Избранные труды по психолингвистике

Аннотация

Книга знакомит читателя с исследованиями одного из основателей отечественной психолингвистики И.Н. Горелова (1928-1999).

Из обширного наследия ученого для републикации выбраны работы, которые, с одной стороны, наиболее полно представляют широту и универсальность его научных интересов, а с другой — по высокому индексу цитации сейчас уже имеют статус классики. При разнообразии тем и сфер науки о языке, которые затрагивают опубликованные работы (вербальное мышление, невербальные компоненты коммуникации, фоносемантика, онто- и нейролингвистика, социальная психолингвистика, билингвизм, искусственный интеллект и мн.др.) труды И.Н. Горелова отражают (и выражают) целостную психолингвистическую концепцию, объясняющую природу соотношения речи и мышления, языка и сознания и т. п.

Для языковедов, психологов и самого широкого круга читателей.

Часть первая. Тхару В бескрайних песках золотоглазой богини Мэй обитает одно необычное и крайне упорное создание – моолонг. Крохотный моолонг начинает свой путь в глубине мира, у вод Спящего Дракона. На его теле нет ни волоска, ни чешуйки, всё оно покрыто желеобразной слизью. Шесть небольших толстых лап, круглая безглазая голова на короткой шее, широкий хвост… Выбравшись из холодного потока, моолонг держит путь к опалённой жаром поверхности. Достигни он цели сразу – его ждёт неминуемая гибель: или выжжет Орт, или проглотят хищники. Но, вместо того чтобы вернуться в безопасную тьму, это странное создание упорно карабкается к свету. Витиеватыми тоннелями, сквозь слои времени и истории. Его крохотное тельце крепнет, обрастая песчинками, ракушками, остатками жуков, плоскими косточками глубинных землероек, забытыми перьями тук, чешуйками пустынных змеев… Чем больше мусора, тем надёжнее панцирь. Растёт моолонг, и растёт его броня. И однажды наступает день, когда ему не страшны ни хищники, ни огненные щупальца светила, ведь он перерос первых и надёжно укрылся от вторых. Бывает, моолонги достигают таких размеров, что походят на маленькие острова, и если присмотреться к их покрову, то можно увидеть места, где они побывали, и врагов, которых пережили. Моолонгов, прошедших от края до края пустыню Мэй, называют тарука (tha’rukha) – караванщик. Так и любой тхару – бист, аллати или элвинг – оставляет следы на песке, а песок приклеивается к нему. И всегда есть «моолонг», склеивающий судьбы многих. Он держит путь, не ведая, что жизнь его – это нить, нанизывающая души других и сводящая их в единый узор. На Мэйтару говорят: «Чтобы лучше понять произошедшее, найди своего моолонга и пройди его путём». Пролог. Перерождение Тусклый свет усталых ламп окрашивал сердце омэйру [1] грязно-золотым. На ладони биста прозрачный камень выглядел особенно крохотным: каплевидный талисман напоминал застывшую слезу. Линии жизни причудливо выгибались под ним, вздувались, превращались в шрамы. Песок, ставший стеклом; камень, обернувшийся оберегом. Крупинка одной из легенд, которыми так славилась земля Мэй. 1 Сердце омэйру, или камень омэйро – нательный амулет караванщиков, пустынное стекло, гладкий округлый прозрачный камень с естественным сквозным отверстием, через которое пропускали шнурок и носили оберег на шее. Частный пример апотропической магии Мэйтару. Шёлковый шнурок с пропущенной внутри жилой казался ещё тёплым. Сколько лет он не снимал его с шеи? Бист обмотал шнур вокруг ладони. Чёрные кольца скрыли предначертанные линии судьбы, проложив новые. Жила натянулась, шёлковая обмотка впилась в кожу, ещё немного, и даже огрубевшая плоть не выдержит. Теперь сердце стучало в ладони. Словно камень ожил. Ему было восемь оборотов, две кварты, когда Отец вытащил его из Ямы и забрал с собой. – У каждого тарука два сердца: одно для Мэй, второе для себя, – говорил Отец, завязывая шнурок на тонкой шее испуганного ребёнка. – Этот камень сохранит тебя, пустыня примет за своего. Два сердца – одно для пустыни, второе для себя. Алчная Мэй не любит делить любовь с кем-то, она забирает тебя целиком, не отпуская из своих объятий, и тогда только в песках можно найти радость. Застывшее сердце для песков, а бьющееся в груди – для живых. Не перепутай. Бист вздрогнул: голоса из прошлого звучали слишком громко. Столько лун сменилось с тех пор, столько раз светила умирали и воскресали вновь. Сколько легенд он услышал за это время, сколько записал… Аббарр и Мэй вытравили из него того испуганного ребёнка. Он стал бистом, стал своим, отдал оба своих сердца, а в ответ получил лишь горстку пепла… Он верно служил Мэй: уважал песок, что топтали его гвары, отдавал дань золотоглазой богине, не прося многого. Лишь позволения и впредь быть её моолонгом – тхарука, караванщиком, вечным скитальцем по волнам барханов… Очередной толчок. Тысячелетний камень стен вздрогнул, застонал. С потолка посыпалась крошка. Спазмы Башни Силы доходили до самых нижних камер. Или, наоборот, подземные тюрьмы были ближе к вторгшемуся врагу? Бист сжал кулак, и сердце омэйру впилось в ладонь. Он был не один в этом каменном мешке, лишённом света. Но ему не было дела до других. Он был подобен утёсу, что не обращает внимания на волны и ветер, что рвут его плоть и утягивают в глубины. Камень за камнем. Крупица за крупицей. Его дух блуждал по лабиринту воспоминаний. Если бы он огляделся, всмотрелся в силуэты и тени, то увидел бы страх на лицах убийц, то, как они жмутся к стенам, лишь бы оказаться подальше от него. Но для биста все они сливались, сливались в единую кучу вылинявших лохмотьев. Пытались ли они заговорить с ним? Уже нет. Никто не решался даже взглянуть ему в глаза… После того первого, что лежал поодаль, раскинув руки. Широкие рукава некогда белой туники. Словно крылья птицы тук, преодолевшей воды Овару и пики Энхар. Птицы, вернувшейся умирать в песок, чтобы своим каменным сердцем когда-нибудь спасти одного из тхару. Эта мысль на мгновение выдернула биста из чертогов памяти, вызвала мимолётное удивление, заглушило на один вздох шёпот песка. « Этот камень защитит твоё сердце на воде и на суше». Бист дёрнул головой, изгоняя слова Отца прочь. Золото пустыни развеялось, всё вокруг заполнил сизый дым, пронизанный тонкими струнами восходящего Орта. Жар пепелища через подошвы. Привкус гари и скрежет песка на зубах. Так вот какое на вкус горе. В прошлый раз смерть пришла с солью и ветром. Он до сих пор чувствовал её дыхание, оказываясь на Лантру. А сейчас… Сейчас и Мэй предала его. «Ни на воде, ни на суше». Он ненавидел весь мир. Ненавидел себя. Дым становился гуще, укрывая прошлое и будущее вязкой пеленой. Оставляя лишь этот жалкий, утекающий сквозь пальцы момент в настоящем. Нет больше времени. Есть лишь сейчас. Шёлковый шнурок прорезает кожу. Лёгкий запах металла. Стук крови в висках. Кто-то по ту сторону решётки. Слова перетекают, как песок в часах – бесшумно, соразмерно, неотвратимо. Скрип железа. Шаги. Шарканье ног по грязному камню. И вновь время сжалась до обычного тока. Другие исчезли, даже тот с руками-крыльями. Остался лишь Гость, чья речь как песок. – Ты нарушил приказ Орму. – Первые песчинки голоса незнакомца. – Вышел на улицы Аббарра в запретное время. Напал на стражу Цветка. Лишил жизни одного и покалечил троих. Бист не ответил. Ветер и волны не тревожат утёс. Жизнь лишь шум. Он ждал тишины, жаждал покоя. Пустые слова осыпались, как угасшая орхмантиру. Чужие речи проносились мимо его ушей, как крики чаек и стон прибоя. – Ты искал смерти. Своим безрассудством просил о ней. Но тебе было отказано. Раздался щелчок. Это лопнуло в кулаке сердце омэйру. Бист разжал руку, отпуская алые искрящиеся крупинки, и слушал, как падает каждая из них. Потом всё стихло. Осталась лишь обжигающая холодом и гневом пустота. Тогда бист поднял жёлтые, как пламя, глаза и посмотрел на Гостя. У незнакомца было два лица, и бист видел лишь маску, которая, подобно камню омэйро, защищала истинное. Он знал, кто перед ним и от чьего имени он говорит. Тот, кому служил Отец, пришёл к сыну. – Ты тарука, – песок слов переплавился и застыл острым стеклом. – Тарука Дхару Карш. – Дхару мёртв, – ответил хриплый голос лишённого сердца. – Лишь тело, не дух. Твой Отец верил в тебя. Он верил, что дартау лишь предвестник рассвета. Верил… какое далёкое слово. Из другой жизни, в которой оно имело смысл. – Я приду позже, когда дым развеется. Когда ты будешь готов. Гость скрылся, уступая место тишине. Бист медленно размотал пропитавшийся кровью шнурок и спрятал в карман. Он ещё пригодится, но не для того, чтобы носить талисманы, а чтобы стянуть шею тому, кто лишил его сердца. Кривая улыбка выгнулась змеёй, но глаза были пусты. Тарука вернётся туда, где все стены превратились в безмолвный песок. Он узнал это, когда первые слова слетели с губ незнакомца. А готов был ещё раньше, когда песок и пепел принесли на своих крыльях смерть. Глаза вспыхнули жёлтым огнём. Моолонг должен продолжать путь. И когда он сделает ещё один виток, когда его панцирь станет крепче на ещё один оборот Орта, дым развеется, а кровь виновных заглушит привкус пепла утраты. Первая история моолонга: Белый камень и синий мёд Серебряный диск неспешно плыл по чёрному омуту неба, окутывая пустыню таинственным мерцанием. Холодный свет скользил по короткой плотной шерсти гваров, по тюкам, притороченным к их спинам, молчаливым всадникам, покачивающимся в такт шагов… Впереди, в тени Энхар, острыми иглами башен виднелся Аббарр – величественный цветок пустыни, прекраснейший из городов Тхару – земли по эту и ту сторону океана. У Золотых Врат караван остановился, дожидаясь досмотра. Два всадника отделились от конца живой цепи и поравнялись с караванщиком. Тёмные одежды, хмурые лица, глубокие капюшоны. Серые стражи, тихие тени, служащие лишь звону монет, – наёмники. Всякий связавший свою жизнь с золотым песком и белым камнем знал, что лучше купить безопасность, чем лишиться жизни и каравана из-за нескольких монет. – Прибыли до рассвета, как уговор и был, – заговорил один. – За стену мы не идём. Звериная уверенность, цепкий взгляд, старые шрамы, гвар особой быстроногой породы, из вещей лишь перемётная сумка и оружие отличной работы. Караванщик отстегнул кошель и передал наёмнику: – Хранит вас Мэй и благодарю за дозор. Тот подкинул пузатый мешочек, спрятал в сумку, криво усмехнулся и приложил правую раскрытую ладонь к левому плечу: – Обращайся, тарука. Мы проследим, чтоб крайний твой гвар прошёл врата. – Непременно, – кивнул тхару и, оставшись один, наклонился к своему гвару: – Почти дома, Пеструха. Пройдём врата, скинем тюки – и отдохнёшь. «Крайним гваром»… Суеверность – ещё одна черта тех, кто пляшет над пропастью. Талисманы на удачу, обереги от орхов, ритуалы во славу богам – всё, лишь бы перехитрить судьбу. Караванщик развернулся и бросил взгляд в хвост каравана. Тёмные силуэты держались на некотором отдалении, но были верны слову. Напасть под стенами Аббарра на них никто не отважится, но когда вся цепь под присмотром, всё же спокойнее. Серые мечи – гильдия, что веками брала на себя заботу о целостности караванов. «Ваша жизнь стоит нашей заботы». Цена зависела от груза и дороги, но даже самый скромный торговец мог нанять себе сопровождение по средствам. Проверка не заняла много времени. Уплатив сбор и подтвердив право торговли, караванщик переступил границу города и втянул полной грудью воздух Чёрного Цветка. Пеструха фыркнула, засучила короткими ушами, принялась пританцовывать в предвкушении отдыха, свежей воды и прохлады каменных загонов. – Ну-ну, полегче, девочка, – караванщик придержал свою любимицу, поглаживая по толстой шее. – Тише шаг – целее груз. Холодный свет фонарей причудливо смешивался с лунной вуалью, погружая улицы города в дымку. Караванщик наслаждался, как стучат копыта гваров по каменной дороге, как гулким эхом отражаются всхрапы от глухих, лишённых окон, стен зданий Золотого тракта. То и дело по сторонам разверзнутыми пастями проплывали арки, ведущие к разгрузочным площадкам, закреплённым за караванщиками: порядок, гарантирующий, что после долгой дороги по барханам ни животным, ни погонщикам не придётся изнывать в долгом ожидании. Пеструха повернула. Караванщик улыбнулся и одобрительно погладил животное. Сколько раз он совершал этот путь? Уже скоро сам станет гваром, которого ведёт песок и ветер. Не успел замыкающий гвар въехать на разгрузочную площадку, как караван окружили бойкие мальчишки. Они галдели как птенцы в гнезде в предвкушении раздела добычи. – Ха, – ударил себя по бокам караванщик. – Разве детям не положено спать в своих кроватках? – Спят только богатые и сытые, – рассмеялся худой и длинный как жердь парнишка. – Твоя правда, Ворни. Давай ко мне, вяленые чавуки уже заждались, когда ты их от моих гваров избавишь. И прихвати себе в помощь ещё парочку смельчаков. Нынче богатый урожай даров Азура! – Благодарю, Вэл Карш, – радостно воскликнул парнишка и, ткнув пальцем в двух других, заспешил к тюкам. Карш спрыгнул с гвара, потянулся до хруста в костях и поднёс руку к амулету на шее, спрятанном под рубахой. Его оба сердца были на месте, очередной виток каравана прошёл без потерь. Лишь ощутив под ногами плиты белого города, он понял, насколько истосковался по «тверди». Пеструха нетерпеливо ткнулась носом в плечо хозяина и фыркнула. – Согласен, приятно вновь оказаться на «земле»! Караванщик окинул взглядом своих четвероногих помощников – две кварты отличных гваров: пять крапчатых «каменных», великанша Чернушка и умница Пеструха, в которой крови намешано как в бисте. – Всё не можешь насмотреться на своих животин? – донеслось со спины. Карш повернулся и широко улыбнулся старому знакомому, молодому однорогому бисту. – Приветствую Мараг, а ты всё так же присматриваешь за плитами? – Без этих плит не было б караванов! – Утверждение спорное, но выяснять, что было раньше – тук или его яйцо, – мы не станем. Карш открыл сумку и достал пачку бумаги: – Принимай товар, Мараг. – Пеструха нетерпеливо ткнулась носом в шею Каршу. – А заодно и моих девочек. Кажется, даже они устали от песка. Ворни уже вовсю суетился возле каравана. Гвары опустились на землю, и обитые пробковым деревом ящики мягко коснулись белых плит. Карш приоткрыл ближайший. Морозное дыхание холодовика лизнуло пальцы. Караванщик залюбовался, как в свете фонарей заблестели синие бока азурских самоцветов – самых сладких плодов Мэй – чавуки. Но вот уже кто-то вновь окликнул его. – И тебе не спится, Вэл Энхар Арф, – разворачиваясь, заулыбался Карш. Перед ним стоял крошечный тхару – верхушки его рогов не доставали Каршу даже до поясного кошеля. Не знай сам, можно принять за несмышлёного карапуза, но род Арфа не первое поколение компенсировал малый рост большим трудолюбием, силой ума, немалым влиянием и звучными именами. Кроме торговых рядов, держали они и ссудные дома, и даже один из банков, что обеспечивал надёжный и безопасный расчёт от Лантру на севере до Борумы [2] на юге. 2 Борума – старое название оазиса, одного из оплотов Мэй. Означает «страж, защитник», так как расположен на Южной границе обжитой части пустыни. На Севере Мэйтару чаще можно встретить название «Страж». – Вэл Ортар шлёт привет, тарука, в ожидании обрезов из Варме, что он заказывал для грядущего торжества, – размеренно произнёс Арф, изо всех сил стараясь чтобы голос звучал как можно ниже и властнее, а для пущей значимости покрутил внушительный рубиновый перстень на пальце, небрежно взглянув на караванщика снизу вверх. – Варме нынче не поскупился – такому муслину сам убийца бронги позавидует! – не соврал Карш и окинул взглядом двух верзил, стоящих за Арфом. – Но смотри, не унеси обрезы вместе с моими животинами. – Малыш и Крошка могут, – довольно усмехнулся Арф и отправил исполинов следом за Марагом, который в красках описал, отчего цена на муслин поднялась на четверть и как велик спрос на эту драгоценную во всех смыслах ткань. Карш скрыл улыбку: даже гнилушку можно подкинуть в небо, но от этого она не станет летать. Как бы ни старался Арф, но он был ниже своего отца, а тот – своего деда. И шутка, что скоро род их измельчает до того, что будет летать на горми, скакать на мышах, а плодиться от шаати, не первый оборот смаковалась по всем тавернам Аббарра. Арф убедился, что тюки легли на плечи его слуг, передал золото караванщику и оскалился, доставая и протягивая Каршу свиток: – У пятого в клане сын сестры обзавёлся близнецами и попросил кое-что. Караванщик усмехнулся: Арфы плодились как мыши в чумной год. Может, несмотря на рога, именно от них они и вели свой род? Какой иной первозверь мог породить такое чудо? Карш мерил песок от Аббарра до южного рубежа оборот за оборотом, но ни разу не встречал никого подобного. Но каждый раз, делая круг и возвращаясь ко дню Обновления в Аббарр, он с удивлением узнавал, что в клане Арфов очередное пополнение. Карш почесал подбородок, просматривая заказ. Однажды он раскроет эту тайну… – Лёгких «драконов» и благословения Мэй, – простился с Арфом Карш, заверив, что заказ будет исполнен. Когда заказы были розданы и оплата получена, Карш заглянул под навес, в арендованные стойла гварни. Его девочки отдыхали, избавленные от груза, пили прохладную воду. Нектар чёрного цветка по трубам поднимался из-под земли, из самой великой реки, что однажды была лазурным драконом, а теперь навеки уснул там, где не жалит его огненный брат Орт. Карш не стал их тревожить, прошёл в дальнее стойло, где, словно луч Орта в сумраке, сияла золотом гордость караванщика – гвар цвета мёда. – Как моя красавица? – подал голос Карш. Завидев хозяина, животные зафыркали, потянулась мордой, уткнулась в плечо и шумно выпустила воздух. – Я тоже по тебе скучал, Золотинка, – Карш снял со стены щётку и провёл по шёлковой шерсти. В соседнем стойле Мараг поднял голову, прервал чистку Чернушки и подошёл к караванщику. – Ей гораздо лучше, – Мараг погладил широкий лоб животного. – Я ж говорил, поправится. Ещё луна не обкрошится, как она сможет топтать песок наравне с остальными. – Спасибо тебе, друг! Ты настоящее спасение и истинное сокровище для моего каравана. – Карш положил руку на плечо Марага, и спросил, заранее зная ответ: – Справишься здесь без меня? Вэл Мэйду должен забрать своих чернильных букашек, а для Цуа Хиан опечатанный ларь морозовика… Только ради всех богов, не открывайте его – иначе вся её ледяная пыльца превратится в пшик. – Будет сделано, Вэл Карш, – Мараг хитро подмигнул и добавил шёпотом: – Главное – возвращайтесь к битве драконов! – Неужели у тебя лишние завелись? – подтрунивал над гварником Карш, припоминая ему поражение в шархи при прошлой встрече. – Я твоих готов приютить, – не остался в долгу Мараг. – А ещё… Карш остановился и посмотрел на пунцового биста. – Возьмите меня в следующий раз в пески. Наши ж отцы… – Поговорим об этом после, – резче, чем хотелось, оборвал Марага Карш и более мягко добавил: – После обсудим. Но сразу скажу, я не хочу, чтобы алчная Мэй украла у меня лучшего гварника Аббарра! Карш дунул в переносицу Золотинке, вернулся к грузу, подхватил ящик лучшего чавуки и пошёл к торговым площадям сектора. О Мараге он подумает после, а пока время смыть песок, навестить старых друзей и ту, которой было отдано его настоящее сердце. * * * Караванщик словно переродился. Из моолонга, нацеплявшего на себя песок всех уголков Мэйтару, он вновь стал обычным тхару. Одежда пахла свежестью и мятой, ящик холодовика приятно морозил плечо, лучи новорождённого Орта льнули к щеке, как котёнок шаати. Карш с удовольствием мерил улицы Аббарра широкими, уверенными шагами. Он любил этот прекрасный