Шрифт:
Коп продвигался не спеша, боясь, что солдат придет в себя и бросится бежать. Но раненый стоял, будто уже успел пустить корни. Коп напряг мышцы и одним прыжком преодолел разделявшее их пространство.
Он свирепо обрушил ствол своего пистолета на шею Карло, попав как раз чуточку пониже уха. Солдат медленно развернулся к нему лицом, продолжая стоять как прикованный, и в течение нескольких секунд, казалось, с глубоким изумлением рассматривал своего обидчика.
Затем глаза солдата остекленели, и он бревном рухнул на платформу. И когда серый густой туман уже почти полностью окутал его мозг, откуда-то из глубин сознания выплыла последняя, удивительно не соответствующая ситуации мысль: «Он ударил меня… Физический контакт? Не верю, этого не может быть! Куда меня занесло?!»
Слабый свет еле-еле просачивался неизвестно откуда. Тени ползли и раскачивались, неохотно превращаясь в объемные предметы.
— Эй, Мак! Огонька не дашь?
Тени закрывали обзор Карло, но он понимал, что лежит на спине, глядя прямо вверх. Солдат повернул лицо, и тут же перед ним сфокусировалась стена, причем почти у самого носа. Тогда он повернул голову в другую сторону. Снова возникла стена, но уже в футах трех от него — сплошное собрание серых бесформенных пятен. Внезапно он ощутил сильную боль в затылке. Попробовал пошевелиться, пытаясь покрутить головой, но боль не исчезла. Тут он обнаружил еще, что лежит на какой-то твердой металлической штуковине, и попробовал сесть. Боль переместилась выше, вызвав тошноту и на считанные секунды вновь затуманив зрение.
Когда все пришло в норму, Карло попытался медленно сесть. Перекинул ноги через острый край какого-то мелкого металлического корыта. Корытом оказалась безматрасная койка с дном, продавленным сотнями мужских тел, лежавших на ней до него. Он находился в камере.
— Эй! Я спросил, не разживусь ли у тебя огоньком?
Карло отвернулся от голой задней стены камеры и глянул сквозь прутья решетки. К металлу прижалась чья-то рожа с носом, ни дать ни взять похожим на луковицу. Человек был невысок и одет в грязные тряпки, вонь от которых ударила по ноздрям Карло с чудовищной силой. Глаза незнакомца налились кровью, а нос был испещрен сетью голубых и красных сосудов. Застарелая форма алкоголизма — такая болезнь, казалось, сочилась из каждой поры этого чучела; аспе гозасеа [1] превратила его нос в жуткий нарост, покрытый рытвинами и буграми.
1
Кожная болезнь, выражающаяся в появлении крупных красных угрей и бородавок и воспалении кровеносных сосудов (здесь и далее примеч.пер.)
Карло понимал, что его засадили в тюрягу, а по внешнему виду и даже по запаху своего нового приятеля тут же установил, что тюрьма не военная. Алкаш продолжал пялиться на него с немым удивлением.
— Спичка, Чарли? Спичек у тебя не найдется?
Бродяга выдвинул вперед свои распухшие влажные губы, дав возможность появиться изо рта на свет божий небольшому обсосанному со всех сторон окурку.
Карло тупо уставился на бродягу — он ни слова не мог понять из того, что тот сказал. Хотя алкаш разговаривал вроде бы медленно и довольно отчетливо, но смысл как-то не улавливался. Однако Карло знал, как следует отвечать.
— Куарло Клобрегнни, рьявой, шестпятодиннулдвадвадьветь, — механически отчеканил солдат без запинки, сливая слова в нечто подобное злобному ворчанию.
— Чего бесишься, дружище? Я, что ль, тебя сюда запузырил? — урезонивал его любитель спичек. — Мне надо всего-то огоньку вот для этого огрызка. — Он поднял вверх два дюйма обмусоленного окурка. — А как прикажешь понимать, что тебя как фрайера держат в клетке, не пускают шляться в натуре по этой долбаной каталажке? — Он ткнул большим пальцем через плечо, и Карло впервые обнаружил, что в тюрьме есть и другие люди.
— А, да пошел ты на хрен, — пробормотал алкаш. Он еще раз выругался себе под нос и отвернулся. Затем, пройдясь меж рядов пустых коек, уселся рядом с четырьмя другими узниками, чем-то схожими по выражению лиц; они лениво кейфовали вокруг грубо сколоченной комбинации стола и скамеек. Этот гибрид, несколько напоминавший всем известную пикниковую меблировку, был наглухо привинчен к полу.
— Псих долбаный, — объявил алкаш остальным, кивнув лысиной в сторону солдата в длинном плаще и металлическом, тесно облегающем панцире. Затем взял со стола измятые ошметки древнего журнала и принялся листать их с видом человека, знающего наизусть каждую строчку текста и каждую женскую фотографию.
Карло оглядел камеру. В маленьком помещении стояли раковина с краном, который приводился в действие нажимом пальца и снабжал узника холодной водой, а также стульчак без сиденья и бумаги, цельнометаллический, рассчитанный на человека среднего роста и накрепко привинченный к стене. Слабенькая, забранная в решетку лампочка тускло светилась на потолке. Три стены сделаны из прочного металла; такие же пол и потолок, склепанные по швам воедино. Четвертую стену заменяла дверь из толстых металлических прутьев.
Уплотнитель мог бы разрушить эту сталь, подумал Карло, инстинктивно потянувшись к сумке. Он впервые случайно вспомнил о ней, но стоило ему дотронуться до сумки, как тут же стало понятно, что ее внушительный вес значительно уменьшился. Исчезли патронташи. И брандельмейер, разумеется. Равно как и сапоги. Хотели, видимо, стащить и плащ, но он являлся неотъемлемой частью обтягивающего как кожа костюма, сотканного из металлических нитей, и у неизвестных посягателей ничего не вышло.
Потеря сумки была самым тяжелым ударом. Все, что пока произошло с Карло, случилось так быстро, так внезапно и в таком калейдоскопическом беспорядке, что солдат впал в ступор и им овладело ощущение безнадежности и бессмысленности всего происходящего. Он снова сел на койку, острый металлический край которой тут же болезненно врезался в ягодицы. Голова все еще раскалывалась по причине объединенного воздействия удара, нанесенного полицейским, и голого металла койки, на которой Карло пришлось валяться. Дрожащими пальцами он провел по затылку, привычно ощутив жалкую поросль коротких каштановых волос, коротко остриженных по военной моде.