Здесь точно охарактеризованы и жанр книги, и ее концепция, и позиция автора. Перед нами своего рода групповой портрет петербургской бюрократии рубежа веков. С этим связаны как сильные, так и слабые стороны воспоминаний (например, характерная периодизация их по эпохам правления министров внутренних дел и премьеров, которой автор придерживается даже тогда, когда его собственный материал не вмещается в эти границы). Сочинение Гурко — это не воспоминания в узком смысле слова. По существу, перед нами история последнего царствования, написанная активным и влиятельным участником событий, много знавшим и много передумавшим. Наряду с рассказом о некоторых конкретных обстоятельствах, часто более нигде не описанных, читатель найдет здесь множество портретов, мыслей и оценок, свидетельствующих о тонком уме и проницательности автора.

Биографические сведения о В.И.Гурко довольно скудны. Возможно, это является результатом его целенаправленных усилий. Гурко никогда не любил говорить о себе. Он, например, отказался предоставить материалы издателю справочника о членах Государственного совета, посетовавшему, что «несколько лиц или совершенно не имели своих портретов, или почему-либо дать их не пожелали»[3]. В записках В.И. Гурко прямо сформулировал принцип «неупоминания о самом себе»; безусловно, он имел некоторые основания в известные периоды своей жизни избегать публичности, поскольку судьба его складывалась отнюдь не просто.

Владимир Иосифович Гурко родился 30 ноября 1862 г.[4] Он происходил из рода, оставившего заметный след в военной истории России. Дед его в 1840-е гг. командовал Кавказской линией. Отец — фельдмаршал И.В.Гурко — был одним из главных авторов победы России в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Брат — Василий Иосифович — сделал блестящую военную карьеру, достигнув во время Первой мировой войны поста командующего Западным фронтом и начальника Генерального штаба.

Владимир Гурко не пошел традиционной для семьи военной стезей и по окончании в 1885 г. Московского университета избрал гражданскую службу. Начал он ее в должности комиссара по крестьянским делам Гродецкого и Радиминского уездов Варшавской губернии. Энергично принявшись за дело, молодой, честолюбивый и хорошо образованный чиновник усердно вникал в суть аграрного вопроса и вскоре сделался настоящим экспертом. Уже в 1887 г. он публикует экономические очерки «Дворянское землевладение в связи с местной реформой, обратившие на себя внимание специалистов. Продвижение по служебной лестнице совершалось быстро и без помех, Гурко становится членом варшавского губернского присутствия по крестьянским делам, а затем исполняет должность варшавского вице-губернатора.

С 1895 г. начинается новый виток его карьеры, Гурко переезжает в Петербург и в апреле поступает на службу в Государственную канцелярию — учреждение, занимавшееся подготовкой законопроектов для Государственного совета. В 1898 г. он уже помощник статс-секретаря департамента экономии. Эту школу прошло немало государственных мужей старой России, для многих Государственная канцелярия служила трамплином к высотам власти. Гурко не был исключением. В 1902 г. новый министр внутренних дел В.К.Плеве предоставил ему пост начальника земского отдела, ведавшего общественным управлением и поземельным устройством всех разрядов крестьян.

К этому времени взгляды Гурко на крестьянский вопрос вполне сформировались и были изложены в экономических траттах «Очерки Привислянья» (М., 1897) и «Устои народного хозяйства России» (СПб.,1902). В дальнейшем Гурко подробно развил их в публикациях, получивших широкую известность, — брошюре «Отрывочные мысли по аграрному вопросу» (СПб., 1906) и нашумевшем докладе «Наше государственное и народное хозяйство» (СПб., 1909) на V съезде уполномоченных объединенных дворянских обществ. Обычно позицию Гурко трактуют как прагматичную защиту исключительно дворянских интересов, что, на первый взгляд, естественно для члена Совета объединенных дворянских обществ. Однако это не совсем верно.

Гурко правильнее всего охарактеризовать как «государственника. С его точки зрения все сословные и классовые интересы должны быть подчинены общей задаче — обеспечению мощи и процветания России в целом. Отталкивается Гурко в своих рассуждениях от наблюдений над «инородческой окраиной» империи, где ему довелось начать служебную карьеру, заставляющих задумываться над проблемами, как ныне бы выразились, геополитического порядка. Уже в 1897 г. он указывает на ошибочность дальневосточной экспансии, в результате которой Россия рискует «не только потерять плоды всей многовековой борьбы с Польшей и Турцией, но еще и впредь обречь себя на роль чернорабочего Европы, с ломом и киркой прокладывающего ей путь на Восток»[5]. Россия, по мнению Гурко, уже утрачивает позиции в Европе: «…в то время как русский крестьянин ежегодно десятками тысяч переселяется в далекие тундры Сибири, — замечает он, — наши западные окраины <…> наводняются немецким пришельцем, мирно, но стойко и неуклонно отодвигающим наши этнографические границы к востоку»[6].

Основой могущества страны может быть только высокопроизводительное хозяйство. Между тем Россия начинает проигрывать в этом всемирном соревновании, она и до революции 1905 г. «занимала последнее место среди других мировых держав», а после революции «ее экономическое положение проявляет грозные признаки ухудшения: количество многих производимых страной ценностей уменьшается, удовлетворение главнейших народных потребностей понижается, государственные финансы приходят все в большее расстройство»[7]. Источник слабости — в низкой культуре земледелия, не позволяющей развить все производительные силы нации и поставить ее вровень с европейскими соседями, которые «на таком земельном пространстве и при таких климатических условиях, при наличности которых мы не в состоянии добыть от природы необходимое для удовлетворения наших ограниченных нужд, <…> извлекают достаточное количество ценностей для удовлетворения своих развившихся потребностей»[8].

Ни один из существующих типов земледельческого хозяйства, по мысли Гурко, не может служить базой для подъема экономики. Мощная финансовая поддержка, оказанная дворянству, не пошла ему впрок, «потребности минуты <…> заслоняли выгоды будущего и в громадном большинстве случаев всецело поглощали… предоставленные им для поднятия хозяйства денежные средства»[9]. Мелкое крестьянское хозяйство не может выступить в такой роли ввиду низкой производительности и культуры земледелия. Тем самым «жизнь настоятельно требовала не поддержания сельского хозяина, а поддержания и развития самого сельскохозяйственного промысла»[10]. Крестьянство нуждается помимо земельной собственности еще в соседстве дворянской усадьбы, которая должна объединить «русскую культуру с русской народной стихией»; на поместном дворянстве, по представлению Гурко, «держалась вся земская работа, работа, направленная на пользу народных масс»[11]. Здесь центральная для понимания дальнейшей деятельности Гурко мысль о том, что ни крупные латифундии, владельцы которых не заинтересованы в интенсификации хозяйства, ни крестьянский двор в его современном виде не могут быть основой будущего процветания России. Гурко видится, пожалуй, тот тип капиталистического хозяйства, который теперь назвали бы крупным фермерством. «Лишь владельцы имений средней величины с такою доходностью, которая удовлетворяет современным потребностям интеллигентной семьи в деревенской обстановке, могут и имеют все к тому побуждения повысить технику сельскохозяйственного промысла, да и вообще культурный уровень местной жизни. <…> Как интересы государства, так и интересы деревни в равной степени говорят за всемерное содействие образованию владений средней величины из крупных поместий и за прекращение дальнейшего дробления владельческих земель на мелкие участки с переходом их в крестьянские руки»[12].