город, полный грехов и благодатей. Если бы кто-то спросил его, где джинны и феи, монстры и хранители, добро и зло обитают, он, не задумываясь, ответил, что силы Света и Тьмы клубком сплелись тут – в последнем оплоте Мэйтару, Чёрном цветке с белыми стенами, городе, в котором убийцы могут стать спасителями, а благородные леди – шлюхами. Огненный небесный бог уже просыпался. Золотой котёнок шаати выпускал коготки. Час-другой, и он расправит крылья, устремится в лазурную высь, раскаляя воздух и плавя песок. А пока этого не произошло, Карш с удовольствием вдыхал ночную свежесть полной грудью. Говорят, Аббарр просыпается с первым ночным караваном. Но Карш знал – этот город не спит никогда! Пара квартов, и вот он на месте. Вариол Карш – погонщик гваров, караванщик золотых песков, прирождённый тхару Юга остановился у лавки своего давнего друга. Ничего не меняется: прилавки начищены и выставлены, дверь открыта, тёплый свет лампы струится через ленты бусин занавески. Карш различил знакомый силуэт, склонившейся над столом. Караванщик стукнул дважды по деревянной резной панели и, не дожидаясь ответа, нырнул внутрь. Бусины зашелестели, обнимая гостя тонкими разноцветными змейками. Белобородый пожилой бист оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на нежданного гостя. Морщины лучиками расползлись от глаз, и он тепло улыбнулся. – С возвращением, Вариол, – бист поднялся и достал с полки две кружки. – Мятной лимры или в этот раз чего покрепче? – Лимра будет в самый раз, Вэл Стурион, – мало кто на земле Мэй звал его первым именем. Лишь самые близкие. От этого ощущение «дома» усилилось, обволокло уютом, словно возвращая в прошлое. Стурион жестом пригласил гостя к столу, поставил медный кувшинчик-харн на огонь, смешал травы и порошки, наполняя комнату знакомым ароматом. – Я озадачился, не увидев твоего паренька сегодня, – Вариол сел, поставив ящик на свободный стул. – Неужели я остался без чавуки? – рассмеялся Стурион, помешивая закипающую лимру. – Куфы б сгрызли мои рога, если б я это позволил! Стурион улыбнулся: – Хорошо, что до этого не дошло, – Старик снял харн с огня. – И хотя у тебя нет рогов, но я помню парнишку, вышедшего из Энхар, превратившегося в мужчину, покорившего Мэй. Ты всегда был своим, даже более того. Ты вытесан из белого камня гор, но в то же время впитываешь знания и умения, как песок воду. Ты истинный бист, Вариол, – Стурион лукаво улыбнулся. – Даже если бы и забыл чавуки для старика. Карш рассмеялся, пододвинул свою кружку и, как много лет назад, с замиранием смотрел, как льётся ароматная вязкая жидкость. Отчего-то в руках старика она становилась волшебным эликсиром из сказок. Стурион наполнил кружки и взглянул на ящик. Карш перехватил взгляд и кивнул на подарок: – Я не забыл. Специально для тебя, свежего урожая. А вяленые доставят Мараг и свита Ворни. Стурион щёлкнул замком и поднял крышку. Из ящика пахнуло морозцем – тонкие пластины холодовика лучше всего сохраняли сочные фрукты. Идеальные, глянцево-синие красавицы чавуки играли бликами лампы, как драгоценные камни. Карш смотрел, как старик коснулся одного из плодов, мазнул смолянистый налёт, растёр в пальцах и, зажмурившись, втянул запах сокровищ Азура. Вариол готов был поклясться, что сейчас в памяти торговца кружат лепестки цветущего оазиса. – Ещё живые и дышат, – тихо проговорил Стурион. – Я ощущаю терпкий запах чёрных ветвей. Спасибо тебе, Вариол! – Это не всё, – хитро подмигнул Карш. – Я помню, как отец рассказывал, что вы оба родом из Азура… – Да, будет покоен его путь на той стороне мира. – И легки барханы Вневременья, – Карш тронул рукой рубаху на груди, под тканью которой висел талисман, что впитывал тепло тела. Повисла мимолётная тишина. Мужчины смотрели сквозь время в прошлое, и каждый видел своё. – Я наконец-то нашёл его, Вэл Сту, – прогнал нахлынувшую тоску Карш и расстегнул поясную сумку. – Еле утерпел, чтобы довезти в целости. Карш размотал тонкую материю, бережно достал стеклянную склянку и пододвинул к Стуриону. – Не может быть, – глаза старика предательски заблестели. На столе стояла пузатая баночка. За толстым стеклом искрилась жидкая синяя драгоценность пустыни – нектар Азура: мёд чавуки. – Смелее, – Карш пододвинул баночку ближе к старику и сделал вид, что не заметил, как тот смахнул слезу. Рука Стуриона предательски дрожала, когда он открывал крышку. Осторожно зачерпнув кончиком ложечки мёд, он вдохнул терпкую сладость. – Спасибо, сынок, – переполненный чувствами и воспоминаниями, проговорил Стурион. Карш на мгновение превратился в ребёнка, сердце сжалось от воспоминаний и кольнуло от запрятанной глубоко, но не забытой боли. – Расскажи мне о нём, – кивнул на мёд Карш. – Но оба поняли, что спрашивает он не только о синем нектаре. Стурион молчал. Каршу даже показалось, что старик больше не скажет ни слова. И когда тишина стала особенно густой, торговец кивнул: – Это хорошая история, а хорошие истории должны быть рассказаны. * * * – Дхару Карш был бесстрашен и отчаян… Сколько старая Мора ни отхаживала его хворостиной, он всё равно был упрям как гарнур. Но часто прут плясал по его спине за чужие проделки. Таким он был – поперечный, но справедливый, готовый защитить всякого. Может, оттого, что его некому было защищать. Старик улыбнулся прошлому и продолжил: – Азурский мёд уже тогда был на вес золота: то ли недуг сгубил пчёл, то ли какой дурак решил насолить, но несколько гнёзд – всё, что осталось, а потому мы, дети, могли лишь мечтать о нём. И тогда твой отец предложил самое безумное – украсть мёд! Но не у Моры, прятавшей его в запертом сундуке на складу за тремя дверями. Ведь ключи старая ведьма всегда носила с собой, пряча меж иссохших и длинных, что пустые бурдюки, грудей. Он предложил украсть мёд у пчёл! Стурион рассмеялся. – Видел бы ты его горящие глаза и пламенную речь! Дхару даже тогда мог повести за собой армию! Что уж говорить о детях. Мы его боготворили. Но важнее – мы ему доверяли! Три дня мы собирали вонючих жуков, чтоб обмазаться с головы до ног их зловонным секретом. Мы смердели как выгребная яма, а накинутые простыни делали нас похожими на призраков из самых нелепейших историй, но тогда… тогда мы чувствовали себя героями. А герой готов на многое ради подвига и добычи. Когда старая Мора вышла со своей палкой карать воров, все хлынули врассыпную. Побежал и я. Нёсся со всех ног следом за Дхару, но вылезший корень чавуки опрокинул меня навзничь. Твой отец был уже у секретного лаза, когда я попытался встать и повалился от пронзительной боли в ноге. Я умудрился наступить на пчелу! Ступня раздулась, боль была невыносимой. Не то что бежать, я подняться не мог. А старая Мора неотвратимо приближалась, и была она в тот момент страшнее самого жуткого монстра из её сказок. И тогда Дхару плюнул в песок, ругнулся, как столетний бист, и побежал ко мне. В самый раз успел перехватить палку Моры. Старуха сгребла нас за шивороты и поволокла к колонке. – Не беспокойтесь, – приговаривала она, – я вас обязательно поколочу, вот только сначала отмою. Воняли мы воистину невыносимо. А потом произошло то, что мы никак не ожидали. Мора отмыла нас, обтёрла насухо, привязала к моей ноге компресс, а после – привела в дом и усадила за стол. Старуха прожгла нас взглядом так, что у меня по хребту холодный пот заструился. Потом она вышла, а мы даже не осмеливались пошевелиться. Вернулась она с подносом. Крякнула, грохнула перед нами тарелкой со свежим хлебом. Мы переглянулись, а старая Мора оскалилась, обнажив жёлтые клыки, и поставила прямо перед нами пиалу с синим нектаром: – Тот, кто первый заговорит, – сказала она, – сдаст зачинщика и план – получит нектар. А другой – пять кварт первоклассных розог. Если до заката один не сдаст другого, биты будете оба. Как же он пах! Этот аромат… мы захлёбывались слюнями, но молчали как рыбы. Лишь крепче сжимали зубы и кулаки. Наступил рассвет, а после и полдень. В животах урчало так, словно мы целый рой пчёл проглотили, а синий соблазнительный нектар манил всё сильнее. Дхару шипел на меня, уговаривал сдать его, но мне отчаянно захотелось в тот момент, чтобы зачинщиком был я. Когда вечером явилась Мора и так и не дождалась ни слова от нас, она улыбнулась. Представляешь? Улыбка у неё была из тех, что бывают у тварей Бездны – словно оскал перед нападением. Но в этот раз она была иной. От неё исходило тепло! И до сих пор я помню каждое из её слов. – Вы просидели целый день, и нектар был перед вашим носом. Без замков, дверей и заборов, но вы не взяли и капли. Что вас остановило? – хитро прищурилась старуха. – Ведь ещё вчера вы были готовы на всё, нарушали правила и рисковали шкурой, чтоб заполучить меньше с большими потерями. Мы с Дхару переглянулись. – Подумайте об этом и запомните. А сейчас, – Мора достала из принесённой корзины свежую краюху, кружки и кувшин. Налила нам молока, разломила хлеб на равные части и щедро намазала синим нектаром. Положив на одну тарелку две половинки булки, она пододвинула угощение к нам. – Ешьте, – улыбнулась она. Но мы всё так же сидели, не двигаясь, вцепившись руками в стулья, чтоб отгородить себя от этого испытания. Животы рычали, как дикие звери, а в глазах плясали мушки. Может, поэтому мы не сразу поняли смысл её слов: – Я знаю, кто устроил эту вонючую авантюру. Дхару подозрительно сощурился. – Да, знаю. Это был Дхару Карш – кость в горле всего Азура. – Нет, это был не он! Это был я! – выпалил тогда я, но Мора лишь отмахнулась. – Остальные ваши подельники сдали его ещё до того, как взошло солнце, и им было достаточно лишь одного грозного взгляда. Все до единого сдали, тебя Дхару, кроме этого колченогого непутёхи, из-за которого ты и попался, – Мора кивнула на меня. – Но тогда почему вы держали нас тут? – спросил Дхару. – И к чему… Тут мой друг осёкся и посмотрел на меня. – Кажется, ты начинаешь понимать, – ухмыльнулась Мора. – Ешьте, пока я не передумала. Хоть и говорят, что ворованный нектар слаще в сто крат, а я вам скажу: хлеб, разделённый с другом, будет вкуснее мёда, распитого с предателем. С тех пор мы держались вместе, если и затевали что-то, то брали лишь проверенных, но никогда мы больше не воровали у Моры и ни разу больше не ели такой сладкий азурский мёд. Стурион замолчал, и вместе с ним замерло само время. Старуха Мора давно ушла в песок, верный друг Дхару тоже оставил этот мир, лишь синий нектар самоцветом горел на столе, и старику казалось, что призраки вдыхают аромат Азура. * * * – Это и правда хорошая история, – с благодарностью сказал Карш и пригубил остывшую лимру. Прошлое ещё немного покружило над их столом, а после выпорхнуло за дверь, уступая место настоящему. С улицы доносились голоса других торговцев, и Карш вспомнил, что и Стуриону пора открывать свою лавку, выставлять товар и продолжать жить. Без Моры, без Дхару, с грузом лет, потерь, но и приобретений тоже. – А что с твоим пареньком? – спросил Карш, прогоняя вязкое молчание и тоску об утраченном. – Ты нахваливал лопоухого так, что проспать разгрузку он явно не мог. – Фрави? – старик словно проснулся ото сна. – Накануне он почти всю ночь провёл в приключениях. Карш присвистнул, но старик поспешил пояснить: – Не в тех приключениях, что по нраву тебе. Для них парнишка ещё слишком мал, хотя девушка и монстр тоже были. – Ха, – заглянув в пустую кружку, Карш прищурился, – ты меня заинтриговал! Я хочу услышать эту историю. Ты же знаешь: то, что любой караванщик любит больше гваров и золота, так это хорошую историю. – С удовольствием, мой друг, но, боюсь, это лишь начало истории. И поделиться я смогу лишь тем, что напел мне ветер, да один завсегдатай кровавых боёв Тхарода. Старик достал из плетёной корзины круглый хлеб, нарезал и поставил на стол. Карш намазал два ломтя синим мёдом и протянул один Стуриону. Старик благодарно кивнул и начал рассказ: – Иногда лишь чужак может отличить добро от зла, ведь тот, кто живёт бок о бок с тем и с другим, видит бессчётное множество оттенков, переставая помнить изначальный цвет. А иногда тьму способна поглотить лишь большая тьма. Может, поэтому на краю самой чёрной ночи всегда разгорается рассвет. Ведь невозможно бесконечно падать в Бездну. В этой истории Бездна зажгла луч надежды в кромешной тьме существа, смирившегося со смертью. А может быть, Бездна обрела смысл в том, чтобы вернуть утратившему всё веру и небо. Бездна и Тьма встретились, чтобы помочь друг другу найти свет. Но часто, мечтая взлететь на чужих крыльях, мы забываем, что двоим падать будет ещё больнее. Глава 1. Башня Орму – Кольцом! Защищаем! – разнеслось под каменным сводом. Золотогривый аллати в сияющих доспехах Стража Цветка обнажил меч. Шестеро воинов перестроились, отступили к центру тоннеля – подальше от стен с провалами ниш, трещинами, разломами, из которых вместе с тьмой выползали твари Бездны. Живой щит сомкнулся вокруг девушки-элвинг и синего бистеныша. – Зурри, не отходи, – шепнула элвинг, притягивая малыша к себе. В подземелье было жутко, но вместе со страхом Зурри испытывал и необычайное волнение. Он оказался в одной из историй, которые так любил. Звон стали и удары собственного сердца в груди, запах древних катакомб и опасности. И настоящий герой из эпохи легенд! Зурри с восхищением смотрел на аллати-исполина, капитана личной стражи Орму и всего Аббарра. Сам Вэл Рионтару, чьё имя значило «рокот земли», пришёл за ним в ночи. Его белый плащ был похож на крыло, а золото доспехов сияло в свете лампы, словно было соткано из лучей Орта! На краю сна и яви капитан произвёл на бистёныша неизгладимое впечатление… Ему даже показалось, что именно так начинается его собственное Приключение… Но тут, под землёй, в дрожании факелов, мир предстал древним и злобным. Зурри старался держаться молодцом, но невольно жался к Ашри. Ведь она тоже была легендой. Не такой, конечно, как Шаана или Наак, но хотя бы живой и знакомой. Бистёныш ждал от неё речи, ведь герои всегда произносят их, чтобы наполнить сердца тхару отвагой и смелостью. Но Ашри молчала, лишь сильнее хмурилась и сжимала кулаки. Зурри видел, как её глаза и ладони мерцают лиловым. Этот свет пугал, вызывал трепет, но и придавал сил. Ведь он был не один. Ведь Вэлла Ашри и не из таких передряг выбиралась… А Вэл Рионтару, должно быть, прошёл весь Мэйтару и одолел сотню кварт врагов… Первый монстр напал неожиданно. Тень с поразительной быстротой отделилась от стены и чёрной молнией понеслась на отряд. Зурри видел, как тьма превращается в уродливое существо с множеством глаз, когтистыми узловатыми ногами и разверзнутой пастью. Время стало тягучим, а тело окаменело. Лишь всё ближе и ближе был лик смерти. Но тут между бистёнышем и тьмой возник свет. Один из воинов, тот, что был ближе всех, заслонил собой ребёнка. Прежде чем крик вырвался из малыша, прежде чем пламя Бездны сорвалось с пальцев элвинг, прежде чем меч Рионтару успел поразить тварь, на блестящем доспехе расцвёл алый бутон. А уродливый чёрный коготь пробил несчастного. Зурри прирос к земле. Горячие вязкие капли обожгли его лицо, зловонное дыхание смерти вышибло дух. В голове стало жарко, и этот жар начал расползаться по всему телу, туманя разум. – Отвернись! – голос Ашри и рывок за плечо. Вспышка пламени ослепила монстра. Что было дальше, Зурри не видел. Его как пушинку отбросило в сторону. Падение, топот, коридор, уходящий во мрак. Голоса, лязг оружия, размеренные щелчки – всё сливалось в тягучую какофонию, и она резонировала с чем-то диким, спящим внутри него самого… – Вставай, малыш… Не смотри туда. Опять рывок. Ватные ноги почти не слушаются. Ашри тащила его за собой. Впереди неё золотогривый капитан и два воина, позади – шаги остальных… Ещё одно нападение, бесконечные тоннели, вспышки и лязг металла… Когда они добрались до места, от отряда осталась лишь половина. Троих забрала Тьма. Их тела растворились во мраке. Зурри как ни силился, не мог вспомнить лица безымянных защитников. А особенно того, кто заслонил своим телом его. Каждый раз Зурри видел лишь ужасающий лик смерти – монстра с горящими глазами. – Давай, малыш! – один из воинов подсадил Зурри на карниз следующего яруса, где ждали остальные. Рионтару как раз открыл замок и отодвинул плиту. За ней был белый коридор, который почти сразу упёрся в массивную дверь с металлическими пластинами, образующими цветок Аббарра. Тяжёлые створки закрылись, и они оказались в небольшом квадратном помещении с лестницей, ведущей наверх, и мирно чадящими лампами, элвинг сжала кулаки и шагнула к Рионтару. – Может, стоило дождаться псов, – зло бросила раскалённые угли слов Ашри. Она не доставала даже до середины груди капитана, но ярость искрами летела из её глаз. Из глаз, в которых плясало пламя самой Бездны. – Мы получили приказ, и мы его исполнили, – сухо ответил капитан, и Зурри понял, что ни у кого из них не было выбора. – А теперь следуйте за мной. Чем быстрее мы завершим это дело… – Дело? – прорычала элвинг. – Вот что это для вас? Всего лишь дело? – У меня нет времени, чтобы спорить с девчонкой, – твёрдо сказал Рионтару. – Каждое слово – это время. А его не так много у моих братьев, которые не дают тварям Гаара захватить город. Кроме меня и моих людей им никто не поможет. Даже псы. Особенно псы. Зурри видел, как Ашри вздрогнула. Последние слова капитана погасили пламя ярости, готовое вырваться из неё. Элвинг отступила, лишь коротко кивнув. Бистёныш сделал шаг вперёд и прижал руки к груди. Капли крови на них стали бурыми. Не его крови, но отданной за него. – Спасибо вам, – чуть слышно произнёс он и встретился взглядом с капитаном. – Никто не должен пережить то, что пережил ты, – голос капитана смягчился, Рионтару присел так, чтобы Зурри мог видеть его лицо. – Мне очень жаль, что на тебя выпало такое бремя. – Я никогда не смогу поблагодарить того, кто отдал за меня жизнь, – голос бистёныша дрогнул. – Но постараюсь, чтобы это было не зря. – Он отдал свою жизнь и погиб как герой. Он послужил Аббарру и пал за него. Так поступил бы любой из Стражей Цветка. Капитан взял Зурри за плечи. – Как твоё имя? – Зурри, – робко ответил бистёныш, но осёкся и, набрав полную грудь воздуха, сказал: – Аззурит Тирруза Первый, Вэл Рионтару. – Ты очень храбрый, Аззурит Тирруза Первый, намного храбрее многих. Если б ты был немного постарше, я б принял тебя в стражи Орму не раздумывая, а пока… Капитан снял с груди золотой трилистник стражника и приколол к испачканной кровью куртке ребёнка. – А пока сделаем это негласно. И подождём, когда ты подрастёшь. Ты наша надежда, Зурри. Теперь пора идти дальше. Мы нужны живым. Белые ступени змеились вверх. Слова и речи закончились. Зурри жутко устал. Ноги ужасно гудели. От запаха крови тошнило. Хотелось лечь прямо на каменных ступенях и не вставать, но бистёныш упрямо шагал вверх и время от времени касался золотого цветка на груди. У каждого из них был выбор. Выбор оплатить своей жизнью чужие. А он уже принял одну в долг и должен непременно вернуть. Ради будущего. * * * По ту сторону лестницы, за ещё одной белой дверью, их уже ждали. Капитан отдал короткие распоряжения своим солдатам, и те скрылись. И вот Рионтару, Ашри и Зурри стояли перед худощавым и вытянутым как жердь бистом. Его белая мантия, тяжёлыми фалдами спадающая до самого пола, делала его похожим на колонну. – Старший советник Корсиум, – кивнул капитан. – Вэл Рионтару, – обратился бист в белой мантии, – Светлейший Орму вас ожидает. Он кинул взгляд на Ашри и Зурри: – Вас проводят в покои, где вы сможете привести себя в порядок. Ашри ухмыльнулась. Вряд ли им удастся привести себя в порядок, даже смыв пыль и кровь