Чувства все вернутся хороводом

В обновленное свое жилище.

Выйдет человек, как из гробницы

Вышел прежде друг Господень Лазарь.

Все писцы внезапно встрепенулись,

Перья приготовили, бумагу;

Из дверей свидетелей выводят,

Четверых подводят под присягу.

Первым нищий тут слепорожденный

Палкою настукивал дорогу,

А за ним домашняя хозяйка

Не то бандерша, не то сиделка.

Вышел тут же и посадский шкетик,

Дико рот накрашен, ручки в брючки,

А четвертым - долговязый сыщик

И при нем ищейка на цепочке.

Встали все и приняли присягу.

– Отчего их четверо, учитель?

Что учил ты про четыре чувства,

Что учил про полноту квадрата,

Неужели в этом страшном месте

Понимать я начинаю числа?

Вилли, слушай! Вилли, брат любимый,

Опускайся ниже до предела!

Насладись до дна своим позором,

Чтоб и я могла с тобою вместе

Золотым ручьем протечь из снега!

Я люблю тебя, как не полюбит

Ни жена, ни мать, ни брат, ни ангел!

Стали белыми глаза у Вилли,

И на Мицци он взглянул с улыбкой,

А сосед ее тихонько гладит,

Успокаивает и ласкает;

А в кармане у него конвертик

Шелестит с американской маркой:

"Часовых дел мастеру в Берлине,

Вильмерсдорф, Эммануилу Прошке".

6. ПЕРВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ / Слепорожденный

Слепым родился я на свет

И так живу уж сорок лет,

Лишь понаслышке, смутно зная,

Что есть и зорька золотая,

Барашки белые в реке,

Румянец свежий на щеке.

И как бы ни твердили внятно,

А пестрота мне непонятна

Природы: для меня она

В глубокий мрак погружена.

Я рос и вырос сиротою

И по домам хожу с сумою.

Кто даст - Господь того спаси,

А нет - пустой суму неси.

Конечно, есть между слепыми

Живут ремеслами какими,

Меня же смолоду влекло

На ветер, дождик, снег, тепло!

Что близких нет, так мне не жалко,

Верней родни слепому - палка:

Она и брат, она и друг,

Пока не выпадет из рук.

Вот так-то, палкою водимый,

Я брел равниною родимой...

Вдруг палкой ткнул - нельзя идти,

Лежит преграда на пути.

Остановился. Шум далеко,

Собака лает одиноко.

Провел рукою - предо мной

Лежит мужчина молодой...

Потрогал - он не шевелится,

А сердце бьется, ровно птица.

– Послушай, встань! Напился, брат?

Пора домой идти назад.

Замерзнешь на снегу...
– Очнулся,

Вскочил и сам ко мне нагнулся,

– Кто здесь? Ты видел? Боже мой,

Собака гонится за мной!

– Я слеп и ничего не вижу,

А и видал бы - не обижу.

– Тебе не страшно?
– Нет, чего?

– Я, может быть... убил кого!

– Все может быть. Не нам, убогим,

Пристало быть к другому строгим.

Я - просто бедный человек.

Умолк. Рука сгребает снег,

А снег ледок осевший кроет,

Да столб от телеграфа воет,

Да поезд по мосту стучит,

Да ночь снеговая молчит...

– Ощупай мне лицо рукою!

Скажи, кто здесь перед тобою?

Глубоко врезалась печать?

Черты уж начали кричать?

– Ты - молодой и добрый малый,

В нужде и горе не бывалый.

Есть у тебя друзья и дом,

Ты с лаской нежною знаком.

В труде рука не загрубела,

Еще приятно, гладко тело...

Ты говоришь, что ты убил,

Но грех до кожи не доплыл:

Она по-прежнему чиста,

Она по-прежнему свята,

По-прежнему ее коснуться

Для жизни и любви проснуться.

Он весь дрожит и руку жмет,

На снег умятый слезы льет.

– Есть люди, для которых Вилли

Его грехи не изменили!

Он денег дал, простился, встал...

С тех пор его я не встречал.

7. ВТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬ / Хозяйка

Покойный муж говаривал мне: "Минна,

Умру спокойно - ты не пропадешь,

Сумеешь грош нажить на каждый грош

И в деле разобраться, как мужчина".

А Фриц мой знал отлично в людях толк,