У кого душа пролетарская, пристраивайтесь к нам! Будем драться до последней капли крови за нашу родную Советскую власть! Кто имеет совесть, пусть притащит с собой все, что только может, для наших братьев-красноармейцев, которые своей рабоче-крестьянской крови для нас не жалеют и отдают ее каплю по капле мировой революции. Правильно я говорю или нет? Скажите прямо!

— Правильно! Хорошо говоришь, Овруцкий!

— Ну вот! — махнул он рукой, нахлобучил кубанку на голову и умолк.

— Так я все-таки не понимаю, чего от меня хотят, — раздался недовольный голос Авром-Эзры. — Может быть, ты, Овруцкий, собираешься сделать из меня на старости лет солдата-новобранца?

— Солдатом вас сделать? Нет, господин Цейтлин, мы вам винтовку не доверим, поскольку вы сами являетесь первейшей контрой… прыщом на здоровом теле революции… От вас мы хотим только получить хлеб и несколько лошадей…

Одобрительные возгласы послышались со всех сторон:

— Правильно! Правильно!

— Пусть дает хлеб и лошадей!

— Конный завод у меня, что ли?! — стараясь перекричать всех, завопил Авром-Эзра. — Горе у меня, болячки, не лошади!.. И хлеб где я вам возьму? Рожу его вам, что ли? Или урожай у нас нынче очень велик? И разве не знаете, сколько хлеба и всякого добра вывез батько Махно?..

— Нет у него, несчастного, хлеба? Что ж, давайте, люди, соберем пану Цейтлину милостыню!..

— Пожертвуйте, люди добрые, на пропитание бедняку… Умирают с голоду Авром-Эзра Цейтлин и его зятек!..

— Пусть он отдаст тот хлеб, который еще в прошлом году закопал в землю!..

— Голодранцы, босяки! — воскликнул Авром-Эзра, и мясистое лицо его побагровело. — Вы что, уже забыли, как я вас всех спасал от голода в прошлом году? Но ничего, теперь вы у меня пухнуть будете, если вы такие умники! Никому не одолжу ни ведерка муки, вот и будете знать, как смеяться над Цейтлиным…

— За каждое ведерко ты три шкуры с нас драл!

— Как на панщине мы у тебя работали, живодер!

— Это кто сказал? — оглянулся по сторонам Авром-Эзра. — Не забывайте старую поговорку: «Придет еще коза к возу и скажет: «Ме-е!»

— Не дождешься!..

Овруцкий не выдержал, снова вылез на воз и сорвал кубанку с головы.

— Господин Цейтлин! — крикнул он. — Не устраивайте ярмарку! Говорите: дадите вы лошадей и хлеб или не дадите?..

Старик махнул рукой:

— Ладно, пусть будет по-вашему. Хлеба пожертвую мешок-другой. Но лошадей? Где я вам их возьму? Лошади мои подохли… Хоть стреляйте, нет у меня лошадей!

А люди уже тащили к возам мешки, узлы, верейки. Несколько человек подошли к Овруцкому, прося записать их в добровольцы.

Стоя рядом с женой, Шмая-разбойник вдруг тряхнул головой, взял Рейзл за руку и торопливо заговорил:

— Что ж, Рейзл, дорогая, я тоже пойду С НИМИ… Не дело в такое время дома сидеть. Надо подставить плечо… Запишусь…

— С ума ты сошел! — испугалась она. — Мало ты в окопах провалялся? Ты же весь изранен! Пусть идут те, кто помоложе…

— Ничего, родная моя, за битого солдата шестерых небитых дают! — ответил наш разбойник и твердым шагом направился к Овруцкому.

— Ну что ж, начальник, пиши и меня в список. Пойду с вами…

Овруцкий обрадовался, похлопал Шмаю по плечу:

— Молодец, товарищ Спивак! Немного еще повоюешь, зато на старости лет сможешь спокойно греться на печи…

— Нет, брат, и на старости лет мы тоже не будем сидеть на печи… Руки у нас не приспособлены к тому, чтобы ничего не делать. Не будут они винтовку держать, возьмутся за топор, за молоток. Покой у нас уже будет на том свете…

Овруцкий обнял Шмаю.

— Вот так я люблю! Это по-нашему! — И, заметив влажные глаза Рейзл, добавил: — А она что говорит?

— Ничего! Ей не привыкать быть солдаткой… Кому-то ведь надо воевать? Три года с гаком я за «веру, царя и отечество» воевал, надо теперь повоевать и за свою власть…

— И я так считаю! — оживился Овруцкий, записывая его в список.

Авром-Эзра затерялся в толпе, надеясь, что о нем забудут в этой суматохе. Но Овруцкий, поискав его глазами, громко спросил:

— Куда это девался наш барин? Не думайте, Авром-Эзра, что мы с вами шутки шутим! Вы нас задерживаете…

— Возьми нож, душегуб, и режь меня на части! Перережь мне глотку!.. Нет у меня никаких лошадей. Я от ваших замечательных порядков скоро нищим стану…

— Смотрите, не пожалейте! — крикнул Овруцкий. — Не забудьте, что я человек сердитый! Не для себя беру, а для тех, кто идет кровь проливать за нашу землю. Мы жизни своей не жалеем, а вы торгуетесь тут, как на ярмарке!

Цейтлин кряхтел, ломал руки, проклинал все на свете и оттягивал время, словно ожидая чуда.

Вдруг мальчишки на деревьях закричали хором, указывая пальцами в сторону степи:

— Дяденька председатель! Дяденька Овруцкий, видите, рыжий заика лошадей угоняет!..