последних часов. Но эта башенная крыса, наверное, не спускалась на песок всю свою жизнь. В покоях их ждал накрытый стол, две ванны, полные горячей воды и разделённые ширмой. Нашлась даже предусмотрительно оставленная чистая одежда. Ашри погладила Зурри по плечу: – Знаю, тебе сейчас мерзко, пусто и страшно. Но рогатая колонна прав – пока есть возможность, нужно ей воспользоваться. Зурри кивнул, и ей этого было достаточно. Есть Ашри совершенно не хотелось, поэтому она сразу прошла за ширму, скинула одежду и погрузилась с головой в воду. И лишь когда лёгкие начали гореть, она вынырнула и жадно вдохнула воздух. По ту сторону ширмы слышался плеск и тихие всхлипы. Есть заблуждение, что дети легче переносят свалившиеся на них беды. Не зависит это от возраста. Легче становится лишь тогда, когда есть тот, кто возьмёт на себя часть этой ноши. Её проблемы подождут. Путь в Бездну – всего лишь ещё один этап. Что могло быть хуже того, что ей уже довелось испытать? А вот Зурри… Должно быть, ужасно страшно оказаться одному. – Ты там как? – откинувшись на край ванны, Ашри закрыла глаза, натянула улыбку и надеялась, что голос её звучит достаточно бодро, чтобы обмануть ребёнка. Плеск стих. – Учитывая ситуацию, думаю, что нормально, – ответил Зурри. – У них отличное мыло! Пахнет приятно и глаза не выедает. Ашри хмыкнула, различив в словах бистёныша эхо своей же напускной бравады. – Да, Орму может себе позволить не экономить на мыле. – Тогда я, пожалуй, намылюсь ещё раз, – практично сообщил Зурри. – Когда ещё доведётся. – Пожалуй, и мне стоит, – поддакнула Ашри. – Чтобы не смущать запахом правителя всея Мэйтару. Зурри хихикнул, и Ашри улыбнулась в ответ. – А как началось ваше приключение, Вэлла Ашри? – спросил Зурри. – Как оно привело вас в Аббарр? Ашри посмотрела в белый каменный потолок. – Мы с тобой вляпались в такую заварушку, что запросто может отбросить всех этих «вэллов», – Ашри потёрла пальцы щёткой, вычищая забившуюся грязь и кровь, и подумала, что будет, если пустить пламя в воде. – А, во-вторых, это было так давно, словно и не со мной. Ашри поморщилась: она так старательно хоронила своё прошлое, что ворошить его страсть как не хотелось. – Расскажите тогда словно и не про себя. Когда ещё доведётся? – А ты дотошный, Сказочник! – фыркнула Ашри, но сдалась. – Если коротко, то много лет назад умирающий дракон сказал, что на краю света я найду дом. Вот только он не уточнил, где этот край света. Пришлось долго искать и… Вот я здесь! – М-да, – донеслось из-за ширмы. – Сказочник из вас вышел бы ужасный. Так рассказывать – голодным остаться. – Вот поэтому я и занимаюсь иным промыслом, – фыркнула Ашри. – Где не надо много говорить. – А дракон прям был настоящий? – поинтересовался Зурри. – Прям настоящий дракон? – Угу, прям настоящий. Синий, как небо, и сплошь покрытый перьями. Синий дракон СинФо, исполняющий желания, но лишь одно. Самое важное. – Ого! – присвистнул Зурри. – И что вы… ты загадала? – Ничего, – Ашри выдернула пробку из стоящей на полочке баночки, понюхала, чихнула и опрокинула содержимое в воду. – Когда я очнулась, то синее перо, что дал дракон, исчезло. А без него волшебство не работает. – А что хотела загадать? – Сейчас уже не помню, – соврала Ашри. – Наверное, чтобы всё было как прежде, до того, как мир изменился… – Это хорошее желание, – помолчав, ответил Зурри. – Я надеюсь, ты найдёшь это перо. Элвинг поёжилась. – Знаешь, вода совсем остыла. Думаю, мы достаточно чистые, чтобы не оскорбить взор Орму. * * * В дверь постучали. Служанка-мейру принесла горячий взвар, фрукты и сырные лепёшки с мясом. Поставив поднос на стол, она забрала грязную одежду «гостей», украдкой кинула любопытный взгляд на синего бистёныша и элвинг с расколотым взглядом, после чего поспешно удалилась. – Неразговорчивые тут, – фыркнула Ашри и понюхала завтрак. – Но готовят отлично. – Тут еды и так было на кварту дней, – путаясь в чистой одежде, сказал Зурри. – Зачем она принесла ещё? – Чтобы мы были сытые и довольные, – оскалилась Ашри. – Иди-ка сюда. Ашри подвернула рукава и штанины молочной льняной туники, помогла приколоть значок Рионтару и одобрительно кивнула: – Выглядишь отлично! Хоть прямо сейчас на защиту белых стен! – А вы похожи на красавицу, – смущённо ответил Зурри. – Лишь похожа? – рассмеялась элвинг, украдкой посмотрев в зеркало. Светлая туника и свободные укороченные штаны придавали женственности. Изящная золотая вышивка змейкой украшала рукава и плавный вырез от плеча до плеча. Да и пахло от неё, как подобает красавице – благовониями, добавленными (возможно с излишком, но кто поймёт, сколько их лить?) в ванну. Зурри засмущался ещё больше, попытался исправить ситуацию: – Думаю, вы вполне красавица… – Ага, за неимением альтернатив, – Ашри уже смеялась до слёз. И Зурри не зная, что делать, тоже рассмеялся. Вот так напряжение последних часов и нашло выход. Утирая слёзы, элвинг уселась за стол, разлив напиток по тонким изящным чашкам. Зурри забрался на стул напротив, втянул аромат и, решившись, спросил: – Это будет больно? Ашри сразу поняла, о чём он. Элвинг покрутила чашку, любуясь мерцанием золотых чешуек узора. – Не знаю, – честно призналась Ашри, – я ни разу не была по ту сторону Врат одновременно душой и телом. – А порознь? – Мне кажется, до того, как ты и Вэл Сту спасли меня из приюта, я была в Дартау. Но, может, это был лишь сон и морок. Зурри потупился, уставившись в тёмно-алый напиток: – Я боюсь… – Бояться неизвестности – это нормально… – Я боюсь, что у меня не получится, – вздохнул Зурри. – Вдруг я ещё недостаточно одичал и ничего не выйдет. – Может, так будет и лучше, – фыркнула Ашри. – Надеюсь, тебя признают негодным к Бездне. – Но я хочу быть полезен! – Зурри посмотрел в глаза элвинг. – Я впервые оказался нужен. И не просто семье, а целому миру. Ведь это хоть что-то да значит? Ашри промолчала. Иллюзии – спасительная гавань. Наивность – привилегия невинности. Малышу не стоит знать, что за громкими словами обычно прячется практичность. А легенда – лишь яркий фантик, которым так легко очароваться. И, значит, это не больше чем дешёвый ярмарочный фокус. Нужность, в которую так верил Зурри, была выгодна многим, но только не самому бистёнышу. Он стал разменной монетой. Элвинг была против жертвы малыша. Но где-то, в самом тёмном углу души, облегчённо выдохнула, стоило Зурри вызваться. Один шаг несмышлёного ребёнка, и вот самые влиятельные люди пустыни избавлены от ответственности и могут спать спокойно. А потом, чтобы очистить совесть, они провозгласят его героем. Барды сложат песни, мудрецы напишут легенду, поколения детей с замиранием сердца будут слушать историю о смелом бистёныше и разыгрывать сценки из неё. Эти мысли обжигали, но она держала их при себе. Её правда не поможет, не облегчит путь и не добавит радости. Она такая же часть этой лживой игры, как Совет Орму, Псы Интару и все остальные. По большому счёту она тоже разменная фигура в этой игре. – Хотя, будь у меня выбор, – грустно, почти шёпотом сказал Зурри, прервав размышления элвинг, – я бы хотел семью. Ашри отставила чашку, привстала и, дотянувшись, накрыла своими ладонями маленькие синие ручки. Заглянув в глаза такого юного и такого смелого биста, она улыбнулась. – У тебя всё ещё есть выбор, – комок подступил к горлу, но элвинг не позволила слезам выйти наружу. Зурри посмотрел на Ашри и засмеялся: – Я не вижу очереди из желающих усыновить меня. Так что лучше чавуки в руке, чем кайрин в небе. Тем более я никогда раньше не ел столько вкусностей, – Зурри кивнул на блюда. – Даже не видел столько. Что правда, то правда. Для малыша из приюта комната в башне Орму уже настоящий дворец, а несколько дежурных блюд – истинный пир. Незабываемый приём для жертвенного подношения Гаару. – Выглядит очень вкусно, – глаза ребёнка засверкали. – Уверена, и на вкус что надо. Зурри покосился на дюжину разнообразных вилок, ложек, ножей и даже каких-то странных шпажек в корзине на столе. – Я не знаю, как этим пользоваться, – растерянно проговорил он. – Бери ложку побольше и налетай, – подмигнула Ашри и подцепила один из кусочков пальцами. – Или так. Тут же кроме нас нет никого! А если б и были, что бы они нам сделали? В Бездну отправили? Зурри рассмеялся, наполнил тарелку до краёв и, усевшись у большого окна, стал уплетать угощения. – А с высоты город ещё красивее, – прожевав, сказал он и, подумав, добавил: – Думаешь можно отправить еду детям приюта? А то как-то нехорошо, что я один пузо набиваю. Кроме того, в нём уже почти не осталось места. И жалко, если вся эта вкуснота пропадёт. Ашри кивнула и выглянула в окно. В густой тьме ночи, смешанной с песком, города почти не было видно. Лишь тусклые огоньки фонарей расползались маленькими жёлтыми пятнышками. – Подумать только, – Зурри приложил руку к стеклу. – Мы в самой высокой Башне Аббарра. В самом центре мира! – А ведь и правда, – хитро улыбнулась Ашри, – и стоит использовать эту возможность. Мысль Ашри змейкой обогнула всё произошедшее за последнюю ночь и, раздвоившись, замерла перед выбором. Она наконец-то попала в Башню Орму. В нескольких ярусах над ней находится самая огромная ценность Тхару – Шпиль Времени, Великий Хронограф, полный рубинов! Улыбка растеклась по лицу элвинг. И тут же погасла. Ведь вторая мысль болезненно сжала её сердце. «Попытаться спасти хоть кого-то из них». Клыкарь. Он остался в тоннелях у Башни Силы. – Знаешь что, Зурри, – Ашри прикусила губу. – Мне нужно кое-что проверить. Я оставлю тебя, но скоро вернусь. А если придёт кто-то чужой… – Я скажу, что ты принимаешь ванну. – Именно! Повторно! Дабы не омрачить взор Орму! * * * Пристегнув пояс с ножом и, проверив спрятанные отмычки, Ашри поправила каф на ухе и выскользнула за дверь. Путь к хронографу был ей не известен, но, представляя внешний вид башни – постепенно сужающийся ажурный обелиск, она знала, что рано или поздно лестницы, идущие наверх, приведут её к цели. А уж запертые двери она как-нибудь да откроет. Ближе, чем теперь, ей вряд ли удастся подобраться к рубинам, и упустить такой шанс – было бы настоящим преступлением! Сколько раз она смотрела на сердце Аббарра, придумывая, как попасть внутрь. И вот она тут! Как же порой причудливо складывается жизнь. Ашри ощутила лёгкое покалывание в теле, искорки пламени растекались в предвкушении добычи. Давно же она не испытывала этого! Ухватившись за цель, как за спасательный круг, элвинг отбросила все прочие мысли и шмыгнула к колонне. Бесшумной тенью скользила она по коридору, прячась в нишах и среди узоров расписных полотен, вслушивалась и всматривалась, положившись на интуицию. В любом случае она ничего не теряла. Что ей было терять? За очередным поворотом она чуть не столкнулась с тремя мейру – девушки-служанки вынырнули прямо из стены! Вжавшись в нишу, за кадкой разлапистого и (слава богам!) достаточного густого растения, Ашри проводила их взглядом. Они были одеты в похожие туники и озабоченно перешёптывались: – Сантари сказала, у башни Псов была настоящая бойня… – Сантари-то почём знать? – Её ойну [3] сопровождал капитана стражи цветка и… Мейру свернули, унося с собой разговор. Ашри оскалилась. Ей хватило услышанного, чтобы сердце бешено забилось. Пойти за ними и выдать себя, но узнать больше? Элвинг прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Это лишь слухи, ничего эти служанки не могли знать! Пустая болтовня. 3 Ойну – диалектное название возлюбленного в поселениях оазиса Варме. Голоса окончательно стихли. Ашри тряхнула головой, прогоняя дурные мысли. Нет, не могло всё так закончиться для Грава. Выбравшись из укрытия, она подошла к стене и всмотрелась в расшитый цветочным орнаментом гобелен. – Не могли же они сквозь стену пройти, – прошептала элвинг и осторожно надавила. Стена дрогнула, и узор распался: вышитая панель легко отошла в сторону. Ступени вели вверх и вниз. Не задумываясь, Ашри побежала вверх и, лишь когда лестница, оборвавшись, упёрлась в дверь, остановилась. Прислушавшись, элвинг нажала на панель и юркнула на ярус. Но это оказалась смотровая площадка. Прозрачная крыша из толстого туманного стекла светилась рубиновым светом. Прямо над ней было сердце Мэй – Хронограф, тысячелетиями отмеряющий время и охраняющий город. Грозди рубинов соблазнительно сияли, и она не могла до них дотянуться! – Псы блохастые! – зарычала Ашри. В ответ раздался смех. – Хоть в чём-то наши мысли сходятся. Крутанувшись, Ашри увидела стоящего в тени мужчину. Высокий, могучий, рогатый, руки сложены за спиной, лица не разглядеть. Элвинг, отступила на шаг, увеличивая дистанцию, и потянулась к кинжалу. Но опустила руку, стоило незнакомцу сделать шаг и войти в алый свет. Висящий на груди шестилистный символ не оставил сомнений – перед ней был сам Орму. – Приветствую тебя, Ашри Пепельная Птичка [4] . Я ждал тебя. 4 Ашри на языке Мэйтару созвучно птичке ашвинг, чьё название означает «крылатый пепел». Ашри молчала, всматриваясь в лицо биста, держащего в своих руках власть над всем Мэйтару. Он не был богом или чудовищем, но сила его духа буквально ощущалась физически. – Что же, видимо, говорить придётся мне. Орму сделал жест, приглашая Ашри за собой, и отступил к краю площадки. – В обычное время отсюда открывается чудесный вид на весь город и дальше. Но сейчас… – Вы приносите в жертву одного ребёнка, чтобы спасти другого. – Да, и не только его. Весь мир. И я буду жить с этой виной до конца своих дней. Может, нам стоило усерднее молиться Интару, а может, не стоило отворачиваться от Мэй. Теперь не узнать, как было бы, поступи мы иначе. Ашри хмыкнула, откровенность Орму была для неё неожиданностью. – Вы зря теряете время, – огрызнулась Ашри. – Мы уже согласились. Он уже пришёл к вам. – Пока на Мэйтару не иссякнет песок, Аббарр не забудет ваши деяния, – голос звучал тихо, но веяло от него силой, могуществом. – Верни моего сына и мою жену, и я буду в долгу перед тобой. Эти слова предназначались только Ашри. Мудрый правитель, любящий муж и отец отчаянно цеплялся за надежду сохранить то, что ему дорого. Стоит ли его винить? Ашри кивнула: – Но герой тут не я, – элвинг смотрела на отражение Орму на стекле. – Зурри верит, что это его геройское приключение, что жертва делает его нужным . Обещайте, что позаботитесь о таких, как он. О сиротах, что лишились приюта из-за Пожирателя. Им нужен дом и любовь. Сделайте так, чтобы им не пришлось жертвовать собой, пусть они почувствуют свою нужность. – Обещаю, – кивнул Орму. – Только верни их… всех. Правитель Аббарра снял с мизинца перстень и вложил в руку Ашри: – Это не совсем то, зачем ты пришла сюда, но это кольцо – моя печать обещания. Элвинг посмотрела на кольцо: золотая рыба держала во рту крупный рубин. – Но как вы узнали, что я приду? – Я и не знал, – повёл плечами Орму. – Об этом знал Арнтару. Много лет назад, задолго до того, как позолотили мои рога, старик сказал мне: «В самый тёмный час золотая сталь цветка опередит зелёное пламя. В алой вуали времени жди лиловое пламя надежды». Звучит слишком путано, но я подумал, что ты не упустишь возможности взглянуть на рубиновое Сердце Мэй. – Это так, – Ашри ушами не повела, услышав, с какой усмешкой Орму произнёс «взглянуть». – Белые Псы проводят вас до Обители, до самых Врат. Но у тебя есть несколько часов, пока они не придут. Отдохни, насколько это удастся. – Этот разговор стоит трёх смертей? – зло улыбнулась Ашри. – Скоро узнаем, – Орму развернулся и направился к выходу. – Постойте, – Ашри зажала кольцо в кулаке. Бист остановился. Элвинг сделала два торопливых шага, оказавшись под кровавым светом рубина. – Что случилось у Башни Силы? – Твари Гаара пробили защиту и напали на нас. Все, кто был за воротами, остались за ними, держа оборону. Они выиграли время, позволив тем, кто во внутреннем кольце, запечатать тоннель. – Что с ними будет? – дрогнув, спросила Ашри. – Тоннели, где произошёл разлом, отсечены. Запечатаны. Из них нет выхода… ни для кого. Соболезную. Кажется, вы были близки с одним из капитанов, что пожертвовал собой. * * * Орму давно оставил смотровую, а Ашри всё стояла в алом свете времени, которое, не останавливаясь, текло вперёд. Кровь стучала в ушах. Грудь сдавило так, что не вздохнуть. Спотыкаясь, элвинг вышла на лестницу. Не встречая никого на пути, она спускалась и вновь поднималась, бродила по ярусам, пока не остановилась у одной из дверей. Словно кто-то дотронулся до её плеча, заставив повернуться. Дверь была приоткрыта. Ашри толкнула створки и вошла внутрь. Запах времени ударил в нос и отбросил в прошлое. – Арпанлия? – выдохнула Ашри, прикасаясь к книжным полкам. Корешки книг отзывались на кончиках пальцев лёгким покалыванием. Воспоминания о чём-то далёком и несбыточном подкатили к самому горлу и затуманили взгляд. – Арпанлия, – прошептала Ашри, глотая подступивший комок. Её никто не услышал. Она была одна среди высоких стеллажей, полных удивительных, редких, увлекательных и неимоверно ценных фолиантов. Личная библиотека Орму. «В каждой книге и в каждой библиотеке живёт дух Арпанлия», – так говорил Ветошь, старик, вырастивший Эшу. Но сейчас Ашри казалось, что она совершенно одна. Даже призраки историй покинули это место. Башня Орму превратилась в иссушенную и выбеленную полую кость, внутри которой была лишь пустота. Нет, это не Арпанлия, а она больше не Эша. Она – Ашри. Девочка без прошлого и будущего, сосуд пламени Бездны. Этой ночью, задолго до условного времени, в дом Стурион пришли не хранители Белого Пса, а стража Орму. Элвинг и жертвенный бистёныш были доставлены в самое сердце Аббарра. Они пробирались тоннелями, прорывались, теряя воинов, сражались с пробудившимися созданиями Хаоса… К их счастью, все куфы на пути были мелкие, иначе жертв могло быть куда больше. А потом была встреча с самим Орму. И известие о битве у Башни Силы… Ашри оскалилась и сделала глубокий вздох. Всё равно время утекает сквозь пальцы, почему б не попробовать? Она сняла перчатку с правой руки. Кольцо выпало и, звякнув, легло на чёрный орнамент пола. Элвинг, поддавшись порыву, надела золотую рыбку на большой палец и поднесла ладонь к книгам. Покалывание стало сильнее, будто тонкие нити тока вибриссами коснулись её руки. Закрыв глаза, элвинг вела руку вдоль полок, чувствуя дыхание времени и пытаясь поймать память предметов. На лбу пролегла морщинка. Ашри отгоняла обрывки истлевших «шёпотов» – печатей прошлого, не имеющих для неё значений. Одни были слишком блеклые, слишком истёртые, другие, напротив, свежими, но бесполезными. «Польза – субстанция текучая. Сегодня что-то покажется нелепицей, а завтра станет недостающим фрагментом головоломки», – зашелестел голос в голове. Покалывание усилилось, Ашри замерла и позволила «шёпоту» коснуться её сознания, слиться с ним. Вспышка света ослепила, и вот элвинг оказалась внутри потока памяти. Потолок стал выше, стеллажи выросли, стены терялись во мраке. Ашри посмотрела на свои руки – в них была белая потрёпанная книга. Кожаный переплёт, знававший сотни рук, пергаментные страницы, еле уловимый запах вечности и сладковатый привкус на языке. – У нас мало времени, – раздался голос за спиной. Ашри напряглась, стараясь не спугнуть шёпот, не потерять отпечаток, который нащупала в реальном мире. Мысленно элвинг начала разворачивать комнату. Медленно, осторожно, поворачивая память книги вокруг себя. Сначала она увидела его на самом краю зрения, а после знакомый силуэт старика Карпа оказался прямо перед ней. Вот только был он моложе, чем тогда у пруда в Башне Силы. – Весьма недурно, – улыбнулся глазами Арнтару. – Где я? – мысленно спросила Ашри, стараясь