Стихи
вернуться

Набоков Владимир
Шрифт:

Мечтал я о тебе так часто, так давно…

Мечтал я о тебе так часто, так давно,за много лет до нашей встречи,когда сидел один, и кралась ночь в окно,и перемигивались свечи.И книгу о любви, о дымке над Невой,о неге роз и море мглистомя перелистывал, и чуял образ твойв стихе восторженном и чистом.Дни юности моей, хмельные сны земли,мне в этот миг волшебно-звонкийказались жалкими, как мошки, что ползлив янтарном блеске по клеенке.Я звал тебя, я ждал. Шли годы. Я бродилпо склонам жизни каменистыми в горькие часы твой образ находилв стихе восторженном и чистом.И ныне, наяву, ты, легкая, пришла,и вспоминаю суеверно,как те глубокие созвучья-зеркалатебя предсказывали верно.6 июля 1921 г.

Как было бы легко, как песенно, как дружно…

Как было бы легко, как песенно, как дружномои моленья бы неслись,когда бы мы в саду, во храме ночи южнойс тобой нечаянно сошлись.Свет лунный по кустам, как лоск на мокрых сливах,там серебрится средь полян.Бестрепетны цветы. В аллеях молчаливыхмедвяный, бархатный туман.И ветерок вдали рождается, и вскоревздыхает жимолость во сне.За кипарисами угадываешь море.Чу! Море молится луне.Скользит оно, скользит, сокрытой страстью вея,и слышишь и не слышишь ты,и смутный мотылек, жужжа и розовея,считает смутные цветы.9 июля 1921 г.

От взгляда, лепета, улыбки…

От взгляда, лепета, улыбкив душе глубокой иногдасвет загорается незыбкий,восходит крупная звезда.И жить не стыдно и не больно;мгновенье учишься ценить,и слова одного довольно,чтоб все земное объяснить.Груневальд, 31 июля 1921 г.

Позволь мечтать… Ты первое страданье…

Позволь мечтать… Ты первое страданьеи счастие последнее мое.Я чувствую движенье и дыханьетвоей души… Я чувствую ее,как дальнее и трепетное пенье…Позволь мечтать, о, чистая струна!Позволь рыдать и верить в упоенье,что жизнь, как ты, лишь музыки полна.6 августа 1921 г.

Мерцательные тикают пружинки…

Мерцательные тикают пружинки,и осыпаются календари.Кружатся то стрекозы, то снежинки,и от зари недолго до зари.Но в темном переулке жизни милой,как в городке на берегу морском,есть некий гул; он дышит смутной силой,он ширится; он с детства мне знаком.И ночью перезвоном волн да кликомструн, дальних струн, неисчислимых струн,взволнован мрак, и в трепете великомвстаю на зов, доверчив, светел, юн…Как чувствуешь чужой души участье,я чувствую, что ночи звезд полны;а жизнь летит, горит и гаснет счастье,и от весны недолго до весны.14 августа 1921 г.

Рождество

Мой календарь полуопалыйпунцовой цифрою зацвел;на стекла пальмы и опалымороз колдующий навел.Перистым вылился узором,лучистой выгнулся дугой,и мандаринами и боромв гостиной пахнет голубой.Берлин, 23 сентября 1921 г.

Осенние листья

Стою я на крыльце. Напротив обитаетценитель древностей; в окошке пастушокточеный выставлен. В лазури тучка тает,как розовый пушок.Гляди, фарфоровый блестящий человечек:чернеют близ меня два голых деревца,и сколько золотых рассыпанных сердечекна ступенях крыльца.Кембридж, 8 ноября 1921 г.

Домой

На мызу, милые! Ямщиквожжею овода прогонит,и – с Богом! Жаворонок тонетв звенящем небе, и велик,и свеж, и светел мир, омытыйнедавним ливнем: благодать,благоуханье. Что гадать?Все ясно, ясно; мне открытывсе тайны счастья; вот оно:сырой дороги блеск лиловый;по сторонам то куст ольховый,то ива; бледное пятноусадьбы дальней; рощи, нивы,среди колосьев васильки;зеленый склон; изгиб ленивыйзнакомой тинистой реки.Скорее, милые! Рокочетмост под копытами. Скорей!И сердце бьется, сердце хочетвзлететь и перегнать коней.О, звуки, полные былого!Мои деревья, ветер мой,и слезы чудные, и словонепостижимое: домой!1917–192<1>

Велосипедист

Мне снились полевые дали,дороги белой полоса,руль низкий, быстрые педали,два серебристых колеса.Восторг мне снился, буйно-юный,и упоенье быстроты,и меж столбов стальные струны,и тень стремительной версты.Поля, поля, и над равнинойворона тяжело летит.Под узкой и упругой шинойпесок бежит и шелестит.Деревня. Длинная канава.Сирень цветущая вокругизбушек серых. Слева, справамальчишки выбегают вдруг.Вдогонку шапку тот бросает,тот кличет тонким голоском,и звонко собачонка лает,вертясь пред зыбким колесом.И вновь поля, и голубеетнад ними чистый небосвод.Я мчусь, и солнце спину греет,и вот нежданно поворот.Колеса косо пробегают,не попадая в колею.Деревья шумно обступают.Я вижу старую скамью.Но разглядеть не успеваю,чей вензель вырезан на ней.Я мимо, мимо пролетаю,и утихает шум ветвей.(1917–1922)

Бабочка

(Vanessa antiopa)Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей,вот распахнулась она; сквозь этот бархат живойсладостно светится ряд васильково-лазоревых зеренвдоль круговой бахромы, желтой, как зыбкая рожь.Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья,то припадая к коре, то обращаясь к лучам…О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь:голубоокая ночь в раме двух палевых зорь.Здравствуй, о, здравствуй, греза березовой северной рощи!Трепет, и смех, и любовь юности вечной моей.Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье,крылья узнаю твои, этот священный узор.(1917–1922)