров двести вперед и занимай позицию в кустах. Оттуда будешь вести наблюдение.

Длинношеий собровец подчинился без особого энтузиазма и направился к машине с натянутым брезентовым верхом. По дороге костерил начальство, дурные распоряжения, душное лето и отцов-командиров.

— Так бы в финчасти глотку драл. Пугал бы тыловых крыс, которые наши боевые заныкали. Финансисты долбаные. Начальникам деревянные в зубах приносят, а нам фиги крутят. Что за страна!.. Ловишь всяких уродов за бесплатно, и на тебя еще покрикивают. Кругом одна муть. Хоть бы с лялей какой-нибудь познакомиться, чтобы крыша не поехала… — теперь уже громко ворчал сержант, удалившись от командира на безопасное расстояние.

Отогнав машину подальше в лес, собровец побрел на позицию. Старлей Кудрявый задумчиво смотрел ему вслед. Он не держал зла на подчиненного. Жираф был прав на все сто. Деньги, положенные за боевые выходы, подолгу не платили. Начальство долбало мелочными придирками. Жена, у которой нервы от этой жизни совсем расшатались, закатывала истерики.

Проводив бойца взглядом, старлей потер виски. То ли от свежего воздуха, то ли от перемены погоды разболелась голова. А может, давала себя знать контузия, полученная в бою.

Еще в первой командировке их отряд напоролся на засаду, не доезжая километра до спасительного блокпоста. Боевики взяли колонну в клещи и долбили из гранатометов. Потом за дело взялись снайперы, засевшие на склонах гор.

Лейтенанту Кудрявому повезло. Взрывной волной его сбросило с брони БТРа, который уже через секунду полыхнул, словно коробок спичек. Теряя сознание, собровец отполз подальше от смрадного костра. Не видя перед собой цели — глаза застилал кровавый туман, — Кудрявый пускал длинные очереди в сторону гор, пока его не подхватили чьи-то сильные руки…

Уже позже, в госпитале, Кудрявому рассказали, что с блокпоста засекли бой. Старший поста вызвал «вертушки». Вертолеты прилетели мгновенно и принялись утюжить склоны гор. «Чехи» стали спускаться. Они надеялись, что «вертушки» прекратят обстрел, боясь задеть своих. Но летуны продолжали молотить из всех стволов и ракетных установок. Группа солдат под командованием какого-то отчаянного контрактника прорвалась к пылающим машинам Этот контрактник, отстреливаясь от наседавших боевиков, и вынес контуженого лейтенанта на своем горбу

Позже Кудрявый пытался разыскать своего спасителя. Он смутно помнил его лицо, только голос не мог забыть. Задыхаясь, парень хрипел сквозь зубы:

— Держись, мент. Где наше не пропадало…

Этот хрип еще долго звучал в ушах собровца. А потом пришел черед новых командировок на войну. Поиски оказались безуспешными. Лихой контрактник как сквозь землю провалился. Постепенно воспоминания стали бледнее. Но — иногда во сне перед глазами возникала пылающая колонна, а в ушах звучали предсмертные крики товарищей, и кто-то, вытаскивая его из ночного кошмара, говорил:

— Не дрейфь, мент. Прорвемся…

Вечерело. Затянувшийся пикник утомил собровцев. Где-то в кустах попыхивал сигаретой Жираф. Он курил, спрятав по военной привычке сигарету в кулак. Так дымят солдаты и заключенные. Стараются не привлекать к себе внимания. Подошедший к Кудрявому рослый боец, прозванный в шутку Гномом, тихо сказал:

— Слышь, командир. Жираф там совсем мхом покрылся. Пусть к нам идет. Вместе веселее.

Раздраженный бессмысленным ожиданием, старлей заупрямился:

— Не барышня. На него одиночество положительно действует. Вернется, опять будет скрипеть, как несмазанное колесо.

Великан поправил ремень автомата и тяжело вздохнул:

— Придираешься, командир.

— Гном, хорош грузить. И так на душе тошно. Болтаемся тут как г… в проруби, — вяло огрызнулся старлей.

— Это точно. Зэчары в Москву попрут. В большом городе затеряться легче. Запрыгнут в какой-нибудь товарняк. Доедут до первой товарной станции — и ищи ветра в поле. А нас к ночи комары сожрут, — авторитетно заявил Гном, показывая расчесанную руку с пунцовым свежим укусом.

Кудрявый не сдержал улыбки. Уж слишком комичной выглядела жалоба гиганта. Старлей понимал, как тягостно для собровцев безделье, они привыкли к молниеносным операциям, стремительным броскам и рискованным акциям. Перекрывать собровцами глухие дороги все равно, что с волкодавами ходить на утиную охоту — понта много, а эффект нулевой. У каждого свое предназначение. Но кабинетное начальство распорядилось по-своему.