удержать видение. – Ты найдёшь это место и в прошлом, и в будущем, но важнее найти книгу. Иергилль Вармор. – Я иду туда, откуда вряд ли вернусь, – ответила Ашри. – Бездна – это не Смерть, а Смерть не Конец. Это лишь Изнанка мира и капля в Потоке Времени. А у каждого мира есть Карта. Когда будешь готова, мы встретимся вновь, и я дам тебе карту Тхатару. Запомни. Иергилль… – Иергилль? Белая Книга? Ашри посмотрела на свои руки, но они были пусты. Книга исчезла. * * * Когда Ашри вернулась, Зурри спал. Клубком свернувшись в уголке софы, подтянув колени к подбородку, он был похож на котёнка шаати. Ашри осторожно укрыла малыша одеялом и устроилась в кресле напротив. Утро пришло в Аббарр, но не принесло облегчения. Орхмантиру утихла, но на смену ей пришёл песчаный туман – Вуаль Мэй. Ашри бросила взгляд в окно. Словно пустыня заживо проглотила весь город, лишь самые высокие башни отчаянно тянулись к небу. Подобно тонущим в море, они хватали драгоценные порции воздуха, перед тем как пойти на дно. По привычке Ашри попыталась найти приют Маан, запоздало осознав, что у этого города больше нет Башни Веры. Вуаль Мэй не жгла кожу и не хлестала, пытаясь выгрызть куски плоти. Нет, она была кротка и бесшумна, она ослепляла, укрывая дорогу и сбивая стрелки компаса. Мельчайшие чёрные крупинки железа мешались с песком. Они не имели веса, не имели притяжения и парили, застряв между небом и землёй. «Может, нам стоило усерднее молиться Интару», – вспомнила Ашри слова Орму. – «А может, не стоило отворачиваться от Мэй. Теперь не узнать, как было бы, поступи мы иначе». – А был ли у нас выбор? – мысленно спросила Ашри Вечность. Вечность приняла облик Клыкаря и, улыбнувшись, ответила: – Всегда. Выбор – единственное, что у нас есть. А верен ли он – это совсем другой вопрос. И без того смазанный вуалью мир задрожал и поплыл. Ашри уткнулась лицом в колени и бесшумно заплакала. Вторая история моолонга: Слёзы фей и объятия Севера Утро щедро разлилось по городу. Чёрный цветок сверкал белыми арками мостов и башнями, бросившими вызов небу. Жизнь струилась по его жилам. Ремесленники ковали клинки, ткачихи соединяли нити в узоры, наёмники оттачивали удары, а торговцы заманивали прохожих в лавки с товарами со всего Мэйтару. Карш вынырнул из змеящихся нитей бусин. Прощаясь, он пожал руку старого биста. – Каждый раз, покидая твою лавку, я становлюсь богаче, Вэл Стурион. – Выходит, я неправильный торговец, – рассмеялся старик. – Ты отличный рассказчик! А легенды и истории – это самое ценное на Мэйтару. Это застывшее время, что дороже шелков и камней. Память самой земли. – Раз так, – Стурион прищурился, – негоже держать это сокровище в заточении. Не пора ли, мой друг, дать духу времени тело? Карш удивлённо вскинул брови. Стурион пригладил бороду, задумался и поднял указательный палец. Старик исчез за перестуком разноцветных бусин. Карш услышал, как щёлкнули замки, заскрипела крышка сундука. Стурион довольно крякнул и вернулся, держа в руках кремовые листы и дорожный писчий набор, которые тут же протянул Каршу: – Не жадничай, – Стурион подмигнул. – Это первоклассная бумага для лучших легенд песков. От удивления Карш даже возразить не успел. Оставалось лишь кивнуть и поблагодарить. А Стурион уже давал советы: – Отнеси эти листы в книжную лавку Коноха на Золотой улице ремесленного кварта, и мастера переплетут их соразмерно твоему вкусу и кошельку. – А ещё, – старик словно сомневался, но в последний момент решился и передал свёрток, – думаю, время пришло. Карш отложил чернила и бумагу и развернул пергамент. Внутри лежала небольшая, всего с ладонь, книга в чёрном кожаном переплёте с металлическими уголками. Сердце бешено забилось. Карш узнал золотой символ на обложке – двойная лапка оазиса Имол, пересечённая спиралью Стража «пробуждение духа». Листы внутри были потрёпаны и исписаны. Караванщик перебирал пальцами желтоватые страницы, всматриваясь в аккуратную вязь слов, такую знакомую… – Мой добрый друг Дхару тоже собирал истории, – Стурион словно оправдывался. – Но после того как случилось несчастье… Я нашёл эту записную книжку на Пыльных рядах три луны назад. Сам знаешь, туда пока что дойдёт, сменит столько рук, что в песках серьгу найти легче. Не знал, стоит ли отдавать… Бередить рану… Карш стиснул зубы. Повисла пауза, вязкая, как смола, и тягучая, как полуденный воздух. – У кого ты купил её, Вэл Сту? – голос прозвенел металлом, металлом, голодным до крови и отмщения. – Кварта кварт рук, Вариол, и продали мне не те руки, что занесли нож над твоим отцом. Желваки на скулах Карша заходили, глаза горели огнём – жёлтое пламя раскалённой ярости. Но вот он моргнул, и пламя погасло. – Ты прав, Вэл Стурион, ты прав. Прости мой гнев… И прими искреннюю благодарность. Память моего отца… Я сохраню её. И продолжу начатое им дело. Старик погладил седую бороду и, наконец, принял решение: – Это не все записи моего старого друга, фрагменты… Я знаю, что он собирал легенды Мэйтару и что эта страсть передалась и тебе. Но также я знаю, что среди легенд он находил не только истории для ночного привала, он искал нечто большее, и знал он больше, чем доверял бумаге. Торговец посмотрел сквозь Карша, заглядывая в архивы памяти. – Это прошлое, – Стурион кивнул на чёрную книгу, – а чистые листы… Они для тебя. Твоя жизнь в твоих руках, твоя история не должна стать заложницей его. Начни своё дело, следуй своим путём. Карш кивнул, то ли соглашаясь, то ли подтверждая, что услышал старика. – Ты мне как сын, Вариол, ты должен знать… Стурион хотел ещё что-то сказать, но тут показался Мараг. Однорогий бист вёл под уздцы Золотинку, по бокам которой покачивались ящики. – А вот и товар прибыл, – улыбнулся Карш. – Да не увидит он дважды небесного Ока. Стурион улыбнулся и, поймав в груди призрак необъяснимой тоски, спросил: – Ты надолго задержишься? – Пока не заскучаю по пескам. Дел накопилось, да и гварам нужен отдых, – пожал плечами Карш. – А как затрепещет сердце омэйру, вновь отправлюсь в путь. – Найди время, Вариол, загляни снова. А если не сможешь, то я жду тебя через оборот колеса со всеми историями, новыми и старыми. И пусть орхи не заметут твой след. * * * Отцовские заметки жгли руку. Любопытство, боль, злость были столь сильны, что Карш еле сдерживался, чтобы не начать читать прямо посреди улицы. Терпения хватило ровно на кварт. Карш свернул в первую закусочную, занял самый дальний столик. Бросил писчий набор на лавку, согласно кивнул хозяину на предложение отведать дежурное утреннее блюдо и заказал к нему кувшин вармийского. Свёрток лёг на отполированную годами столешницу, и Карш замер. Он смотрел на мятый пергамент, на узор досок, на свои подрагивающие руки. Отца нет уже кварту лун. Иногда Каршу кажется, что он всё ещё рядом. В тени привального костра и в треске пламени. Сколько раз, ведя караван, он оборачивался, слыша его оклик. «Зарезан в порту Лантру. Ограбление. Убийцы не найдены». Вот и всё, что ему сообщили. Карш винил себя. Не отправься он по просьбе Дхару к оценщику один, не задержись на обратном пути у лавки с украшениями, не зайди за бутылкой имперского, чтобы отметить удачную сделку… Всё могло быть иначе. Вернись он раньше, Отец был бы жив. Воспоминания хлынули, размывая реальность. Обычный день. Необычно незапертая дверь на последнем этаже постоялого двора «Зелёная волна», где они останавливались каждый раз. Карш помнил, как холод коснулся затылка, как рука сама потянулась к кинжалу. Он толкнул дверь и, крадучись, вошёл внутрь. Звенящая тишина, лишь крики чаек за окном. Комната перевёрнута, словно орхмантиру прошлась. И алая лужа, ползущая из-за стола. – Дхару! Отец! – выкрикнул Карш, уже тогда зная, что ответа не будет. Бутылка выпала из руки, разлетелась зелёными искрами, рассыпалась алыми брызгами. Карш кинулся к отцу, упал на колени. Глаза Дхару застыли, обращённые к деревянным перекрытиям потолка, рука сжимала кинжал, не достигший убийцы… Карш кричал, звал на помощь, зажимал рану на шее, чувствуя тепло крови, запах вина и железа… И слышал лишь крики морских птиц. Жизнь смеялась над ним трескучим голосом смерти. Грабители забрали сумку Дхару, кошель, несколько векселей. «Ограбление». Но отчего не тронули кинжал из лунной стали, украшенный самоцветами? Он был в разы дороже взятого, как и оправленный в золото амулет Мэй, как… Да много чего. Дознаватели лишь пожимали плечами, ссылаясь на работу новичка, которого спугнули. Но Карш не верил. Слишком поспешно закрыли расследование, слишком быстро забыли о нём. Что если кто-то лишь хотел, чтобы всё выглядело как ограбление? Карш тряхнул головой, возвращаясь в настоящее. Запах крови сменился ароматом свежего хлеба. Караванщик накрыл ладонью спрятанный под рубахой камень омэйро и набрал полную грудь воздуха, залпом осушил кружку, сорвав пергамент со свёртка, открыл обложку. – Что они искали, Отец? – обратился Карш к исписанным страницам. Заметки о заказах, погоде, оазисах. Фрагменты рассказов и легенд, «пойманных» в песках. Обычная книжка караванщика. Зачем она понадобилась убийцам и как попала на Пыльные ряды? Сам Карш даже не заметил её исчезновения. Не придал значения. У дхару всегда был ворох заметок, исписанные страницы легенд и преданий. Не велика ценность для убийцы… На одной из страниц взгляд упал на рисунок ромба с восьмиконечной звездой. И вновь воспоминания того дня обожгли сознание. – Вариол, – Дхару похлопал по скамье. – Присядь. Карш опустился рядом, и отец достал два «дракона» и пододвинул монеты к сыну: – На обратном пути купи «Кровь Дракона». Нам будет что отметить. – Это не лучшая наша сделка для такого пира, – присвистнул Карш. – И заключим мы её лишь завтра. Да и место так себе. Карш обвёл взглядом простую комнату «Зелёной волны», трактира, где они останавливались каждый раз, приплывая на Лантру, чтоб обменять дары Мэйтару на товары из Империи, Силурии, Севера и Архипелага. – А ещё я хочу тебя познакомить с моим давним другом. – Не слишком ли расточительно, Отец, для простого знакомства? – Простота – это счастье. А счастье – это мгновение, сынок. Но с тобой эти мгновения бесконечны. Помнишь, однажды я говорил, что ты унаследуешь моё дело. И я вижу, что этот момент пришёл. – Отец… – Не перебивай старших, – усмехнулся Дхару. – Сегодня вечером, возможно, к нам заглянут важные гости. А пока… Дхару снял с шеи цепь с медальоном и положил на покрытую глубокими линиями, как пустыня трещинами, ладонь. – Я получил южную звезду, когда был чуть старше тебя, и все годы она хранила меня. Я хочу, чтобы теперь она оберегала и освещала твой путь. Бережно Дхару погладил серебряный ромб с выпуклой восьмиконечной звездой и передал Каршу. Вариол почувствовал отцовское тепло, накопленное металлом. Он не знал, что ответить. Язык прилип к нёбу. – Слушай зов южной звезды, слушай сердцем и не отказывай в помощи тем, кто попросит о ней. Карш ошалело смотрел то на медальон, то на отца. – А теперь ступай к оценщику! – рассмеялся Дхару. – Быть хозяином дела – это не только иметь привилегии, но и крутиться как ужаленный скорпионом гвар! Карш несвязно поблагодарил отца и, сунув талисман в потайной карман, окрылённый и гордый, вылетел за дверь. – Постой! – голос отца остановил его на лестнице. Дхару вышел из комнаты. Отец был выше его, шире в плечах, его рога делали два оборота, и даже при своём возрасте он мог потягаться с юнцами в вопросе женщин, выпивки и драки. И теперь, стоя на три ступеньки ниже, Карш увидел его как в тот самый первый день, когда этот великан спас его. Карш поднялся к Отцу. – Помни, Вариол, ты бист по духу. Ты мой сын. В тебе горит пламя Мэй! Глаза Дхару заблестели, и он крепко обнял Карша. Тогда Карш списал это на чудачества старика, но теперь он видел в этом прощание. Отец знал. Знал, что больше не увидит его. Но почему молчал? Отчего не попросил помощи? Карш сжал кулаки и вновь оказался в «Зелёной волне». Чайки истошно кричали, лучи Орта падали на пол. Багровые пятна крови, вина, зелёные искры стекла… теперь Карш заметил бутылку на столе, почти пустую, и две чаши холодовика. Как он мог забыть? Но откуда? Купленная «Кровь Дракона» разбилась, а эта… Золотые глаза дракона на рельефе стекла сверкнули. С кем пил Дхару? Кто был последним свидетелем его жизни? Убийца? Малочисленные свидетели клялись, что не видели гостей караванщика. Но это не значит, что их не было. Время обнажит кости. Карш найдёт их. Рано или поздно. Может, в этом ему помогут записи Отца. И хотя пока чёрная книжка молчала, но тот, кто способен пройти пустыню, умеет ждать. Карш расстегнул поясную сумку, чтоб убрать записки отца, и увидел маленький мешочек с шёлковым шнурком. Чёрные мысли и жажда мести обволокли его, выпили всю радость предстоящей встречи. Караванщик отогнал их, вытеснил крики чаек из разума, взглянул в окно на проснувшийся город и заставил себя улыбнуться. Он – сын своего отца, его наследие. А ни одно слово Дхару не падало в песок. Пора приниматься за дела. Возмездие свершится, но оно не вся его жизнь. Расплатившись с хозяином лавки, не забыв похвалить угощение, чьего вкуса он даже не помнил, Карш подхватил подарок Стуриона и продолжил путь. * * * И вот вновь Карш мерил шагами плиты города. Но теперь Аббарр был другим. Прохладный ночной воздух нагрелся, камень наполнился голосами, а улицы пропитались запахами. Чёрный цветок распустился, и жизнь в нём забурлила. Карш прошёл до границы ремесленного лепестка. Походка его была под стать каравану – размеренная, неспешная, выверенная. Он втягивал полной грудью запах выпечки, зажмуривался, ловя на лице проказливый лучик солнца, мурлыкал под нос песню о лихом трёхногом лисе и был совершенно счастлив… Насколько позволяли обстоятельства. Завернув в лавку сладостей, Карш щедро набрал цветных леденцов и, кое-как справляясь с ношей, повернул на Цветущую улицу. Его тут же окутал шлейф запахов, подобных нитям мелодий, то звучащих отдельно, то сливающихся в букеты и композиции. Ароматов столь разных и чувственных, нежных, как крыло мотылька, густых, как смола вековых деревьев, терпких, как поцелуй, и неуловимых, как паутинка. Карш нырнул под полог, увитый ажурным плющом, и оказался в дивном саду. Сокровищница Тарипаску, пристанище богини молчаливых созданий, храм птиц, вросших хвостами в землю, яркий вызов пескам Мэй и жару Орта. Лавка цветов Маритты Критару – оазис в оазисе. Карш с порога наблюдал за цветочницей, поглощённой работой и не замечающей гостя. Её руки ловко плясали по листьям, словно играя с ними в «ладошки». Весь пол заставлен вазонами и горшками, некоторые стебли выше караванщика, а некоторые цветы размером с две его ладони! Благоухание десятков видов смешалось в единое целое – будоражащее, опьяняющее, щекочущее нос. Четыре кварты кадок из фиолетовой глины Архипелага, из каждой жгутами струился плющ – шестнадцать увитых колонн, держащих витражную крышу. Лучи Орта падали через разноцветное стекло и оседали на сотнях бутонов и тысячах лепестков прозрачными бабочками. Здесь было прохладно. Холодовик так искусно инкрустирован в стены, так умело вплетён в цветочную мозаику, что невольно залюбуешься и поверишь в волшебство. Красота, оберегающая растения от зноя пустыни. – Да благословит Мэй твой труд, госпожа Маритта! – крикнул Карш и, сняв воображаемую шляпу, поклонился маленькой женщине-аллати. Карш любил это иноземное «госпожа», словно он и правда сошёл на землю, побывав в далёких морях. Но кто скажет, что пески Мэй не похожи на океан? – Храни тебя Мэй, Вариол, – засияла уже не молодая, но всё ещё симпатичная цветочница. – Никак, заскучал по твёрдой земле? – Лишь на время, – караванщик поудобнее перехватил пачку бумаг: листы, словно угри, так и норовили выскользнуть и расползтись. – Что это у тебя? – Критару смерила взглядом Карша и подошла к столу. – Давай-ка сюда свою ношу. Надеюсь, ты не в сказители подался? – Сохрани Мэй, – нарочито наигранно отозвался караванщик, изобразив на лице не то ужас, не то безумие, и с облегчением водрузил листы на стол перед цветочницей. Вэлла Критару ловко подравняла пачку, тут же из-под прилавка возник лист пергамента. Пальцы заплясали, пеленая бумагу. Оборот, ещё один. Ни единого лишнего движения. И вот уже змейка травяной верёвки опутала свёрток и сплелась узелком. Критару отсекла лишнее ножом и пододвину свёрток караванщику. – Так будет удобнее, – цветочница наклонилась к вазонам со снежно-белыми лилиями и принялась аккуратно срезать те, что распустились. – Благодарю, госпожа Маритта! Ты настоящая фея! – Снова ты со своими сказками, – отмахнулась, смутившись, цветочница. Маритта Критару правда была похожа на одну из волшебных цветочных жительниц силурийских сказок. В окружении зелени и разноцветных витражных всполохах, её изящное личико сердечком, большие чёрные глаза и чуть заметные ушки, больше похожие на два пушистых треугольных лепестка, делали сходство особенно явным. Критару – ещё один старинный друг Дхару, часть семьи, неизменно окружающей и оберегающей Карша. Карш на мгновение вновь стал ребёнком, вспомнил тот день, когда впервые витражи Критару накинули на его тощие плечи мантию волшебства… – Что-то случилось? – цветочница обеспокоенно окинула его взглядом, откладывая нож, которым срезала стебли. Карш вынырнул из прошлого и увидел тревогу и заботу в глазах Критару. Её тонкая, почти птичья рука лежала поверх его. – Всё в порядке, госпожа Маритта! Сегодня просто прошлое так и норовит откусить кусочек настоящего, – тряхнул головой Карш, извлёк из сумки маленький холщовый мешочек и протянул Критару. – Специально для фей! Цветочница отёрла руки о тряпицу и приняла подарок. Шёлковый шнурок заскользил, и вот на ладонь Критару упало пять алых луковиц, размером чуть больше монетки островов. – Ах, Карш, – женщина прикрыла свободной ладонью рот от удивления, на её глаза навернулись слёзы. – Не стоит, право, – заулыбался караванщик. – Если б не ваш супруг, я б давно сбежал с вами в волшебную страну. Критару засмеялась, утирая глаза. Так смеются матери или старшие сёстры, гордясь повзрослевшими сыновьями и братьями, которые вне зависимости от возраста всегда остаются мальчишками. Она была намного старше Карша и знала его с того дня, когда Дхару привёл найдёныша в Аббарр. Полукровка, постоянно доказывающий, что он бист. Из волчонка с острыми локтями и коленями Карш стал матёрым зверем. Но для неё он всё равно останется ребёнком с огнём в золотых глазах и мечтой отрастить рога. – Я уже и не надеялась, что увижу их, – прошептала цветочница, но тут же глаза её засияли, а голос стал звонким и крепким. – Но если прошлое кусает тебя, кусайся в ответ! Критару подмигнула, достала из-под стола кувшин зелёного стекла и две маленькие пиалы холодовика. Щёлкнула пробка, и молочно-белый тягучий сироп коснулся дна одной, а затем второй, наполнив их ровно на две трети. Жидкая сливочная тянучка с ароматом ванили! Карш с детства любил это лакомство. И никто не делал его лучше Вэллы Критару. Тянучка превращалась в мягкую конфету, стоило ей коснуться холода, и таяла, стоило положить её на язык. Подождав, когда лакомство примет форму, Маритта перевернула стаканчик на лепесток розы и протянула Каршу. – Где тебе удалось достать слёзы сердца? – спросила женщина, осторожно возвращая луковицы в мешочек, – Там, где слёз больше всего, – улыбнулся Карш, принимая угощение. – В Имоле, где живут лишь воспоминания и краснопёрые рыбёшки. Один рыбак показал мне клочок земли, среди плавучих зарослей. Островок мха, трухи, палых листьев, на котором жались друг к другу бледные, почти прозрачные цветы. Знаешь, госпожа Маритта, они