Но не успел.

Она сама расправилась с этим ублюдком, в процессе получив ножевое ранение. За все годы работы с Ганнером я никогда не видел, чтобы он становился таким бледным, как в тот момент.

Я уставился на темное пятно.

— Блять! — Ганнер кричал, сползая по стене больницы. Нас не пустили в операционную, и мне пришлось удерживать друга от попыток силой проникнуть внутрь. Единственное, что заставило его успокоиться, это когда я указал на дрожь в руке хирурга.

— Ты хочешь, чтобы он зашивал твою девушку с трясущейся рукой? Потому что именно это произойдет, если ты прямо сейчас не возьмешь себя в руки, Ганнер.

Только тогда он успокоился.

— Так вот на что это похоже? — спросил он. От него исходило опустошение. Мне не нужно было спрашивать его, что он имеет в виду. Я знал.

Потерять того, кого любишь — самая жестокая форма наказания.

Я опустился перед ним на колени, положив руку на его плечо.

— Нет, брат. По-настоящему больно, когда ты закапываешь их в землю. Все приходят, чтобы выразить сожаления, и ты знаешь, что после этого они продолжают жить своей гребаной жизнью, как будто ничего не случилось. Этот момент — не что иное, как маленький пробел в их неделе. И каждый гребаный день тебя дразнят тем фактом, что ты, блять, справился, а любимый человек, — нет.

Он моргнул, глядя на меня с открытым ртом, а что, черт возьми, на это ответить?

— Но ты не будешь испытывать такого отчаяния, потому что твоя девочка справится, — уверенно сказал я, вставая, уходя и крикнув, что куплю нам немного еды.

Я не мог оставаться рядом и видеть жалость в его глазах, когда он переваривал то, что я вывалил на него.

Нежный голос Никки застал меня врасплох.

— Ты видел, как она это сделала, да? — я несколько раз моргнул, возвращаясь к реальности после краткого мысленного бегства. Даже не заметил, что она остановилась рядом со мной. Ее маленькая ручка легла на мое предплечье, и желание обнять ее с ревом вернулось. Я просто хотел ощутить ее всем телом.

— Убивать дорогих тебе людей, особенно когда они предают, это… — ее голос затих.

Никки выглядела так, словно она тоже витала в своих мыслях, уставившись в точку на стене. Хватка на моем предплечье усилилась, ее задумчивое выражение становилось все более напряженным… сердитым.

— Это тайное желание? Или… — осторожно и тихо спросил я, чтобы все парни, толпящиеся вокруг, не услышали наш разговор. Казалось, она не хотела, чтобы кто-то еще знал, о чем мы говорим. Черт, наверное, она даже и мне говорить не хочет.

Ее плечи напряглись, отчего и без того хорошая осанка стала почти идеальной. Было что-то странное в ее тоне. Моя интуиция подсказывала, что она сказала это не в теории.

Кто ее предал? Не поэтому ли она нужна русским? Она убила того, кого не должна была убивать?

— Я бы… — все, что она собиралась сказать, прервалось.

Роберт встал между нами, разрушив маленький пузырь нашей близости. Уязвимость в голубых глазах Никки исчезла, сменившись игривой улыбкой и веселым тоном — это тактику я мог распознать за милю.

Как говорится, рыбак рыбака видит издалека.

— Эй, ублюдок. Где мой буррито?

Роберт выхватил бумажный пакет у меня из рук, не теряя времени, развернул фольгу, откусил кусочек, громко застонав с набитым ртом. Вот ублюдок. Не могу винить его — я также стонал, когда чуть раньше ел буррито. Никки дразнила меня, говоря, какой я голосистый, поэтому, естественно, я сказал ей, что в постели звучу еще лучше.

Это обернулось против меня, потому что то, как она смотрела на мои губы, облизывая свои, заставило мой член пробудиться к жизни. Сегодняшний вечер будет мучительным. Я должен буду смотреть, как она танцует, потому что теперь это моя работа, а значит, синие яйца — неизбежная часть моей жизни в обозримом будущем.

Моя рука покроется мозолями.

Я обнял Роберта за плечи, надеясь отвлечь себя от мыслей о том, что мне придется увидеть тело Никки в кружевах, и пытаться действовать профессионально.

— Слушай, придурок, иди в другое место ешь, потому что я пиздец какой голодный, — проворчал я.

Никки остановилась на полуслове в разговоре, который они с Бето вели о сегодняшнем шоу.

— Ты недавно сожрал буррито и три тако. Как ты можешь быть голодным? — спросила она, бросив на меня шокированный взгляд.