— Этот да, этот может, — фыркнул Тихомиров. — Любитель варенья…

— Хорош тебе уже брюзжать, Вов, — подлил себе вина Морозов и с хитрым прищуром посмотрел на меня. — Дим, а помнишь я тебе говорил про свою внучку?

— О, боги, — закатил глаза Владимир. — Началось! Паша, ты сваха похуже моей жены!

Морозов засмеялся, глотнул из фужера и произнёс:

— Я не сваха, а тот, кто смотрит в будущее! К тому же, Петя не против. Ведь так, Петь?

Так, я чего-то не знаю? С какого это перепуга он приплёл сюда моего деда?

— Пусть молодые сами решают, — неопределённо пожал мой старик плечами. — Но познакомится, всё же, стоит.

— Тогда решено! — встал на ноги слегка пошатывающийся Морозов. — Иннокентий!

Дворецкий ветром влетел в гостиную и склонился в ожидании приказа.

— Скажи Елизавете, чтобы спустилась к нам!

— Но, господин… Молодая госпожа убыла к виконтессе Митрофановой с гостевым визитом…

— В смысле?! — удивился Павел Алексеевич. — Я же запретил!

Дворецкий побледнел и замялся.

— Вот, пигалица мелкая… Ну я ей устрою! — посмотрел Морозов на меня и извиняющейся улыбнулся. — Гхм… Дим, похоже, что ваше знакомство придётся отложить.

— Ничего страшного, — хмыкнул я. — В другом раз как-нибудь.

Такой ответ Морозова не особо устроил. Почуял, что я хочу свинтить и отдал приказ вернуть внучку домой. Хитрожопый дед… Но ничего, задерживаться я не собирался, а потому сразу же пошёл в атаку и обратился к Тихомирову:

— Владимир Сергеевич, скажите, если ли возможность заказать работу из-под ваших рук?

Тихомиров бросил на меня взгляд, поджал губы. Мой старик немного удивился, а вот Морозов хмыкнул.

— У меня очередь расписана на следующие два года.

— Хорош свистеть, Вова, — прищурился Павел Алексеевич. — Нет у тебя никаких очередей.

— Всё-то ты знаешь, Морозов, — язвительно бросил Тихомиров и посмотрел на меня. — Хочешь опять молот заказать? Или броню?

— Нет, — ухмыльнулся я, достал из кармана пиджака — мундир оставил в Центре — свёрнутый лист бумаги. — Вот это.

Тихомиров развернул листок, который заинтересовал двух сидевших напротив нас стариков. Они даже поднялись, чтобы посмотреть.

— Хм, это гладиус? Не, не похоже… — задумчиво пробубнил Морозов.

— Чем-то похоже на чинкуэду… — вставил мой дед.

— Нет, у чинкуэды ширина клинка у рукояти больше, — пробормотал Тихомиров, цепко оценивая сделанный за одну ночь чертёж одноручного меч. — Похоже на смесь Римских клинков и Бриташек, но это не они. Интересненько…

Вся эта троица синхронно повернули ко мне свои лица с немым вопросом, а я взял фужер с вином и с улыбкой спросил:

— Что?

— Так, — спустя несколько секунд молчания, Тихомиров быстро сложил лист бумаги и поднялся с дивана. — Я поехал!

— Эм, и что это было? — удивился я, когда старик ураганом вылетел из гостиной, чуть не сбив дворецкого за дверьми.

Мой дед и Морозов улыбнулись, а затем Павел Алексеевич сказал:

— Похоже, парень, клинок у тебя будет и очень скоро. Давно я не видел Вову в таком воодушевлении.

— Это да, — цыкнул дед. — Готов поспорить, что он уже сыну звонит и говорит тому разжигать кузню…

Морозов отпускать нас с дедом не хотел ни в какую, а потому мы застряли на пару часов, разговаривая обо всём. И в какой-то момент за окнами гостиной послышался звук скрипа резины, будто кто-то гнал и резко дал по тормозам, а спустя несколько минут за уже закрывавшимся дверьми помещения раздался женский раздражённый крик:

— ДЕДА, ЧТО ЗА ФИГНЯ?!

— О, а вот и моя внучка, — хитро улыбнулся Морозов и начал отчёт: — Один… Два… Три…

Двери гостиной распахнулись и внутрь влетела светловолосая невысокого роста фурия с перекошенном от злобы лицом. Вот только завидев сначала деда, а потом переключив свои карие глаза на меня, она резко замерла, как истукан.

— О, Лизочка, а вот и ты! — наигранно удивился Морозов, будто сам не отдавал приказ привезти её обратно. — А у нас гости. Ты же помнишь Петра Алексеевича?

Девушка заторможенно кивнула, всё так же продолжая пялится на меня широко раскрытыми глазами.

— Ну, а Диму представлять я думаю не надо. — ухмыльнулся Павел Алексеевич. — Всё же его фотография у тебя под подушкой лежит.

Чего?! Какая ещё фотография?

Елизавета побледнела после слов деда, потом стремительно начала сереть, а затем и краснеть. Ну прям черничный пирог.