и правда похожи на слёзы и сердце. Из кроваво-красных лепестков, после того как они созрели и лопнули, появляются кисточки с капельками. Как разбитые сердца, что плачут от боли. – Мой муж подарил мне веточку слёз сердца и попросил моей руки. А вторую – когда родился наш первенец. В первый раз он сказал, что мой отказ заставит его сердце вечно страдать. А во второй, что теперь его сердце плачет от радости. Когда мы потеряли нашу дочь, он хотел посадить эти цветы на её могиле. Но растения, некогда росшие в каждом оазисе, исчезли полностью. Словно тхару разучились любить и плакать. Критару прижала мешочек к груди. Она смотрела далеко-далеко в прошлое, и в уголках её глаз блестели слёзы светлой тоски и радости. – Я никому не рассказывала об этом… Я благодарна тебе Вариол. Это больше, чем подарок, это… – цветочница запнулась. – Чем я могу отплатить тебе? – Ты уже заплатила мне, госпожа Маритта, – Карш улыбнулся. – Подарила мне историю. А когда-то давно вернула веру в чудеса. Хотя… Карш подмигнул: – Ещё от одной тянучки я не откажусь! Маритта рассмеялась, наполняя пиалу сиропом. – Чудной ты бист, Карш. Но одной тянучкой ты от меня не отделаешься! Нельзя уйти из сокровищницы Тарипаску без её даров! Возьми букет, – цветочница хитро прищурилась, кивнула на мешок сладостей и лилейно пропела: – Цветы растопят сердце даже северянок! – Не знал, что твои растения умеют сплетничать! – усмехнулся Карш. – Но от букета не откажусь. – Есть пожелания? – изогнула бровь Критару и обвила рукой свою сокровищницу. Карш скользнул взглядом по вазам и кадкам, поморщился и закинул в рот ещё одну тянучку: – В этой науке я бессилен! Мне по плечу определить оазис по цвету песка, но не цветы, что порадуют женское сердце. – Вариол, женщина радуется не цветам, а тому, кто их дарит. Однако, – цветочница постучала пальцем по подбородку, – белые силурийские лилии достойны богинь и избранниц Орму. Беспроигрышный вариант! Критару любовно посмотрела на бутоны. Ослепительно чистые, идеальные в изгибах, нежные и величественные. Аккуратно перерезав стебель, она поместила цветок в тонкую прозрачную колбу, добавила несколько капель из пузырька и обернула в обрез тонкого льна. – Удивительно, – покачала головой цветочница, протягивая свёрток Каршу. – На корню они цветут лишь день, а срезанные цепляются за жизнь несколько полнолуний. Словно сами решают, когда им умереть. – Или как мы: начинаем ценить лишь то, что потеряли, – кивнул Карш. Воцарилась пауза. Липкая, навязчивая, бередящая давно забытое и сводящее скулы от необретённого. – Вэлла Критару, – раздался голос за спиной Карша. – Сиятельная шлёт вам своё благословение. Карш отступил на шаг и повернулся. В дверях павильона стояла стройная аллати-мэйру в белых одеждах с золотой отделкой. За ней застыло два каменных биста. Девушка шагнула внутрь, без интереса мазнув Карша взглядом: – Надеюсь, всё готово? – журчащим как ручей голосом, спросила она. – Мы сегодня немного позднее обычного. – Храни вас Интару, – Критару опустила голову, выражая почтение. – Цветы для Сиятельной ждут, да осветит радость Орму её дни. Критару указала на приготовленные вазоны, и мэйру кивнула. Каменные бисты начали выносить цветы и грузить в крытый экипаж. Карш наскоро поблагодарил Критару. Он уже развернулся уходить, как маленькая, но сильная рука цветочницы ухватила его за локоть. – Бросай свои песчаные моря и держи вахту у северянки, а то упустишь, – тихо, чтоб слышал лишь он, сказала Критару. – Такая, как она, долго одна не останется. – Я не теряю надежды увлечь её в пески! Только представь – и Север, и Юг, и две богини всегда рядом! – Карш развёл руки – в каждой по свёртку. – Иди уже, пустобай! – махнула на него Критару, – а то цветы завянут, пока ты тут клыки скалишь. Подумать только, белые силурийские лилии! Карш ускорил шаг, чтобы поскорее избавиться от этой прекрасной, но хрупкой ноши. Цветы парящих островов в пустыне! Хотя чему удивляться. И пары оборотов не минуло, как Золоторогий Орму возвысил чужачку – из наложниц в супруги. Карш слышал о красоте заморской элвинг, слышал о её былых «заслугах», но видеть Илламиль Парме ему не доводилось. Хотя он и так знал – все элвинги излишне худы и взбалмошны. То ли дело рождённые в песках женщины! Или его аллати-северяночка. Да такая любого биста за рога оттаскает! Приятное тепло расползлось внутри при мысли о ней. Предательское тепло, грозящее сжечь кишки и сердце. Карш встряхнул головой, словно прогоняя наваждение. Вот уж нет. Ни одна женщина не убьёт его любви к Мэй. Ни одна не нашепчет ему столько историй. Ни одна не удержит. Но, как ни крути, Каршу было приятно знать, что, устав от пути, он может вернуться в тихую гавань и рассказать о своих приключениях… Не всех, конечно, но многих. * * * День давно перевалил за половину, а город погрузился в душное марево предвечерних часов. За размышлениями дорога и время прошли незаметно, и вот перед Каршом блеснул молоточек знакомой двери. Изогнутый в виде головы зверя с длинным языком, он всё время висел без дела. Ведь двери этого дома, даже скорее башни, закрывались разве что на ночь. Карш выдохнул, зажал свёрток бумаги под мышкой, пригладил пятернёй волосы и взялся за ручку. Дверь поддалась и тут же на него выпал синий как сады Азура малыш. Замахав руками, бистеныш сохранил равновесие, а Карш – цветок. А вот свёрток шлёпнулся в пыль дороги. Караванщик нахмурился, поднял бумагу и отступил на шаг, пропуская малыша, но синий не сдвинулся с места. Более того, ребёнок сложил руки на груди, выпятил нижнюю челюсть и уставился на незнакомца, буравя взглядом. Карш всегда терялся перед детьми. Иногда ему казалось, что это пустынные духи приняли облик карликов, ведь не могут дети смотреть таким взглядом. – Фто там, Зулли? – следом выглянула крохотная девчушка с волосами цвета бледного янтаря, а за ней толстяк с глазками столь маленькими, будто их проткнули иголкой. – Мосжет, это взростлый? За нами? – толстяк вынул изо рта палец и засунул его в нос. – Нет, – синий бистёныш ещё раз смерил взглядом Карша и повернулся к двери. – Пошли, он не к нам. – Не к нам? А к кому? – спросила девчушка. Дверь захлопнулась перед носом Карша, и ему опять пришлось изрядно исхитриться, чтоб подцепить ручку, потянуть и, исхитрившись, оказаться внутри. Давно он не чувствовал себя так гадко. Каждый раз эти дети смотрят на него с надеждой, а потом их глаза гаснут… – Эй, постойте, – крикнул Карш. Синий бистёныш остановился на лестнице. – Зулли? Верно? – Зурри, – поправил бистеныш. – Сиола ещё не все буквы освоила. Но для вас я Азуррит Тирруза Первый. – Ясно, Зурри… Азуррит Тирруза Первый, будь добр избавь меня от ноши, – Карш поднял руки, в которых держал свёртки, и кивнул на прилаженный к поясу мешок. – Кажется, вы знаете, что с этим делать. Зурри недоверчиво прищурился, втянул воздух широким носом и вздёрнул огромные уши: – Конфеты? – не веря, спросил малыш. – Конфеты! – радостно подхватили остальные дети и, толкаясь, побежали к Каршу. И караванщик мог поклясться, что мелких крамкиннов стало в три раза больше, чем было! – Никаких конфет перед обедом! – голос, строгий и властный, заполнил каждый уголок первого этажа. – Кто тут у нас? Синий маленький бист, вздохнув, закрыл мешок, и вся детвора, не сговариваясь, эхом выпустила разочарованный вздох. – Подержи-ка, – караванщик всучил Зурри перевязанную бумагу, и зашептал: – Брось где-нибудь. Зурри покрутил головой и передал свёрток толстяку, тот – ещё кому-то. Но Каршу было некогда следить, куда уплыл подарок Стуриона. Он старался освободить цветок от ткани. По коридору раздались шаги, и в холл вошла аллати, на ходу вытирая руки о полотенце и поправляя толстую косу. Оглядев тхару в окружении детей, женщина нахмурилась, но тут же на её лице заиграла улыбка, стоило ей узнать Карша. Зурри быстро всунул в свободную руку караванщика мешок сладостей. – Привет, Уна, – Карш пытался спрятать сдёрнутую с цветка тряпку, но отрез всё никак не хотел залезать в карман. Да ещё этот мешок со сладостями мешался. – Спаси меня от своего войска. – Ах ты, бродяга! – дети расступились, Уна подошла к Каршу так близко, что он ощутил запах ванили и гвоздики. – Ну-ка отдай конфеты детям и обними же меня, песчаный ты пёс. – Но ты сама сказала – никаких конфет… – Карш умел укрощать гваров, но не крамкинов. – Знаешь главное правило этого дома? – промурлыкала Уна, опасно сверкнув глазами. – Никогда не спорить со мной! Аллати обернулась и прошептала мелким крамкинам: – Давайте обчистим этого караванщика! Хватайте конфеты! Дети захихикали, выдернули мешочек из рук Карша и побежали наверх, шлёпая босыми ногами по лестнице. – Зурри, стол накрыт. Проследи, чтобы все поужинали, получили конфеты и отправились спать, – крикнула Уна вдогонку. – Слушаюсь, Мамауна, – донеслось еле слышно. – Ты растишь настоящих ваймар! – Карш ухватил девушку за талию и притянул к себе. – Не приют, а обитель зла! – Ох, – наигранно выдохнула Уна, прижимая руку к груди. – Меня за это накажут? – Непременно! Этим вечером самая красивая девушка Аббарра будет заключена под стражу! – Одним крайне привлекательным караванщиком? – Это тебе, моя северяночка. – Колба с цветком холодила пальцы, и Карш хотел поскорее от неё избавиться, чтобы обеими руками обнимать ту, ради которой он был готов даже на время забыть пески Мэй. – Какая прелесть, – аллати выскользнула из объятий и восторженно посмотрела на белоснежный цветок. – Неужели силурийские лилии расцвели в самом сердце Мэй? Не отрывая глаз от лепестков, Уна взяла Карша за руку, переплетая свои пальцы с его. – Моя северная богиня краше любых цветов, – Карш заправил выбившийся локон за ухо девушки. – Позже ты расскажешь мне эту историю. А пока обними меня крепче. * * * Все три кварты детских кроваток были пусты. Одеяльца с них, сложенные треугольниками, как деревня шалашей, выстроились на полу. В каждом конвертике – по ребёнку, а в центре собрания – синий бистёныш. Свет выключен. Ночь заглядывает в окно, и лишь тусклый свет лампы подсвечивает самоцветы сладостей. Истинное сокровище! Вот только никто из детей не только не пытался их забрать, не старался стать главным «делильщиком», ни один даже не смотрел на них. Хоть все рты и были полны слюней от предвкушения, но все головы были подняты к потолку, и две дюжины глаз всматривались в темноту. Сверху доносился смех, вздохи и скрип. – А нам Мамауна не разхрешает прыгхать на кровати, – с досадой сказал толстяк. – Особенно вдвоём, – поддакнул малыш с кожей чёрной как ночь и крохотными круглыми ушками. Скрип кровати усилился так, что с потолка на детей посыпались пыль и кусочки штукатурки. – Может, это как та жидкость в зелёной бутылке? – неуверенно сказал Зурри. – Только для взрослых. – Гхадкая гхадкость, – фыркнул толстяк. – Зхря я тогда тебя послухал… – Зулли, тавай конфеты деить! – поджала губки Сиола и посмотрела на друга огромными изумрудными глазами. Все дети мигом переключили внимание на разноцветные шарики сладостей и сосредоточились на более важных делах, чем скрип кровати и пыль с потолка. * * * – Вот теперь можно и истории твои послушать, – Гаруна откинулась на подушку. – А наши разговоры не потревожат твоих воспитанников? – Мы шёпотом, – улыбнулась аллати. – Они не услышат больше, чем уже слышали. – Как это безответственно – оставлять малышей без присмотра, Вэлла Маан. – Это всего лишь приют, существующий на пожертвования добрых граждан, – засмеялась Маан. – А я всего лишь тхару. – Иногда мне кажется, что твоя башня – это неучтённая копия башни Силы, в которой что-то поломалось и сюда ссылают только самых опасных крамкинов, но присматривает за ними самая прекрасная жрица башни Син. – В чём-то ты прав, – серьёзно ответила Гаруна. – Многие уходят отсюда, так никогда и не узнав настоящей семьи. А некоторые приходят, пройдя через такое, что вздрогнул бы сам Гаар. – Знаешь, я никогда не звал своей матери… – Мне очень жаль, – сочувственно сказала Маан, но Карт прервал её, качнув головой. – Но у меня был Отец, о котором можно лишь мечтать. Уна улыбнулась. – А теперь у меня ещё есть ты, – расплылся в улыбке Карш. – И весь песок Мэйтару, – деланно надула щёки Уна, оттопырив нижнюю губу. – Не ревнуй, северяночка, песок не так плох. Не веришь? Ну-ка, закрой глаза! Уна мотнула головой, продолжая дуться, но глаза закрыла. Караванщик дотянулся до валяющейся у кровати одежды и вынул из кармана подарок. – Открывай! Ожерелье из крупных бусин туманного камня с искрящейся неровной жемчужиной посередине мерцало в свете свечей. – Какая красота! Дымчатый жемчуг? Но разве такое достать в песках? – Маан зачарованно разглядывала розово-сиреневый жемчуг и серебристо-черный шлифованный камень с нитями серебра. – Никогда прежде не видела таких. Поможешь? Уна повернулась спиной и подняла косу. Карш застегнул замочек и поцеловал шею аллати, вдыхая её запах. – В следующий раз я найду тебе серьги из туманника. Уна развернулась. Камень сиял лунным светом на её смуглой коже, выбившиеся пряди волос белым золотом падали на плечи, а переливы на жемчужине мерцали, как огоньки свечей в глазах аллати. – Я рада тебе, Вариол, без цветов и украшений. Хотя они и великолепны, но ты для меня желаннее всех сокровищ Мэй. – В этом наши желания совпадают, – Карш наклонился, взял лицо девушки в ладони и поцеловал. И в этот момент он не думал о пустыне, мести и своих историях, все его мысли заполняло лишь желание обладать этой потрясающей женщиной. Глава 2. Вуаль Мэй Как и большинство вещей в этом мире, слёзы величина не бесконечная. Ашри шмыгнула носом, вытерла воротом туники глаза и тряхнула головой. Покончив со скорбью, элвинг опустила ноги на ковёр и ощутила мягкую прохладу. – В Бездну, – прошептала она еле слышно, стараясь не разбудить Зурри. Лёгким, неслышным шагом она добралась до ширм и тенью скрылась за ними. В чёрном провале зеркала блеснули лишь тусклые лиловые искры глаз. Чуть слышно скрипнул кран, и струйка воды звонко ударила в перламутр раковины. – В Бездну всё! – прорычала Ашри и плеснула полные ладони воды в лицо. Руки сжали края раковины. От пальцев поползли ниточки света. Перламутр заиграл, переливаясь нежными оттенками волшебства. Полированная многими годами жемчужная оболочка из глубин океана радостно откликнулась на зов пламени. Зеркало подёрнулось рябью, и вот Ашри уже видела проносившихся мимо разноцветных рыбёшек, ярких, словно бабочки. Огромных и неведомых монстров и необычных полупрозрачных существ с длинными, похожими на листья папоротника щупальцами. Пальцы элвинг до скрипа ногтей сжимались на перламутре, вгрызаясь в память, что хранил каждый его слой. И чем глубже проникала она в отпечатки океана, тем дальше отступала её боль. Пока не стала лишь шумом волн и лёгким покачиванием, скрежетом ножа и палящим солнцем. Ашри вынырнула в реальность, жадно хватая воздух. Свет померк и рассеялся. Зеркало вновь вобрало в себя ночь. Лишь струйка воды продолжала щебетать, делясь сплетнями с мёртвой раковиной. Элвинг подставила ладони и сжала кулак. Вода насмешливо брызнула из-под пальцев во все стороны. Тогда Ашри, ухмыльнувшись, закрутила кран. И, дождавшись, когда на ладонь упадёт последняя капля, с особым наслаждением слизнула её. В отличие от слёз и крови, вода не имела вкуса. По крайней мере того, что стоило помнить. Если она единственная, кто сможет всё исправить, – так оно и будет. По крайней мере, остались ещё те, кого она может спасти. Одежда, вычищенная и свежая, лежала на нетронутой кровати. Скинув тунику, Ашри с удовольствием натянула привычные штаны, кофту, застегнула пояс и высокие ботинки, накинула короткую куртку. Тщательно проверила ножи, аккуратно распределила. Последними надела на голову гогглы и улыбнулась в темноту. Океан и песок не смогли прожевать её, и Бездна подавится. Клыкарь заполнил пустоту, оставшуюся после смерти Рэда. Наставника, друга, предателя… А теперь и Гравмол её бросил, забрав с собой кусок ещё больше. Ашри физически ощущала внутри себя полость. Огромная выжженная дыра, лишь слегка прикрытая кожей и одеждой. Отличное место, чтобы заполнить его пламенем. Как там говорила Абби, стать сосудом и вместилищем. Перестать бежать от предначертанного, принять свой проклятый дар. Ашри оскалилась. И превратить в Силу. Ей больше некого терять, но есть те, кого спасать. И она спасёт всех, кого сможет. Не самая поганая цель, если подумать. В дверь постучали. – Уже утро, Мамауна? – сонно пробубнил Зурри. Крамкин внутри Ашри впился острыми зубками в сердце. Элвинг открыла дверь, взглядом, полным холодной ярости, она посмотрела в будущее. На пороге стоял псоглавый хранитель. Зелёные глаза светились в глубине капюшона. За ним возвышался глава Стражи Цветка. Взгляд Рионтару вцепился в Ашри. Капитан будто искал что-то, кого-то и, не найдя, нахмурился. Ашри отступила, пропуская визитёров в комнату. Оба мужчины посмотрели на главную драгоценность Аббарра: спящую искру. Бистёныш заворочался, проснулся и сладко зевнул, потягиваясь. И только тут заметил гостей. – Ой, простите, – спешно прикрывая зевок, он подтянул спасительное одеяло к носу. – И доброе утро… если такое определение возможно в сложившихся обстоятельствах. – Доброе, – улыбнулся Рионтару. Зурри лучезарно улыбнулся, разрывая душную атмосферу нависшего рока. И, не сговариваясь, все улыбнулись малышу в ответ. Даже на лице хранителя слегка дрогнул мускул, и уголки рта поползли вверх. – Благословит Интару твой путь, – слегка кивнул хранитель. Ашри хмыкнула: видать, ей благословение не полагается. Голос показался знакомым, но одинаковые маски и балахоны делали всех псоглавых на одну морду. Но, похоже, от внимательного взгляда капитана в этом городе не ускользало ничего: – Всё готово к вашему отбытию. Но прежде нас ждут в приёмной Вэл Тар Орму. Хранитель Северных Врат Аглисс Моргейт решил лично сопроводить вас. Ашри слегка кивнула. Так вот это кто – один из совета. Память услужливо подкинула: «из совета, в котором состоял Клыкарь». – И вам всех благ, – делаясь пурпурным, Зурри буквально скатился с топчана и, выпучив глаза, спросил: – Я увижу Орму? Бистёныш юркнул за ширму, вернулся, схватил вычищенную одежду с кровати и вновь скрылся за деревянными створками. Рионтару переглянулся с Ашри, но элвинг лишь приподняла бровь. Тем временем раздался плеск воды, пыхтение. Кто-то шлёпнулся на пол, что-то уронил, поднял, прополоскал рот. И вот синий метеор выбежал к ним, перекинул через голову лямку сумки, на ходу ухватил со стола крупную чавуки, сунул фрукт в карман и остановился напротив капитана: – Я готов! – запыхавшись, выпалил Зурри и, подумав, добавил: – Насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Рионтару ободряюще улыбнулся, «взъерошил» голову малышу и спросил о таких обычных вещах, как сон и настроение. Ашри вышла из комнаты, чувствуя на спине прожигающий взгляд хранителя. Всё тем же коридором они прошли до места сбора небольших, но важных советов. Правитель Мэйтару сидел за столом у противоположной стены. За ним клубился сумрак и сложно было понять, как далеко уходят стены и не скрываются ли во мраке вооружённые до клыков стражи. Зал же перед Орму заполняло янтарное пламя свечей. В высоких латунных светильниках, росших из пола, и в низких чашах, укрытых в нишах стен, плавился воск. Отсветы плясали на спинках кресел, в которых расположились бисты и аллати. Ашри удивилась: она привыкла, что везде в Аббарре свет давно был заключён в стекло. Фитили, масло и воск остались лишь в храмах, на привалах караванщиков, у бедняков и романтиков. Но было в этом не только что-то старое и