Необъяснимый для меня восторг во взгляде брата тухнет, меняется сначала на стыд, потом он вспоминает, что я перед ним завинила, даже подбородок вздергивает, потом просто хмурится. Мне кажется, просит без слов: «Айка, не дури», а мне ещё больше хочется дурить.

Следом за братом в холл выходит мама. Тоже замечает меня. Тоже реагирует красочно. Я вызываю у своих родных целый спектр эмоций, только это не радует.

Папа мажет взглядом, долго не задерживаясь.

А в глазах Салманова я опять зажигаю смешинки. Потешная, да, господин прокурор? Ваша будущая зверушка. Но скорее нет.

Он быстро проезжается по мне взглядом, как в тот день, когда попал в наш дом впервые. Останавливается на лице и не спешит разрывать зрительный контакт.

Так у нас тоже не заведено, но моих это почему-то не смущает.

– Добрый вечер, Айлин-ханым. Голова отпустила?

Он спрашивает не формально. Ждет ответа, вздернув бровь. А я еле сдерживаюсь, чтобы не выплюнуть колкость. Хочу, но зачем? Получу скандал, а на исход это не повлияет.

Решаю быть мудрее. Да и Митя сказал просто ждать.

Разворачиваюсь, хватаюсь за перилла уже другой рукой, чтобы точно не упасть. Расплываюсь в улыбке и немного приседаю.

Поднявшись, смотрю на Айдара всё так же с улыбкой. Мне кажется, он знает, что я его люто ненавижу, но его это не расстраивает.

Папа напряжен, Бекир хмурен, мама разволновалась, а я вздергиваю подбородок и отвечаю:

– Не отпустила, но совсем не спуститься я тоже не могла.

Брови Айдара взлетают еще выше. Меня еще сильнее раздражает в нем всё. Слишком идеальный внешне, внутри… Черный-черный. Хороший бы себя так не повел.

– Спасибо, что оказали честь. Вас даже мельком очень приятно видеть…

Хочется фыркнуть и закатить глаза. В своем кабинете он обращался ко мне на ты. И говорить позволял куда острее. А тут… Идеальный жених. Не верю.

– Вы уже уходите?

– Айка… – Мама обрывает тихо, а Салманов расплывается в улыбке. Потешила вас, да? Жалко. Не хотела.

– Да, Айлин-ханым. Работа. Но я еще приду.

– Очень рада… Слышать. – Глазами отвечаю куда честнее: а еще сильнее обрадуюсь, если вы сгинете в огненной геенне.

Свожу брови на переносице, а Салманов улыбается шире. Мы совсем не совпадаем. Ему доставляют удовольствие минуты моего страдания.

– А подарок примете?

Он спрашивает неожиданно, я даже теряюсь. Открываю рот, закрываю, смотрю на маму и злюсь на себя за это.

Она кивает, а я чувствую себя глупой, беспомощной и бесправной.

Айдар тянется к внутреннему карману сегодня черного пиджака, достает оттуда продолговатый ювелирный чехол. Делает шаг ко мне и протягивает.

У меня к щекам приливает жар. Стыдно за то, что краснею. Я не меркантильная, но взгляд примагничивается к «подарку». Любопытство шкалит. Мозг кричит, что нужно отказаться, а пальцы тянутся.

Я чуть отдергиваю руку, когда поднимаю глаза и наталкиваюсь на внимательное наблюдение прокурора-взяточника. Он как будто сам с собой поспорил, насколько я дикая. И кто-то один в его голове точно побеждает.

У меня ноздри раздуваются от возмущения, а он складывает губы в короткое: «бери».

Слушаюсь.

Коробочку приятно ощущать в ладони. Еле сдерживаюсь, чтобы не погладить. Затаиваю дыхание и жму на кнопку замка. Открыв, пугаюсь.

На бархатистой подложке закреплен золотой, усыпанный бриллиантовой крошкой и крошечными изумрудами браслет. Камушки мелкие, но как же бликуют… У меня дыхание перехватывает от восторга. А потом еще раз – от осознания собственной алчности.

Во второй раз взгляд поднять на Айдара уже страшно. Я же знаю, что он внимательный. Увидел, как зажглась.

Только это ничего не значит. Я в жизни не надену.

Продам, когда сбежим с Митей. Это будет плата Салманова за то, что позволил себе поучаствовать в сделке на человека.

Когда думаю об этом, любая красота меркнет. Захлопываю чехол, смотрю на Айдара, не выражая лишних эмоций.

Он тоже вроде бы серьезен, но уголки губ сдают в нем очередной приступ веселья.

– Не понравился? – Мужчина спрашивает, зная, что какой бы ответ я не дала, без разницы. Искренний уже дали мои глаза.

– Очень красиво. Способной полюбить вас женщине, наверное, повезет…

– Айка…

Мама перебивает и качает головой. Я хмурюсь, Салманов улыбается. Тянется пальцами ко лбу и трет его.

Снова вскидывает на меня взгляд, уважительно склоняет голову.

– Спасибо, что позволили собой полюбоваться…

Протягивает руку и шагает ближе. Я хочу показательно отказаться от рукопожатия, сославшись на какую-то дурацкую старую традицию, запрещающую прикосновения, но на ум приходит колкость. Поэтому ступаю ниже. Снова вкладываю свои холодные пальцы в горячую ладонь Салманова. Его ногти по-прежнему безупречны. Как и лицо, рубашка, волосы, костюм и запах. Вдыхаю и на пару секунд задерживаю. Потому яростно выталкиваю из легких.