— Еще покурить успею, — произнес я, выщелкивая из пачки «Родопи» сигарету.

— Тогда поспеши, — недовольно буркнул проводник, — четыре минуты всего…

— Я быстро! — заверил я проводника, жадно затягиваясь и бросая прощальный взгляд на вокзал родного поселка.

Хоть я и сам стремился поскорее покинуть свою малую родину, но в груди все-таки что-то екало и щемило. На такой долгий срок (а, возможно, и навсегда) я еще из дома не уезжал…

— Товарищи пассажиры, давайте все в вагон! — поторопил курцов проводник, когда поезд издал длинный и протяжный гудок. — Отправляемся!

Курящие мужики, и я за ними, побросали окурки на землю и полезли в вагон. Едва я наступил на ступеньку, поезд тронулся. Проводник дождался, когда я поднимусь в тамбур и закрыл дверь за моей спиной.

— Слышь, студент, — безошибочно определил во мне учащегося проводник, — ты белье брать будешь?

— Буду! — Кивнул я. — Мне до конечной…

— Тогда обожди, сразу выдам, — попросил он меня. — А то сейчас большой перегон будет, хоть немного вздремну.

Я подождал у открытой купешки проводника, получил в руки упаковку сероватых и влажных постельных принадлежностей, расплатился за них и пошлепал к месту своей прописки на ближайшие сутки-двое. Предпоследнее купе, хорошо еще, что не последнее! Постоянное громыхание по мозгам дверью в туалет было бы обеспечено на протяжении всего пути — приятного мало! А вот в предпоследнем вполне себе! Я шлепал по полу вагона, застеленному красной дорожкой. Приглушенный свет, коридор пустой — красота, да и только! Я затормозил возле нужного купе и дернул металлическую ручку двери. Она вначале не поддалась, как будто заела, но я приналег, что-то щелкнуло и дверь поехала в сторону.

То, что открылось моим глазам, мой мозг так и не смог переварить в течении тех нескольких секунд, что я стоял у открывшейся двери. На нижней левой полке лицом в подушку неподвижно лежал какой-то тучный мужик, а нависший над ним костлявый рыжий субъект ловко шмонал его карманы синими татуированными пальцами. Откидной столик был заставлен остатками подсохшей еды, пустыми гранеными стаканами, початой поллитрой и рассыпанной колодой карт. Под столом, слегка позванивая, каталось еще несколько опустевших водочных бутылок. Видимо, погуляли мои попутчики на славу.

— Ржавый, бажбан[2]! — Раздался свистящий сиплый шепот еще одного пассажира купе — крепкосбитого уголовника с блестящими рандолевыми зубами. — Ворота нараспашку!

— Я запирал, Гуцул! — словно оправдываясь, прошептал Ржавый.

— Проехали… — Чувак, сверкая зубами, недобро оскалился и неожиданно резво подскочил на ноги. Он схватил меня за грудки своими расписными граблями и одним рывком резко затянул меня в купешку.

Рыжий ублюдок захлопнул дверь за моей спиной и крутанул замок, отрезая пути к отступлению.

Гуцул толкнул меня в угол и недвусмысленно приложил указательный палец с вытатуированном на нем перстнем — могильный крест на белом ромбе, помещенном в черный квадрат к вытянутым в трубочку губам:

— Тс-с-с, пацан! Сиди тихо, не мороси!

«Твою же мать! — пронеслось у меня в голове. — Опять попал!»

Мой взгляд заполошно заметался по купешке, я никак не мог понять, что за херня здесь происходит? Но явно что-то очень неприятное и нехорошее, иначе этот мужик, лежащий лицом в подушку, подавал бы хоть какие-то признаки жизни. Но он лежал и не рыпался, а на коврике, под говнодавами рыжего уголовника, расплывалось темное пугающее пятно.

— Мужики, вы чего? — дрогнувшим голосом поинтересовался я.

— Все собрал? — поинтересовался у подельника Гуцул.

— Просто шикарный улов, зяма! — обрадовано ощерился Ржавый. — давненько таких жирных терпил не потрошили! А когда только играть сели, свистел, что гол, как сокол! Только, вот, болт у этого ханурика не снимается — врос…

— Ну так отхерачь его вместе с пальцем! — сипло кашлянул золотозубый. — Ему все одно похер…

Вот именно после этих слов до меня начало доходить, в какой нездоровый расколбас я угодил. Два мокрушника-грабителя завалили терпилу по беспределу, а следом, похоже, и меня туда же спровадят! Нахрена им такой вот свидетель?

Что жить мне остались сущие секунды я понял, когда мне в бок уткнулась острая сталь, а золотозубый уголовник жарко зашептал мне на ухо:

— Извини, фраерок, не поперло тебе…

После этих жутковатых слов, произнесенных матерым уголовником, на меня неожиданно нахлынуло… Воспоминание. Такое яркое, реальное, как будто оно действительно было… Но я-то помню, что со мной такого никогда не было: я сидел на заднем сиденье в раздолбанной «Копейке», а с двух сторон меня подпирали плечами два урода, один из которых точно так же, как и сейчас щекотал мой бок острой заточкой, предупреждая:

— Будешь тявкать, получишь перо в почку!

И такая вдруг меня разобрала злость и ненависть, когда я, словно наяву почувствовал, как погружается в мое тело острая сталь… Нет, не в этот раз, а в тот… которого никогда не было… Но все-таки был! Тот я, который обитал внутри меня, неожиданно глухо заворчал, как неожиданно проснувшийся от спячки дикий и опасный зверь и я вдруг понял, что мой внутренний визави умирал от рук таких вот отморозков не раз и не два. Причем, реально умирал!

В глаза плеснуло порцией адреналина, даже руки задрожали от напряжения.