забытое, трепет огня, сладковатый запах воска, еле уловимый чад дыма придавал особый уют и сокровенность. Словно они не перед ликом Орму, а в компании друзей, ждущих, когда Сезон Бурь уступит место Сезону Пробуждения. На столе перед правителем тоже горела свеча. И огонёк трепетал от его дыхания. Рионтару поприветствовал правителя, и тот в ответ махнул рукой, предлагая занять свободные места. Капитан опустился в кресло. Ашри сделала шаг следом, но Зурри словно прирос к шёлковому ковру, и элвинг отступила, подставляя свой бок и положив руку на плечо малыша. Бист, похожий на колонну, тот, что встретил их по прибытии в Башню Орму, начал было зачитывать титул и все регалии правителя, но Орму, устало сморщившись, отмахнулся и от него тоже: – Корсиум, всем и так известно, кто я, и не будем тратить время на церемонии. Самое пустое, на что мы в силах его спустить. – Да, Светлейший, – сконфузился советник и, поклонившись, отступил. На лице Орму отпечатались горе и усталость. Тени пролегли под глазами, видимо, он давно уже не знал сна. Но, оглядев собравшихся, он ободряюще улыбнулся. – Я не могу отправить многих в этот рискованный и неимоверно важный путь, но я отправляю лучших. Голос Орму звучал как рокот камней. В нём была сила и мощь. Он заставлял сердца наливаться отвагой, зажигал искру в глазах и исцелял дух: – Капитан Рионтару избрал троих из первейших в искусстве защищать. Эти воины станут вашей стальной опорой на пути к Вратам. Зелёное пламя Милосердной Интару осветит вашу дорогу. Мудрейшие Аглисс и Кмал Тар с воинами Башни Силы будут вашими стражами до самого порога Бездны. Из темноты приёмной отделилась тень. По правую руку от Орму встал сам Белый Пёс Ину. От Ашри не укрылось, как нахмурился правитель Аббарра, как тень несогласия на миг пробежала по его лицу, но тут же рассеялась: – И сам Хранитель Башни Силы будет на вашей стороне, – сцепив руки в замок, Орму оглядел отряд. – На ваших плечах непосильная ноша, но ваш дух и наша вера способны преодолевать любые трудности и воплощать невозможное. Помните: вы не одни. За вами Аббарр с его жителями и весь Мэйтару. А, возможно, и целый Тхару. Мы остановили вторжение у Башни Силы. Зелёное пламя и воины цветка откинули врага, выиграв время. Враг не ждёт удара на своей территории. Воспользуемся же этим преимуществом. Сокрушим зло раз и навсегда в его логове, освободив тех, кто в его власти. Ину обогнул стол и встал перед Орму. Ашри видела, как сжались кулаки Рионтару, и капитан стиснул зубы. Но раз сам владыка дозволял своему пламенному советнику поворачиваться к себе спиной, то отчего сомневается старый вояка? Ашри нахмурилась, переведя взгляд на Ину. – Что ж, – оскалился Белый Пёс. – Как сказал Вэл Тар Орму, не будем растрачивать напрасно время и двинемся в путь. – Вэл Тар Орму, – капитан Рионтару резко поднялся и сделал шаг к столу. – Я хотел бы просить… Орму остановил его: – Я знаю, о чём ты хочешь просить, но я не могу лишиться сразу обеих моих рук, – Орму кинул взгляд на Ину. – Я и так оголяю совет, отправляя Белого Пса и Аглисса, ослабляю храм Интару, отдавая Обители хранителя Кмала Тара. Я не могу позволить и тебе, мой друг, покинуть Аббарр. – Но… – Я приказываю тебе остаться, – глаза Орму сверкнули. – Как вам будет угодно, – Рионтару опустился в кресло и метнул острый, как его меч, взгляд на Ину. – Но прежде, – Орму колосом поднялся из-за стола и вышел к собравшимся. – Я хочу лично поблагодарить каждого из вас. Правитель Аббарра жал руку одному за другим, обращался по имени и благодарил. И вот он протянул руку элвинг. Когда их взгляды встретились, Ашри увидела за маской силы и власти любящего мужа и правителя, того, с кем познакомилась в свете Хронографа. Она ответила на рукопожатие, прежде чем хоть кто-то понял, что произошло. Её тонкие пальцы без перчатки сомкнулись на запястном браслете Орму, и на мгновение глаза вспыхнули, впитывая память золотого обруча с перламутровыми вставками. Сам Орму же почувствовал лишь лёгкое покалывание. – Верни их, – промолвил Орму и, отвернувшись, присел перед Зурри. Аззурит робко вложил маленькую синюю пятерню в огромную руку Орму. Правитель бережно сжал её и накрыл второй рукой. – Сейчас я смотрю на тебя и вижу моего сына Рибу. А после, каждый раз смотря на него, я буду видеть тебя. Рибу и Азур – два драгоценных камня, дарованных Мэй. Что бы ни произошло, Азуррит Тирруза Первый, я буду всегда тебя помнить. И я очень жду нашей новой встречи, чтобы ты лично рассказал обо всех своих приключениях. О пути, поиске и непременно о том, как сокрушили врага, спасли белый город и вернули мир на Мэйтару! В порыве Орму обнял маленького биста так, как обнимал своего сына. И в этот момент не было счастливее никого в целом свете, чем ошалелый синий сирота. * * * В крытом дворе Башни Орму их уже ждали валангу. Звери застыли и, если бы не время от времени скользящий по тхару взгляд, их можно было бы принять за статуи. К Ашри и Зурри подошёл Рионтару. – Ну что, страж, готов спасать мир? – улыбнувшись, спросил капитан. – А то ж! – Зурри накрыл ладошкой золотой значок на своей куртке. – Тогда давай я покажу тебе твоего валангу, а ещё научу, как укрыть нос и рот от вездесущего песка. А твоя подруга пока поговорит с Белым Псом. Рионтару кивнул Ашри, и та посмотрела на Ину. Он усмехнулся ей, обнажив клыки. – Послушай меня внимательно, Птичка, – голос Ину зашелестел прямо в её голове. – Твоя задача не дать этому бистёнышу переродиться по пути к Вратам. – Так свяжите его или усыпите, – так же мысленно ответила элвинг. – Он для вас всё равно лишь расходный материал. – Оставь свои колкости, – голос обжёг сознание Ашри так, что она зажмурилась от боли. – Он должен быть весел, здоров и стабилен. Никаких страхов и стрессов. – Совсем как при забое скотины, чтоб мясо нежнее было, – кусая до крови губу, ответила Ашри, вопреки разрывающей боли глядя прямо в лицо Ину. – Абби была права, – усмехнулся Ину, ослабляя хватку. – Ты сильная и упрямая, как гвар. Ашри отшатнулась, широко раскрыв глаза. Сменяя боль лёгким бризом чистой радости, её мозга коснулось сладкое чувство блаженства. Кто-то словно подцепил когтем и вытянул наружу одно из потаённых воспоминаний. – Слушай меня – и получишь всё, о чём только мечтаешь. Внутри элвинг вспыхнуло пламя и вытолкнуло чужое сознание. Её щёки горели, а кулаки так сильно были сжаты, что если б не перчатки, ногти вспороли бы кожу ладоней. – Не смей забираться ко мне в голову, – прошипела Ашри, но Ину в ответ лишь самодовольно оскалился. * * * Вуаль Мэй не рассеялась с рассветом и не стала слабее. Песчинки всё так же парили в воздухе, лишая зрения. Но они не бросались остервенелым роем на путников, не жалили, не царапали. Свет Орта пробивался через песчаную завесу, придавая всему ржавый оттенок. Тенями выныривали вдоль тракта здания: появляясь неожиданно, без всякого предупреждения. Даже плиты под ногами теряли очертания. Маленький отряд плыл сквозь мутные воды времени. Валангу был выше и крупнее того, что вёз элвинг по старым тоннелям Аббарра к Башне Силы. Чешуйки его были узкие и длинные и чем-то напоминали прилизанную шерсть. На седле перед элвинг сидел Зурри. Белый пёс с Аглиссом и Кмал Таром ехали во голове отряда, за ними два солдата из Стражи Цветка, затем Ашри с воином Рионтару и хранителем по бокам. А позади ещё четверо псоглавых. Двенадцать валангу и тринадцать всадников. Стоило отряду выйти из ворот Башни Орму, как один из хранителей сотворил из пламени светящийся шар, придал ему форму шаати и пустил вперёд, как маячок. Но прежде шаати пронеслась над отрядом и заложила крутой вираж непосредственно перед малышом бистом. – Ух ты! – Зурри не смог скрыть восторг. В тишине мёртвой улицы возглас прозвучал так громко, что бистёныш смутился и зажал рот обеими ручонками, покачнувшись в седле. – Лучше держись за седло, – улыбнулась Ашри. – Этому городу не повредит немного магии и радости. И пусть лицо её было почти не различить за гогглами и натянутым до самых глаз платком, элвинг надеялась, что малыш почувствует тепло и поддержку. И вовсе не потому, что так велел Ину, а чтобы это путешествие действительно стало… незабываемым. «Незабываемое приключение» – она уже слышала эти слова. Сказанные однорогим караванщиком в его первом походе по барханам Мэй. – Это так здорово! – зашептал Зурри, выворачиваясь, чтобы заглянуть в глаза Ашри. – Ехать на валангу в окружении Хранителей и Стражи. Все приютские обзавидуются! Маленькие синие пальцы потянулись к шее животного и погладили его. Ашри промолчала о том, что вряд ли кто-то позавидует путешествию в один конец, даже если оно проходит с таким пафосом и сопровождением, как это. – А ещё так жутко! – Зурри старался говорить шёпотом, но Ашри не сомневалась, что его слышно от Каменного порта до Имола. – Ни зги не видно! Мы словно в песочном шаре. – Где? – переспросила Ашри. – В песочном шаре, – Зурри снова вывернулся так, чтобы не только видеть Ашри, но и чтобы она видела его руки. – Это такая штука, как круглая бутылка с широким горлышком, – Зурри пальцами придал воздуху форму шара, будто держал невидимый мяч. Решительным ударом руки отсёк воображаемое дно. – Стекло прозрачное, дна нет – сплошной шар. А внутри, запечатанный пламенем, парит песок и, если присмотреться, то можно увидеть сюрприз – скрытую сценку. Караван, например. – У меня был подобный, но со снегом. Снежный шар назывался: потрясёшь, перевернёшь, и снег летит на крохотный домик с крыльцом и окнами, в которые всегда хотелось заглянуть, – «а иногда и попасть», хотела добавить Ашри, но не стала. – А рядом с домом стоит снеговик… – Снеговик? – попробовал слово на вкус Зурри. – Это что? – Это слепленный из снега тхару. – А что такое снег? Ашри хмыкнула. – Снег почти как песок. Только белый, холодный и тает на ладошке или в тепле дома. Потому что он на самом деле вода, но застывшая и превратившаяся в пушистые хлопья. Он падает с неба зимой, – элвинг увидела непонимание в глазах бистёныша. – Когда холодно так, что надо надевать тёплую одежду, и всё на улице такое морозное, словно сделано из холодовика. И сам воздух щиплет нос, щёки, уши… – Пушистая вода с неба, похожая на песок? – недоверчиво переспросил Зурри. – А если он тает в руках и дома, то как вы его в шаре храните? – В шаре не настоящий снег, а поддельный. Крупинки покрашенные, но похожие на снег. – Песок? – прищурился Зурри. – Может, и песок… крашеный, – передёрнула плечами Ашри. – Никогда не задумывалась. – Значит, у тебя тоже был песочный шар, – подытожил бистёныш. – Нет, у меня был снежный! – фыркнула Ашри. – Даже если там падал крашеный песок, это всё равно был снег! – Но это противоречит… – Это был мой шар! – прорычала Ашри. – Снежный! Элвинг услышала короткий смешок со стороны правого конвоира – стража. А потом и слева коротко тявкнул хранитель. Ашри закрыла глаза, досчитала до десяти, набрала полную грудь воздуха (через повязку на лице это было то ещё дело) и медленно выдохнула. Вроде сработало. И тут прямо перед её носом полетела снежинка! Ашри моргнула, но снежинка не исчезла. Призрачно оранжевая, как и весь мир за стёклами её гогглов, она вильнула перед лицом и легла на макушку Зурри. А потом просто вспыхнула искоркой и пропала. Ашри скосила взгляд, пытаясь вычислить, который из псов пускает тут свои зелёные фокусы. Все капюшоны были как один, да ещё и размыты вуалью Мэй. Подозрение пало на ближайшего. «Псина блохастая», – фыркнула мысленно элвинг, отгоняя мысль, что с удовольствием оказалась бы сейчас в том маленьком домике среди летящих хлопьев снега. Торговый тракт широкой застывшей рекой вёл их от Башни Орму к Золотым Вратам. Ашри подумала, что их разношёрстная компания похожа на стайку рыб, что пытается поскорее выбраться из мутной воды. Вот только рыбки не знают, что поднятый со дна ил не осядет так быстро, как им хочется, и надёжно укроет всех хищников, что уже давно почуяли запах добычи… Время текло, валангу мерили шагами камень, и отряд продвигался без всяких происшествий. Лишь пару раз навстречу им выбегал рассёдланный гвар и так же внезапно скрывался в пелене песка. Время от времени доносились приглушённые звуки: не то плач, не то стоны, иногда пение. Но сильнее всего Ашри запомнился крик. Она не знала, кто издал его – птица, тхару или раненый зверь. Это был вопль, подобный острию стилета – высокий, смертельный, пронзительный. Он вспыхнул, достиг апогея и оборвался. Элвинг почувствовала, как напрягся валангу под ней. Она погладила зверя, мысленно успокаивая. Пусть Клыкарь и говорил, что эти звери не слышат и не чувствуют, но он и до этого ей врал. Зурри опустил уши и чуть слышно сказал: – Это лопнула душа. Все мы теперь прокляты. Ашри посмотрела долгим печальным взглядом в мутную песчаную мглу. Где-то там, откуда раздался крик, тлели угли Башни Веры. И слова Зурри холодом пробежали по спине элвинг. Вдруг и правда – это душа Уны? – О чём ты? – элвинг старалась, чтоб голос звучал бодрее, но он предательски дрогнул. Не от страха, а от тоски, что разом поднялась с глубин её собственной души. – Расскажи. – Я прочитал эту историю совсем недавно, – словно оправдываясь, начал Зурри. – Но всё равно могу что-то забыть или… перепутать. – Не переживай об этом, – Ашри положила руку на плечо бистёныша. – Ты лучший из рассказчиков, которых я знаю. – Это была красивая книга легенд. Белая с серебряными уголками и ровными рядами слов, складывающих историю из букв, – Зурри прижал ладошки к груди. – Молчаливое волшебство. Я нашёл её на столе в доме Вэлла Сту. Все спали, а мне захотелось попить. Ну, я и заглянул одним глазком… И, закрыв глаза, Зурри начал рассказ. А так как он был хорош в этом деле, то каждый член отряда невольно попал под его магию, как муха в паутину. Даже суровый Белый Пёс навострил уши. И, пока валангу шагали к внешней стене Аббарра, всадники на них зачарованно слушали легенду, что рассказывал один очень смелый синий сирота. Далеко-далеко, на самом краю мира, песок искрится серебром, потому что это не раскрошённые временем горы, а разбитые вдребезги звёзды несбывшихся желаний. Ни один зверь или бист, аллати или элвинг не может пройти по этому песку. Осколки мёртвых звёзд остры как стекло, а блеск их способен ослепить. Это место покорилось лишь тем, у кого больше нет желаний, а взгляд неизменно устремлён в прошлое. Там бродят огромные, как острова, живые города первых бистов. Ожившая история и память Мэйтару – моолонги. Говорят, что это они заложили оазисы Мэй, просто сбросив однажды свои панцири, которые стали им малы. А сами, сделав новые из гор и великаньих руин, ушли далеко на восток, где белый песок Мэй перетекает в чёрный камень Дартау. Они помнят обо всём и знают о каждом. Ветер прилетает на их спину, чтобы рассказать о делах мира, а сам Орт направляет копья в тёмные уголки бродящих островков, чтобы выжечь густую, обретающую плоть, тьму. Вот только прорех и закоулков на панцире моолонга великое множество, и каждый раз, пока Орт спит, ночь оседает в них новыми мороками. И когда мороки достаточно окрепнут, чтобы свить себе тело из найденных в подворотнях памяти тёмных историй, они становятся птицами – скорбными крикунами, чёрными плакальщиками. Вечно голодными, не ведающими иных чувств, кроме голода. Яд крикунов разъедает память моолонга, и в эти дыры вылетают души живых историй. И тогда крикуны хватают их и рвут на части, пожирая. Умирая, потерянная, одинокая и истерзанная душа кричит из утробы птицы её голосом. И звук этот рассекает мир и забирает покой всех, кто его услышит. Никогда не забыть его, он будет вечно отпечатан в тебе. Ведь это само отчаянье. Зурри замолчал. Тишина накрыла отряд, лишь когти валангу царапали камень. Так они и плыли через песок, пока, сотканная из пламени, шаати не замерла и не развеялась, смешав мерцающие искры с Вуалью Мэй. Тракт упёрся в запертые ворота: первые в чреде, что им предстояло пройти, прежде чем покинуть Аббарр. Ашри воспользовалась остановкой, пригубив флягу. Прохладная вода – похоже, единственная радость, которая ждёт её в ближайшее время. Элвинг передала флягу Зурри, а сама подумала, что слишком много песка её раздражает не меньше проклятой вездесущей морской соли. Ину отдал приказ, и ему ответили лязг цепей и скрежет металла. Ворота открывались и закрывались одни за другими, пока прохлада и уют каменных переходов вновь не сменились изнуряющим маревом Вуали. Золотые Врата, ухнув, закрылись, выпуская путников во владения Мэй. Скоро камень под лапами чешуйчатых кошек обернулся песком, и тринадцать всадников оказались в огромном пустынном шаре, из которого не было выхода. Третья история моолонга: Лёд сердца и свет звезды Мастера Коноха справились на славу: белая кожа переплёта, серебро уголков, чёрный как ночь срез и символы шести оплотов на корешке. Такая обложка достойна самого Орму, осталось лишь наполнить её достойным содержанием. Карш вывел ажурный вензель, с лёгкостью писца перенёс одну из коротких легенд Мэй на лист, отложил металлическое перо и подул на чернила. – Говорят, на той стороне, Отец, историй ещё больше, – обратился к книге караванщик. – Надеюсь, у твоего костра лучшие из сказителей. Расспросы на Пыльных рядах, как и предупреждал Стурион, не дали результата. Всё, что он узнал, – книжка Отца могла быть в груде хлама старьёвщика Сурьмы, а тот, даже после обильных возлияний в кабаке (за счёт караванщика), не смог вспомнить не только, откуда он её взял, но и где провёл вчерашний вечер. Однако Южная Звезда всё не давала покоя. Взяв заказы, Карш пустил свой караван вглубь песков. Луна таяла и вновь прирастала, песок перетекал и нашёптывал истории былых времён, но все вопросы караванщика оставались без ответа. Мёртвый Имол молчал, таинственный Варме пожимал плечами, а чопорный Страж презрительно фыркал. Товары наполняли тюки Карша, превращались в «драконов» и «зароки», гвары мяли барханы… Время текло и вот однажды в трактире нижнего яруса Стража, в момент, когда очередная легенда чёрной вязью чернил легла на лист, за стол к караванщику подсел бист. Алые одежды из парчи и шёлка, тонкая золотая вышивка, цепь трёх металлов с золотым треугольником и рубином. Каршу хватило одного взгляда, чтобы узнать представителя Алого Дома Цави. – Велик лик Мэй, грозна её поступь, – еле заметно кивнул незнакомец. Руки его покоились в складках рукавов, и не было ясно: с ножом он пришёл или с дарами. – Полно её сердце огня и любви, – Дхару учил сына не только как тюки вязать, но и как плести переговоров нить от вод Овару до Белых Песков. Что же заставило утопающих в облаках сойти на нижний ярус Борумы? – Скорбью полнятся наши сердца от вести, что тхарука покинул земли Мэй и направил свой караван в Дартау. Слова были сухи и мертвы как пустыня. Выбеленная кость для пса, чтобы не забывал хозяина. Прелюдия для истинной цели визита. – Наши пути ещё не сплетала Мэй, но шёпот её песков достиг Алого Дома. Дело Ваэллу Дхару было унаследовано достойным тхарука, а коль так, то и доверие Алого Дома может быть даровано ему. «Ваэллу» – так обращались лишь на юге Мэйтару, лишь те, кто до сих пор считал Аббарр таким же Севером, как острова Архипелага, Силурию и Северные земли. Незнакомец слегка склонил голову и посмотрел Каршу в глаза. Оценивающе, словно иголками пронизывая его мысли. Видимо, то, что он увидел, или, напротив, не увидел, устроило его. Зал трактира опустел. Брошены были недопитые кружки и еда на тарелках, даже хозяин покинул место за прилавком и скрылся за деревянной дверью кухни. Остались лишь Карш, красный балахон и два наёмника у дверей, чьи лица