Шрифт:
Невеселые раздумья теснились теперь в голове парня.
Готов был третий накат бревен. Скобы, зазубренные на концах, впивались в бока, в торцы, выжимая беловатую пузырчатую соковицу.
До позднего вечера перетаскивали на готовый плот цемент. Складнев взваливал на плечи по два мешка, все так же наблюдая за мастером со стороны. Во взгляде Пахомова была неумолимость начальника, и Владлен ясно сознавал: сегодня или завтра не избежать с ним крупного разговора.
Из порванного мешка за воротник насыпался холодный серый порошок. Дизелист даже не попытался вытряхнуть его. Парню не хотелось заканчивать вахту ссорой. Старшого он ценил за прямодушие, за совершенное знание бурильного дела. Не хотелось разрушать дружбу, привязанность, менять добрую веру друг в друга. Виноват мотор. Заведись он сразу, не было бы встречи с мастером. Умотал бы скоренько по морю-океану, поминай как звали…
Вчера проиграл мастеру партию в шахматы. Совсем близка была победа. Поторопился, глупо проиграл ладью. Что ж — проиграна партия и сегодня. Второй проигрыш крупнее: не будет теперь тех отношений, что раньше. Не положит, как прежде, Иван Герасимович руку на плечо, не спросит: «Ну что, полковник, как дела?» Спроси он так сегодня, Владлен бы ответил: «Плохи дела, мастер, мать тяжело болеет. Операция скоро».
К ночи поднялся шторм. Недостающую силу водная стихия черпала в ураганном ветре. С утроенной энергией тягучая масса обрушивалась на незадачливый островок. Волны плескались у самых балков, обдавая брызгами оконные стекла, бревна-лежаки. На них покоились однокалиберные домики.
Складнев предложил буровому мастеру установить ночное дежурство. Вызвался отстоять самую неудобную по времени вахту — с двенадцати до трех часов ночи. Сейчас и дизелист поверил: Обь долго не успокоится, выместит до конца дерзкий гнев. Нешуточный у реки характер.
Моторную лодку пришлось подтянуть почти к самой лежневке: сюда по ложбинкам успела подкатиться вода. Невозможно было определить направление ветра. Обладая демонической силой, он месил воздух, расшвыривал его струи во все стороны. От него нельзя было ждать снисхождения и поблажки.
Натянув на кожаную куртку брезентовый плащ, Владлен ходил по лежневке, как по капитанскому мостику, не слыша своих шагов. Он притопнул каблуком сапога о щербатую плаху, но и тогда слуха не коснулся довольно сильный удар.
— То ли еще будет! — пробасил ночной сторож, направляясь к буровой, к несущим вахту друзьям.
Вышка в расплывчатых пятнах огней стояла все так же бесстрашно и гордо. Верилось: никакие бури, никакие стихии не заставят ее отшвартоваться отсюда, от этой трижды обетованной земли.
Прозорливость, предусмотрительность мастера не позволили Оби выбить бурильщиков из привычной трудовой колеи. Большая вода упорно продержалась до середины июня. Потом река стала нехотя отступать от плота, от балков, везде оставляя метку своего высокого уровня. Ни на день не прекращались буровые работы. Пахомов красным карандашом вычерчивал график бурения. Нескрываемое чувство удовлетворения, рабочей гордости светилось на его смуглом обветренном лице.
Наступили жаркие дни. С болот, с заиленных низин потянуло душными испарениями. Не первый год Владлен видел белые ночи Нарыма. Их пришествие встречал весело, словно июньский обворожительный свет не только окрашивал в бледно-голубой колер небеса, кустарниково-лесное окружение, по и проникал в человека.
Еще до захода солнца, с наступлением прохлады со всех сторон налетала плодовитая комариная братия. Воздух наполнялся жужжанием и звоном. Владлен давно перестал сердиться на упрямую легкокрылую рать.
Душные солнечные дни сменялись ветреными, пасмурными. В Стрежевой улетала на отдых одна вахта, на смену появлялась другая, чтобы продлять безустальную работу бура, прошивать и прошивать земные напластования, пока не выяснится картина: чего же стоят островная земля и упорство островитян?
Однажды в Стрежевском общежитии, где жил Складнев, появился буровой мастер. Отдавая флакончик с лекарством, сказал:
— Возьми. Твоей матери после операции понадобится.
Растерянный дизелист взял продолговатый пузырек, бросил взгляд на название: то самое лекарство, за которым тщетно охотился не первый месяц. Он тепло, благодарно посмотрел на старшого, срывающимся голосом пробормотал: «Спасибо». Почему-то вдруг сейчас вспомнилась большая вода, представилось обиженное лицо мастера во время неприятного разговора перед самовольным отъездом на рыбалку. Забытый стыд за допущенную ранее грубость ожил, забуйствовал вновь. Сколько раз собирался Владлен извиниться перед Пахомовым, но что-то мешало совершить покаяние. Сейчас, конечно, не время, размышлял парень. Подумает старшой: «Ишь, когда проняло… лекарством разжалобил…».
Надо было о чем-то толковать с мастером, но Владлен под гнетом мыслей не мог выговорить ни слова.
Из затруднения вывел гость:
— Родители в Томске давно живут?
— С войны. В эвакуацию с заводом приехали… А как вы узнали про лекарство? — Складнев посчитал сейчас неуместным обращаться к мастеру на «ты».
— На вахте краем уха слышал… Не бренчи, не бренчи. Никакая плата не нужна.
— Оно же дорогое.
— Не дороже денег. Не все, паря, монетой измеряется… Чисто в комнате. Молодцы! Книг много… так, так… Куприн, Джек Лондон, Блок, Бернс. Прекрасное издание шотландского поэта. Маршак его отлично перевел. И у меня есть такой томик.