были наполовину скрыты алыми масками. – Ум твой цепок, тхарука, а мои одежды не таят моей сути. Великая честь служить Дому Цави и носить алый Сигр как имя. Карш отпил из чаши с вином, ожидая продолжения речи. «Сигр» на южном наречии пустыни значило «три», и это имя давали третьему поверенному в делах Дома, и меткой были три красные полосы на правой щеке. Борума пестрил разноцветными балахонами и изукрашенными лицами, и по ним легко было опознать, кому служит тхару. Три старших и вечно соперничающих дома: Алый дом Цави, Индиговый – Зимр, Золотой – Макхн, и приблудный Изумрудный – Нарх. Все прочие же младшие дома Борумы, переплетающие цвета основателей, были скромны, как в своих богатствах, так и во влиянии на жизнь Стража и пустыни. – Добра тебе, Сигр из Алого Дома, пусть процветает он, – дежурно бросил караванщик. Складки мантии дрогнули, и Сигр извлёк из рукава сложенное письмо. Глаза его оставались расчётливы и холодны, как подобает тхару, имеющему власть и хозяина. Сверху он положил кольцо с печатью Алого Дома. Тонкие пальцы с длинными, покрытыми поталью когтями пододвинули конверт Каршу. – Это откроет перед твоим караваном врата. Белые каменные и золотые небесные, – Сигр добавил сверху алый шёлковый кошель. – А «драконы» придадут вес и серьёзность нашему предложению. – Что требуется от меня? – спросил Карш, жалея, что вино в чаше закончилось. – То, что ты умеешь лучше всего, тхарука. Забрать товар и доставить в целости. Без лишних вопросов и промедлений. – Значит, мой отец занимался этим? – Сигр изогнул бровь, и Карш пояснил: – Не задавал лишних вопросов. – Ваэллу Дхару был славный тхарука, хозяин своего пути, гвара и слова. – Что ж, – Карш отодвинул пустую чашу, взвесил на руке кошель, заглянул внутрь, обнаружив там две кварты драконов. – Куда и когда? – В Ледяные шахты Ахран, – Сигр, подумав, добавил привычное для «северян» название. – Копи Энхар. До новой луны. Хватит двух гваров. По возвращении Дом Цави заплатит ещё столько же. Это было хорошее предложение. И времени с избытком, и ноша не тяжёлая. Затрат и на одного «дракона» не наберётся. Слишком щедрое предложение. Такое, что не может не вызвать подозрений. Отказаться – выставить себя дураком и потерять могущественного заказчика, согласиться – и… Что может быть в Ахране, кроме залежей морозного камня? – И в чём подвох? – Карш прищурился, зная, что клюнул на приманку, а хуже того: Сигр это тоже знал. Сигр растянул узкие тонкие губы в мёртвой улыбке и повёл плечами, словно сгоняя навязчивую муху. – Доверие к твоему дому – залог постоянства. Ваэллу Дхару наследовал тебе, мы чтим его выбор. Мы ценим связи, сотканные годами и песком. И более прочего – тишину слова и песка. Карш кивнул, наживка была проглочена. Караванщик не сомневался, что в случае чего, ему хватит сил утянуть удильщика в омут. * * * На постоялом дворе Туманника – младшего брата Стража, изъеденного старыми тоннелями и гварнями – Карш чистил Пеструху. Мыслями он парил над дорогой к Энхар, ещё раз обдумывая, всё ли готово к пути. – Задержался ты на юге, караванщик, – тяжёлая рука хлопнула Карша по плечу. – Когда обратно, к белым стенам, отправишься? – Ваэллу Ыргых, дери тебя орхи! – мужчины обнялись, похлопывая друг друга по спине. – Однажды я сверну тебе нос. – Неужто на старика руку поднимешь? – рассмеялся бист и прищурился. – Такую силу, как у тебя, да каждому! – Говорят, Алый Дом спустился с поднебесья и пьёт вино на первом ярусе? – Я становлюсь популярен, раз великие Дома находят меня в кабаках, а сам хозяин Драконьего Хвоста заглядывает ко мне в гварни! Ыргых хитро глянул из-под косматых бровей. Взгляд его был цепок, ум проворен, а «драконов» он извлекал прямо из воздуха. Он торговал самым ценным – знанием. Любого сорта и свежести – от слухов и сплетен до содержания любовных записок и тайных указов наместников. – Так всё же? Чего прилип к Стражу? – усмехнулся старик. – Вот сделаю крюк, чтобы доставить тюки из Стража, и поверну гваров на север, – провёл щёткой по спине гвара Карш. – Слышал, на той стороне от Стража, по кромке Гиблых Песков до самых Энхарь, отродья ваймар промышляют. Возьми охрану покрепче. – Ваймар? – Карш почесал подбородок. – Беглые? Кто-то смог собрать и объединить их? – Птички напели, что кто-то из отречённых. Из тех, кто не должен был сбежать. Кромка вдоль Гиблых песков столь узка, что ваймар не упустят возможности напасть. Ведь ты не думал, что это будет лёгкий путь за две кварты «драконов»? – Ваэллу Ыргых, – удивлённо воскликнул Карш. – Как так вышло, что я вижу на вашем лице всего два глаза, а на спине своей и в кошеле чувствую сотню взглядов? – У тебя не хватит золота, чтобы вызнать этот секрет, – рассмеялся старик. – Но я не зубоскалить пришёл. Что бы ни сказал алый, двум гварам слишком просто сгинуть в песке. А коли тащишь с собой паренька, найми охрану, да не скупись. – Есть кто на примете? – серьёзно спросил Карш, доверяя старому другу Отца. – Есть. В «Каменном столе» спроси Ашри. – Он из серых мечей? – Она, – поправил Ыргыш и усмехнулся, увидев недовольное лицо Карша. – Ашри сама по себе. Даром худющая девица, но с ней в паре тот, кто тебе нужен, чтобы ваймар твоих гваров за ляжки не покусали. – Женщина в песках хуже орхов, – проворчал Карш, кривясь так, словно кислянку-моргу съел. – Женщина и есть песок, – задумчиво ответил Ыргых, глядя сквозь время. – Но эта, поверь, способна удивить. * * * Карш ожидал увидеть женщину. Ыргых его предупреждал. И караванщик ждал воительницу, опасную, злобную, может, даже со шрамами. А как иначе? Но вот эта не была похожа на наёмницу. Перед ним была девчонка-подросток, с ушами как у элвинга, но с цветом кожи фиолетовой глины, что добывают на Архипелаге, и горшки из которой так любит цветочница Критару. Волосы растрёпаны, на шее болтается свистулька, из оружия – кинжал, которым она быстрее себе пальцы отрубит. Перед девицей на столе стоял кувшин вина и дюжина тарелок, почти все пустые. Прожорливая особа приступила к пирогу, судя по запаху – мясному. Если это и была трапеза на компанию (ведь кто же съест столько в одного?), то прочих её приятелей за столом не наблюдалось. Карш озадаченно оглядел трактир. Нет. Больше никто кроме этой ушастой не мог быть Ашри. Пара рогатых бистов с сединой в бородах, аллати с порванным ухом и впавшей грудью, хозяин с бугристыми от мышц руками, покрытыми острыми узорами… Все они ещё меньше походили на женщин. – Могу поклясться: это был не последний кусок пирога! – жахнула кружкой по столу девчонка. Да так, что тарелки подскочили. – Что? – Карш удивлённо глянул на элвинг. – Ты долго надо мной висеть будешь и в рот заглядывать? У Горыни ещё три куска оставалось. – Горыни? – вздёрнул бровь Карш. – Хозяина, того вон, как гора, – девчонка закатила глаза, словно разговаривала с недоумком, а после впилась зубами в пирог. – Я ищу Ашри, – опешив от манер, а скорее от их отсутствия, сказал караванщик. – Ну и? – продолжила жевать девица, время от времени облизывая пальцы, торчащие из нелепых полуперчаток какого-то совершенно девчачьего цвета – розово-фиолетового. – И? – повторил Карш. – Нашёл, допустим. Что дальше? – девица уничтожила пирог и так пристально смотрела на Горыню, будто заклинала того взглядом принести ещё один. Карш подумал, как отплатит Ыргыху за такую шуточку. – Возможно… Но девчонка не дала ему договорить: – Возможно лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это дать мне поесть. В одиночестве. – И, вытянув шею, девчонка замахала рукой, крича: – Эй, Вэл Горыня! Можно мне ещё два куска твоего великолепнейшего пирога! Карш не мог решить, чему он удивился больше: тому, что манеры у этой девицы всё же имеются, или что её тощее пузо способно вместить столько еды. – Держи, Птичка, – Горыня поставил две тарелки. – Благодарю, но я не голоден, – восприняв второй кусок как извинение за хамство, небрежно сказал Карш. – Не стоит благодарностей, это оба для меня. Трактирщик усмехнулся караванщику и вернулся за прилавок. Ашри же зыркнула лиловыми глазами так, что Карш напрягся. Зрачки крестами ему не доводилось ещё видеть. В ней весу-то полтюка шёлка, а гонора как у бешеного миронгу, подумал караванщик, разглядывая ушастую наглячку, которую орхи не унесли лишь оттого, что характер несносный, да брюхо набитое. Девчонка жевала, не отрывая взгляда от Карша. – Ладно, всё равно аппетит испортил, – ушастая упрятала остатки пирога в сумку и опрокинула залпом кружку лимры. – Чего тебе надо? Карш чувствовал себя полным болваном. Слова не хотели лезть изо рта, цеплялись за клыки, и лишь рот беззвучно открылся пару раз. – Ты язык проглотил? – девица прищурилась. Внутри караванщика закипал котёл. Всыпать ремня этой занозе явно б не повредило. Карш огляделся. Все лица смотрели на него и ждали развязки. Из щербатого рта аллати по подбородку ползла лапша. Рогатые кидали оценивающие взгляды. Любой из этих двоих мог быть напарником наглячки и затеять драку, стоит лишь Каршу проявить благое воспитание к этой несуразности, зовущейся наёмницей. Караванщик придержал орхов ярости и поправил кошель на поясе. – Мне рекомендовали Ашри в сопровождение, но, похоже, я не так запомнил имя. – Так запомнил, – девчонка скользнула по Каршу взглядом. – Кто рекомендовал? Ыргых? Не дожидаясь ответа, элвинг порылась в кармане, выложила на стол три монеты. После чего вылезла из-за стола, поравнялась с караванщиком, приподнялась на носочки и шепнула ему на ухо: – И не стоит трясти лживым кошелем… так недолго и настоящего лишиться. На стол упал подозрительно похожий на его мешочек из алой материи и звякнул спрятанными внутри «драконами». Карш, разинув рот, смотрел, как худая и мелкая элвинг идёт в сторону двери, уже на пороге она обернулась: – Ну, пошли, покажешь, что сопровождать. Карш сгрёб кошель, сделал глубокий вдох, мысленно перечислил все оазисы торгового пути и шагнул следом. Проходя мимо стойки, он встретился взглядом с трактирщиком. Тот ухмылялся. В ухмылке не было злорадства и не было насмешки, но было что-то такое… Карш подумал: так улыбается тот, кто провожает одетого в шубу чудака за дверь, зная, что там уже наступило лето. «Она сумеет тебя удивить», – вспомнились слова Ыргыха. «Это точно», – мысленно клял себя Карш. * * * – Один день. Два «дракона», – Ашри зевнула. – И плата вперёд. Они стояли под навесом, где в тени, глубокой и прохладной, громоздились бесчисленные ящики и мешки. Карш чувствовал, как от земли, устланной мозаикой из холодовика, поднимается приятная свежесть. – А ты уверена, что мне не придётся защищать тебя? – Два «дракона» и обед для меня и моего друга, – элвинг даже ухом не повела на подколку Карша. – Или иди сам через Гиблые пески, вместе со своим малахольным. Карш удивился, откуда девчонка успела прознать про Марага. Следующей мыслью было, что он полный дурак, раз соглашается на такую авантюру. – По рукам, – протянул руку Карш. – Но заплачу, когда доберёмся до Кромки. Ашри посмотрела на его ладонь, но не пожала. Лишь сжала губы и слегка дёрнула носом, как зверёк. – Договорились. Отправляемся, как зайдёт луна, чтобы к первому лучу быть у Кромки. И деньги вперёд. – А твой друг? – недоверчиво спросил Карш, доставая «дракона». – Мне говорили о двух наёмниках. Его не стоит спросить? – Он не против, – хмыкнула Ашри, пряча монету в карман, и небрежно кивнула в сторону заваленного разным барахлом сумрака. – Сварг, ты же не против? И тут тень ожила, заворочалась, и на Карша из мрака уставилось два глаза – холодный ледяной и огненный янтарный. – Смилостивься, Мэй, – Карш попятился. – Это же кайрин! – Ага, – повела плечами элвинг. – И его обед входит в уговор. Чудовище зевнуло, обнажив клыки, потянулось. Обрез холстины соскользнул на землю. Кайрин сделал пару ленивых шагов и уселся рядом с девицей, ткнулся ей в макушку клювомордой и заурчал. Ашри почесала звериную морду меж рогов, развернулась и, не говоря ни слова, пошла прочь. Кайрин, как послушный пёс, потрусил следом, размахивая пушистым хвостом, на кончике которого была не кисточка, а смертоносное жало. Караванщик так и стоял, словно разом проглотил пуд холодовика. Он ни разу прежде не видел кайрина. А такого и подавно. Одно крыло зверюги было обычным, пернатым, а вот второе. Чёрные пластины металла, энергоконтейнеры и стальные трубки, и всё это там, где должны быть кость и плоть. Карш видел подобное лишь на Лантру, куда иногда залетали воздушные корабли Силурии. И всего однажды ему довелось встретить капитана с механизированной птицей. Карш слышал, что сращение механизма с плотью – наука и искусство, которым владеют северные бисты. Небольшая колония мастеров, живущих многие поколения на острове Механиков и создающих машины, обладающие душой. Но дела Севера были непостижимо далеки. Ни один живой корабль не мог пролететь над Мэйтару. Рубиновый Хронограф и открытые колодцы Бездны создавали поле, что сводило с ума существ, чья душа была разделена металлом и кристаллами. Но этот… Казалось, он вполне сносно чувствовал себя в песках Мэй. Или у него не было души, или… Или… Неужели это та самая элвинг и грифон, про которых рассказывал Стурион?! Удивительно мешает Мэй песок в своём чане: три крупинки оказались в одном месте и в одно время! – Орхи дери, – хлопнул себя по бокам Карш и крепко выругался. История, что началась в прошлый оборот Орта, и лишь краем зацепила Карша, вернулась к нему на втором витке. – Что-то не так, Вэл Карш? – спросил Мараг и присвистнул, проследив за взглядом караванщика. – Это же кайрин! И элвинг? – И я обещал им обед. А эта щуплая девица аппетитом не уступает своей зверюге. Да мне белые псы и стражи Орму дешевле бы обошлись, чем эти двое! – прорычал Карш, в очередной раз мысленно «благодаря» Ыргыха за совет. – Мы правда пойдём вдоль Гиблых песков? – спросил Мараг. – Нет, мы пойдём прямо через них, – чуть слышно ответил Карш. Мараг выпучил глаза, разинул рот, но вопроса так и не задал. – Это твой первый песчаный путь, Мараг, останься и присмотри за гварами. Дождись моего возвращения, – с заботой старшего брата сказал караванщик. – И проспать такое приключение? Вот уж нет! Простите, Вэл Карш, но это незабываемый караван, и я лучше сгину в песках, чем пропущу его. – Полегче, парень, – Карш положил руку на плечо однорогого биста. – Никогда не предлагай Мэй свою жизнь, только лишь сердце. И носи камень тук на случай, если Мэй решит принять твой дар. – Так точно! – Мараг заулыбался, доставая из-за пазухи шнурок с прозрачным, как слеза, камнем омэйро. – Вот! Всегда при мне! * * * Вечером Карш обходил стойла. Девять гваров – слишком много, чтобы пройти этот небольшой отрезок пути быстро. Гварники Туманника присмотрят за ними. – Моя хорошая, – Карш почесал лоб Пеструхи. – Ты останешься с Чернушкой, Ярмой, Шати, Валдой и Ойну. Карш не спеша обошёл всех животных, для каждого нашлось доброе слово, сладкий корешок и порция ласки. Гвары довольно урчали, тыкались мордой в плечо хозяина, жмурились и переминались на толстых, как колонны, ногах. Карш восхищался покорностью и мощью этих созданий, их безоговорочной преданностью. Гвары не только несли тюки и караванщиков, они чуяли воду за много барханов и не раз спасали заплутавший караван, выводя к колодцу. Но к Ахран он возьмёт лишь троих: двух под седло и одну для тюков. Карш хмыкнул. Да, неприметный выйдет караван с таким сопровождением. Одна надежда, что в Гиблых песках не будет лишних глаз, а в самих шахтах он что-нибудь придумает. Карш поправил на Золотинке седло, перестегнул сумки и вывел во двор. Там уже ждал его Мараг, держа Краснопёрку, к которой была пристёгнута Дымка с тюками товаров, которые Карш планировал попутно продать шахтёрам. Улыбка светилась на лице однорогого биста, и он то и дело поглаживал меж ушей свою любимицу, названную так за огненные кисточки на ушах и хвосте. – Не боишься, что кайрин сожрёт твою отраду? – спросил Карш, кивая на Краснопёрку. – А может? – улыбка сползла с лица Марага. – Может, но пока не станет, – из сумрака возник кайрин, на спине которого сидела элвинг. – Кого ждём? Двигаем. * * * Они добрались до места без приключений. Карш даже успел пожалеть, что послушал Ыргыха и нанял девчонку с кайрином. Мог бы сэкономить. Но дело было сделано. А нет большей беды, чем считать упущенное. Копи Энхар, шахта Ахран, ледяная гробница Мэй – добыча морозного камня посреди раскалённых песков. Небольшое поселение, где обитали те, кто работал в копях и те, кто следил за их работой. – Это рабы? – Мараг вытянул шею. Карш заметил, как элвинг нахмурилась. Весь путь она молчала, а сейчас и вовсе вся нахохлилась, ощетинилась. Да и зверь её выглядел как… зверь. Хвост подёргивается, фыркает. Девчонка то и дело гладит его и что-то беззвучно шепчет. – Да, – кивнул Карш. – В основном преступники: убийцы, изменники, прислужники Гаара. По обе стороны каменной дороги раскинулись карьеры. Как муравьи в них суетились мужчины и женщины. Где-то были натянуты шкуры и парусиновые отрезы для тени. Под ними сидели те, кто перебирал, шлифовал, очищал пластины камня. От земли шёл холод. Кайрин то и дело удивлённо поджимал когтистые лапы. Ашри сидела сверху, между крыльев, мрачнее колодца Рраббы. – В основном? – уточнил Мараг. – Есть и наёмники. Как за любую работу, за эту тоже платят. – На них нет цепей, и стен у Ахрана нет. Почему они не бегут? – удивление Марага было столь искренним, что Карш невольно подумал, о том, как впервые также расспрашивал об этом Отца. – Потому что заключённые работают в шахте, а все, кого ты видишь, здесь по своей воле. Им некуда бежать, это их дом. Дети и внуки рабов, они остаются сначала с родителями, а после… Страх и привычка приковывают к месту крепче цепей. – А самые отпетые преступники, выходит, в шахтах? Мы туда едем? Карш вздохнул. Неужели и он когда-то был таким? Нет, не может быть. – Дальше я сам, – Карш кивнул в сторону крытых рядов. – Найди там Живоглота, передай вот эту расписку и сгрузи товар. Как освободишься – жди в «Льдянке». Это единственный трактир в Ахран – мимо не пройдёшь. Мараг свернул, Карш бросил взгляд на гварника и мысленно простился с четвертью возможной прибыли, а после взглянул на элвинг. – Надолго мы здесь? – хрипло спросила Ашри и поёжилась. – Дурное место, Сварг волнуется. – Мне нужно решить дела, а вы пока можете подождать в Морозной долине, – Карш указал в сторону выложенной плитами дорожки, ручейком убегающей к горе. – Держись этой тропы. Обычно в долине тихо. Легенды и суеверия берегут её от тхару. – Там живут драконы? – усмехнулась элвинг. – Дартаутиру, – ответил Карш. – Но при свете Орта из руин они не выходят. При упоминании руин уши элвинг дрогнули, а в глазах блеснула искра. Кайрин подпрыгнул, повернул и в несколько прыжков оказался на тропе к долине. – Странная ты, Ашри, – чуть слышно проговорил Карш. – Странная до самых кончиков своих ушей и немного больше. Карш посмотрел вслед наёмнице и направил Золотинку к самому большому из каменных домов, высеченному прямо в скале. Если верить Сигру, именно там ожидал его Каднир Дол Ахран – наместник Ахрана. * * * Спешившись у самого крыльца, Карш вынул из торбы Золотинки мешочек с оплатой. Пальцы почувствовали сквозь ткань острые грани рубинов. Кто же будет искать такое сокровище в зерне и слюнях гвара? Довольный собой, караванщик нырнул в низкий проём, прикрытый вытертой шкурой. Впервые он встречался с наместником Ахран и даже Дхару не рассказывал о том, что скрывается в этом доме. Глаза быстро привыкли к полумраку, пройдя длинным коридором, увешанным потемневшими портретами с неразличимыми лицами и выстланными выцветшими коврами, Карш оказался у двери. Стерегущий резную дверь громила затребовал показать печать и назвать имя. Карш достал конверт, не выпуская из рук, повернул алым сургучом к стражу, и тот пустил его внутрь. В самом центре квадратного зала за длинным каменным столом сидел стройный мужчина. – Жар не потревожит тебя, тарука, – мягким бархатом проговорил наместник и плавным движением тонкой изящной кисти указал на свободный стул. – Прошу. – Хранит пустыня твой след, Вэл Каднир, – присаживаясь, ответил Карш. – Просто Каднир, – мягко поправил наместник Карша. – Здесь нет господ, лишь рабы. Лёгким жестом мужчина снял белую лайковую перчатку, вызвал огненный шар на кончиках пальцев и отпустил. Пламенная сфера поплыла вверх, зависла над столом и распустилась как цветок, окутывая комнату мягким светом. – Моё имя лишь благоречивая замена, – развёл руками Каднир. – Оно буквально означает «раб долины Ахран». Все, кто был до меня, и все, кто будет после. Мой отец, мой дед… На мне нет цепей, но это не значит, что я не прикован. Так чем я могу служить? Карш посмотрел на Каднира. Чистокровный силурийский элвинг – диковинка, сравнимая с кайрином. – Да, удивительное дело – видеть в песках элвинга, – мягко рассмеялся Каднир. – Но из века в век, пока кирка врезается в морозный камень, мой род наследует должность и теряет имя. Слышишь, Вэл Карш? Так бьётся холодное сердце Мэй. Карш прислушался, но не услышал ничего, кроме лёгкого скрипа кресла наместника. – У меня особый заказ, – караванщик протянул письмо. Каднир принял конверт, взломал печать и пробежался по тексту. Стоило ему отвести взгляд, как пергамент вспыхнул и развеялся пеплом. – Всё как всегда, – устало бросил элвинг и даже зевнул. – Особый заказ, особая оплата. Давай, не тяни. Карш вынул мешочек, на миг вспомнив, как ловко остроухая наглячка срезала у него кошель с «драконами». – Какие-то проблемы? – элвинг подался вперёд, облокотился на стол и уставился серебристыми глазами на Карша. – Всё в порядке, – караванщик положил плату на середину стола. – Непривычно нырнуть с жару в холод. – Ах, это, – элвинг понимающе кивнул. – Непостижимо, и правда, как Мэй допустила целую гору холодовика у себя под носом. Каднир поднялся, подошёл к стене, что вся сплошь состояла из выдвижных ящичков. Как огромный архив или соты, подумал Карш. – Но есть и плюсы! – элвинг откинул прядь волос за длинное ухо. – Консервация! Кожа ужасно портится от пылающего Орта. Жар, песок… Невозможно! Движения элвинга были плавны, словно приручённое пламя или сытая змея, струящаяся по белому камню Энхар. Каднир вынул ключ, открыл нужную дверцу, достал свёрток и вернулся за стол. – Помни, тарука, это очень сильное средство, – Каднир положил свёрток рядом с мешочком. – Стоит лишь коснуться его… – Я не хочу знать, что это , – прервал его Карш. – Мудро, – склонил голову на руки Каднир и вздохнул. – Очень умно. Позволь тогда угостить тебя. Каднир ловко достал из-под стола чаши и кувшин. Карш смотрел, как льётся в стакан густая алая жидкость, но взгляд всё время возвращался к свёртку, скользил по материи… – Пару бутылок возьмёшь тоже? – замер элвинг. – Последний урожай был великолепен! Обошлось без трагедий при сборе, и нет этого мерзкого привкуса железа. Это, кажется, бутылки с пятьсот восьмой до шестьсот третьей, – Каднир зашептал. – А потом всё-таки не обошлось без трагедий. – Да, непременно, – Карш кивнул, думая, что, окажись он на всю жизнь замурованный в горе, вряд ли вёл бы себя адекватнее. – Ещё не откажусь от змеевых шкур, корня жерны и сушёного пещерного гриба. И, как обычно, немного холодовика. – Резные чаши из цельного морозного камня высоко ценимы у богачей, а шарики из остатков – у бедняков, – закатил глаза Каднир. – Ничего не меняется. Мы продаём один и тот же камень, но по разной цене. Карш кивнул, думая, что камень этот насквозь пропитан кровью и безумием. – Слышал, аббаррские модники делают сандалии из холодовика, – Каднир рассмеялся. – Это не самое страшное, – натужно улыбнулся Карш. – Был один, что продавал таблетки от жара. Что твои пуговицы, но без дырок, плоские бляшки холодовика. И легковерные дурни глотали их. – Пока на земле будут дураки, наши чаши будут полны, – рассмеялся наместник и залпом осушил свою чашу, бросив её за спину. Холодовик со звоном разлетелся, а Каднир лишь пожал плечами: – Если я не буду их бить, то три кварты резчиков лишатся работы и умрут с голоду! Карш сделал глоток, запивая безумие. Морозное вино обволокло терпким ароматом и льдинкой скользнуло по горлу. – Мне стало известно, что ты пришёл с охраной, – Каднир уселся на стол и сверху вниз посмотрел на Карша. – Это так, – кивнул Карш, отпивая из чаши и наблюдая. – Мне стало известно, что у Гиблых песков орудуют ваймар, а потерять заказ и голову не входит в мои планы. – Хм, как интересно, Ваймар, – протянул элвинг, постучал пальцем по носу и холодно сказал: – Это не наши. Караванщик вновь покосился на свёрток и лишь силой воли перевёл взгляд на бутылку. – Отличное вино. Пожалуй, я возьму кварту бутылок. – Вэл Тарука, – заботливо и мягко начал Каднир. – Я всё же избавлю тебя от мучений! И, прежде чем Карш успел возразить, наместник надел перчатки, дёрнул свёрток и высыпал на стол гладкие полупрозрачные камни молочно-белого цвета. Карш наклонился поближе. – Камень богов, мерцающий орм! – голос Каднира гремел, окутывая весь зал. – Жила божественного в ледяном сердце Мэй! Пламя, омытое кровью! Дар, достойный Господина! Карш не видел никакого мерцания, даже пустынное стекло омэйро в разы краше. Каднир же впал в раж, подобно фанатику вещая о новом боге: – Жила Орму, названная в честь того, кто над всей Мэйтару правит. Но у них есть и другие имена: Слёзы Интару, осколки сердца Мэй, камниотражения. – Звучит краше, чем выглядит. Наместник замолчал, моргнул, взгляд его обрёл осмысленность, а тело рухнуло в кресло. – Не суди о цветке по семени, – отмахнулся Каднир. – Мы выуживаем эти камни из Глотки Гаара! Это как совать руку в пасть орху. Раз, два, пять – пальцы нам не досчитать! Каднир зашёлся смехом. Карш взял один из камней и покрутил, чувствуя разочарование и струящийся от камня холод и лёгкое покалывание. – Наверное, сильно ценный, раз за него платят рубинами, – разочарованно сказал Карш, не видя ни красоты, ни пользы в мутных самоцветах, и вернул камень к остальным. – Как я говорил, мы продаём один и тот же камень за разную цену. Каднир вновь встал, открыл другой ящик на другой стороне архива и, вернувшись, пододвинул караванщику открытую шкатулку. – В ней будет удобнее. Можешь собрать, пока я вновь наполню наши бокалы. Карш бережно собрал камни в тряпицу и положил в шкатулку, закрыл крышку и залюбовался дивным резным орнаментом. – А шкатулка тоже работы вашего мастера, Каднир? – Когда-то он гостил у нас, а теперь перебрался в белый город. Но имени тебе, друг, не открою. Сам понимаешь – торговля. – Понимаю, – устало кивнул Карш. – Мне пора. Наместник кивнул, выписал бумагу с перечнем всего, что пожелал купить караванщик, заверил своей печатью и велел на выходе отдать слуге. Карш поднялся из-за стола и спросил: – Каднир, чем же опасны эти камни? – Что? – удивлённо переспросил элвинг. – Ты сказал, что это сильное средство. – Да? – элвинг улыбнулся лишь уголками рта, глаза же его оставались холодными и едкими. – Сила красоты. Должно быть, я всё ещё недостаточно хорош в местном произношении. Каднир склонился над бумагами, больше не обращая внимания на гостя, и лишь у самой двери караванщик услышал: – Знаешь, я говорил старому Видуку [5] , что однажды его ученик направит ко мне свой караван, а он не верил. 5 Видук – «странник» на языке элвингов. Дверь захлопнулась, а бист, охраняющий её, недвусмысленно намекнул, что караванщику следует покинуть покои наместника немедленно. * * * Аккуратно Карш разбил ценный заказ на два небольших мешочка. Один спрятал в потайном кармане, второй укрыл в торбе Золотинки. В тряпицу же положил шарики морозного камня и, запечатав в шкатулке, отправил обманку к змеевым шкурам, вину и холодовику, в тюк, что повезёт Дымка. Покончив с делами, вверив заботу за тюками и животными Марагу, караванщик походил по торговым рядам. Купил под одной из шкур блюдо, полное молочных ледяных шариков на тонких прутиках, и раздал лакомства увязавшейся следом оборванной детворе. Перекинулся парой слов со знакомым караванщиком, прибывшим с востока, чтобы пополнить запасы холодовика. Ахран, который он помнил, был меньше. За две кварты лет из захиревшего поселения вырос целый городок. Бедняков в лохмотьях было всё так же много, но были и те, кто сложил каменные дома и склады. Карш прогуливался, подмечая изменения. Пройдя от края до края, он остановился у развилки дорог и посмотрел на белую каменную змейку, ныряющую во чрево гор. Чёрная пасть шахт будоражила воображение. Там во тьме стучало невольничьими браслетами ледяное сердце Мэй, там жили змеи со шкурой, которую не пробить стрелой, и там росла жила неприметного камня орма. Добываемого кровью, оплачиваемого рубинами, доставляемого к самым небесам Стража. Подумав, Карш развернулся и пошёл тропой туда, куда ранее отправил наёмницу с кайрином. Об этом месте он узнал от отца. В последний раз, когда пески привели его в Ахран, отец отправился в долину один. Отослал Карша к «Льдянке», а вернувшись, велел срываться в обратный путь. Странны были слова Каднира об отце и о нём. Чему мог противиться Дхару? Холодовик – товар не лучше и не хуже прочего. Гиблые пески не всегда кишат ваймар, да и сегодня ни один из них не встал из песка на их пути. Тропинка текла меж белых отвесных стен, ущелье напоминало чуть приоткрытую книгу, поставленную на корешок и ждущую, когда переплёт упадёт на стол и перед читателем раскинется волшебный скрытый мир. Карш шёл один. Одно осталось неизменным в этом месте – суеверия. Страх перед демонами Бездны, что поджидают в ущелье и долине. Карш посмеялся над детскими сказками, но не успел пройти и половину тропы, как от каменного занавеса отделилась тень и преградила путь. Карш напрягся, рука легла на кинжал. Незнакомец, видимо, заметил это и, отступив на шаг, поднял руки. – Величайше жалею о своей поспешности. Вас пугать не было мысль. Говор был странный, непривычный, похожий на шёпот песка. Слова звучали как перестук бусин и нанизывались витиеватым узором. Незнакомец снял капюшон, и на плечи упали пряди чёрных волос. Белая фарфоровая кожа, бирюзовые глаза и заострённые уши. Ещё одна элвинг! Карш изготовился к атаке ваймар, лишь они могли прятаться там, где не ходят местные, но суют нос любопытные караванщики. Слух напрягся, стараясь поймать звуки шагов за спиной. Но, похоже, незнакомец… Незнакомка, мысленно поправил себя Карш, пришла одна. – Мною не будет украдено много жизни песка твоего, – донеслись слова элвинг. – Я лишь посланник. Долг мой передать свет тхарука. Рука элвинг нырнула в складки чёрной одежды, и Карш сжал пальцы на рукояти кинжала. Но незнакомка вынула небольшой свиток и протянула караванщику. – Мне ведомо, путь из гиблого золота приводит тебя к свободной воде. Среди меченных звездой кораблей есть один, чьи алые крылья соседствуют с чёрными. Прошу, передай капитану это послание. Карш подозрительно взглянул на протянутый свиток: надёжный кожух и печать с неизвестным символом (три точки, образующие треугольник), но не притронулся и руки с кинжала не убрал. – Ты, конечно, красавица, но с чего мне делать это? – холодно спросил он. – Ари Видук, пусть дух его пребывает в мире, говорил, что однажды придёт не он. Но другой. Сын. Нам должно положиться на него. Пока светит звезда. Звезда. Карш вздрогнул и вынул медальон отца. Луч Орта скользнул по серебру, и Южная звезда засияла. Элвинг указала на медальон и, улыбнувшись, кивнула. – Видук. Ойну. Карш до белизны сжал пальцы на серебряном ромбе. Амулет, который Дхару отдал перед своей смертью. От него всё ещё будто исходило тепло Отца. Карш так и не решился повесить звезду себе на грудь, но изо дня в день носил у сердца. – Кто вы ? – Мы те, кто чтит южную звезду превыше прочих, – незнакомка повернула руки ладонями к Каршу, и караванщик увидел, как узор линий сплёлся в такой же орнамент, как на его медальоне. « Слушай зов южной звезды, слушай сердцем и не отказывай в помощи тем, кто попросит о ней», – зазвучали в голове слова Отца. Карш смотрел на ту, в чьих руках мерцала звезда, и она просила его доставить тайное послание в порт Лантру. В порт, где был убит отец. Не эта ли звезда повинна в его смерти? Караванщик на мгновение закрыл глаза, сделал глубокий вдох и убрал руку с кинжала. «В твоих глазах сомнение, но я слышу, что чисто твоё сердце. Благодарим тебя, Вэл Ари Видук Мил, – зашелестел голос в его голове. – Почтенного друга странника сын». Слова обожгли душу. Карш открыл глаза, незнакомка исчезла, и он было подумал, что легенды о проклятии ущелья не врут, и морок действительно блуждает средь камней, но после увидел на тропе свиток. – Кто ты ? – спросил караванщик, но даже эхо не ответило ему. Глава 3. Дорога к Вратам Бесконечный песок, мерное покачивание на спинах валангу, редкие разговоры. Отряд продвигался всё дальше на юг. Ашри не прочь была погрузиться в полудрём, но спасительный сон не шёл. – А ты раньше ездила на валангу, – спросил Зурри. Ашри кивнула, но, вспомнив, что малыш её не видит, сказала: – Да, недавно довелось. Почётный эскорт до Башни Силы, – элвинг фыркнула. – А кто выносливее в пустыне: гвар или валангу? – Зурри заёрзал, пытаясь дотянуться до гривы чешуйчатой кошки. – Конечно, валангу! – приблизился Страж Цветка. Он кивнул на своего зверя: – И выносливее, и сильнее, и умнее! Мой Мякиш, будучи ещё котёнком, не давал никому спуска. Зверь рыкнул и причмокнул, отплёвываясь от песка, а утробно замурчал в ответ на похвалу хозяина. Ашри не узнала стража – лицо тхару наполовину закрывал платок. Может, один из тех, что вёл её и Зурри тоннелями к Орму. – А почему у них глаза закрыты? – Зурри показал на шоры на морде валангу. – Слишком много песка в воздухе, – страж поправил платок на лице. – У Мякиша отменное чутьё и слух: тёмные подземелья, ночные улицы – никаких проблем. Видишь, на морде усы торчат? Это вибриссы – ими он ловит потоки энергии и следы, которые оставляют тхару. Мякиш принюхался к валангу, на котором ехали Ашри и Зурри, рыкнул и ткнул собрата мордой в шею. – Прекрати, – страж потянул поводья и пожал плечами. – Слишком игривый. – Это точно, – хмыкнула Ашри. – Это потому, что у него южный норов! – не без гордости заявил страж. – Это северные, аббаррские, унылы, как пустая кружка. – А разве их не выводят в лабораториях алхимиков Чёрного Цветка? – спросила Ашри, вспоминая рассказ Грава о зверюгах, лишённых сознания. – Что творят псы, только псам известно, – рыкнул страж. – А своего Мякиша я со слепых глаз знаю. Ашри усмехнулась. Не просто так Рионтару приставил к отряду своих тхару. Противостояние и напряжение между Белым Псом и капитаном стражи Орму было ощутимо физически. На встрече у Орму, в том, что Рионтару лично сопровождал Моргейта, да даже в том, что Стража Цветка сочла нужным забрать Зурри, опередив псов. В чём причина? Что скрывается под ковром песчаных интриг? А то, что они плетутся, никаких сомнений. Вот только Птичке не хотелось попасть в эту паутину: ни жертвой, ни ткачом. Хватило ей Белых песков, болот Архипелага, огня Борумы и предательств друзей. А неудавшееся похищение дочери силурийского сенатора лишь укрепило её в намерении оставить прошлое в прошлом. Но валангу стража и правда был «живым», чем-то похожим на Сварга. Какие же эксперименты творятся за белыми стенами Аббарра? Не секрет, что Империя Дракона не гнушается опытами даже над своими гражданами, а живое оружие создавали во всех уголках Тхару до Катаклизма и после. Иначе откуда было взяться птицам, сопряжённым с воздушными кораблями? Или боевым шад-лау с частично заменённой на металл плотью? Разве Сварг поднялся в воздух не благодаря искусству соединять живое с неживым? Если бы не имбиру и камни… Ашри прикусила губу и оборвала поток мыслей. Если Ину читает её как лист, то на поверхности лучше держать лишь пену. – А почему его зовут Мякиш? – спросил Зурри. – Валангу же совсем… не мягкие. – Так точно, – стражник засмеялся. – Но это сейчас! А вот раньше. Он был круглый как мяч и пузо мягкое, как хлебное нутро. А мяукал «мяк, мяк». Кстати, меня зовут Плаш. Плаш повернулся и подмигнул Ашри, но элвинг лишь хмыкнула. – Это потому, что когда он был маленький, то падал плашмя, – засмеялся второй страж, осадив свою кошку так, что псоглавому пришлось круто завернуть и уступить ему место с другой стороны от Ашри. – Я Ортас, квартор капитана. А назвали меня в честь Орта: такой же горячий… – Но мы зовём его Калач, – рассмеялся Плаш, перебивая товарища. – Квартор – это что? – сморщилась Ашри. – Это значит, что Золотой Лев доверил ему четверых из своего отряда, – усмехнулся Плаш. – Только вот сейчас из его кварты тут только я. Но наш Ортас сияет так, что того гляди Орта затмит! – Ты просто завидуешь, – отмахнулся Калач. – Ведь я теперь твой начальник! – Не слушай его, – Плаш подмигнул Ашри. – Он просто мечтает стать как Караан, вот только мордой не вышел, – Плаш рассмеялся, но, поняв, что смысл шутки не дошёл до элвинг, понизил голос и спросил: – Видела лицо Караана? Он словно всю Бездну прошёл. – А может, и прошёл, – встрял с другой стороны от Ашри Калач. – Караан – легенда… – Как ни крути, мы пока в самом низу, но скоро пойдём в рост! – заключил Плаш. – Уже пошли, – нахмурился Калач. – Только цена вот слишком высокая. Мы вроде как в запасных были, но наши командиры не вернулись из той заварушки у Башни Силы, и вот мы тут. – А до этого ещё по тоннелям вас вели, – Плаш вздёрнул брови и промурлыкал со странной смесью гордости и кокетства: – Видно, нам суждено вас стражить. К Орму и от Орму. Ашри устало вздохнула. От этих двоих у неё уже голова шла кругом. – Слишком много стражей, – фыркнула элвинг. – С эмблемой цветка на груди и без, каменные у Врат Обители, псоглавые на Алее Теней. По обе стороны провала в Бездну… Вот только сторожат плохо, раз всякая хтонь накрыла Мэйтару. У семи нянек дитя без глаза. Повисла неловкая пауза. – А как зовут вашего валангу? – деловито поинтересовался Зурри, рассматривая темно-индигового зверя Ортаса с золотыми всполохами на длинных чешуйках, гривой обрамляющих морду зверя. – Это самый прекрасный валангу во всем Тхару! – подхватил спасательный плот тонущего разговора Калач. – А зовут его Лим! – Это потому, что калач без лимры – вечер под хвост гвару, – загоготал Плаш. Ашри натянуто улыбнулась. Зря она сорвалась. Вряд ли хоть кто-то рад этому путешествию и его цели. У всех сосало под ложечкой так, что развлечь жертвенного ребёнка стало первейшей задачей. Но главное, что ребёнку это нравилось, и Зурри с нескрываемым любопытством и удовольствием слушал байки стражей. Элвинг тоже наблюдала. Валангу стражников отличались не только от лишённых искры зверей хранителей, но и меж собой. И для Ортаса и Плаша были больше, чем средство передвижения, даже если не друг, то напарник. – Эй, Азуррит, хочешь прокатиться на Мякише? – предложил Плаш. – А то ваш псовый валангу совсем вялый. Бистёныш задрал голову и уставился в глаза Ашри: – Это твоё приключение, – кивнула элвинг. – Тебе и решать. Зурри осторожно приподнялся, стараясь не свалиться в песок, и страж легко, как пушинку, подхватил его одной рукой и усадил перед собой. Калач не упустил момент, чтобы подкатить к элвинг. Разговор даже кое-как склеился, и редких, односложных ответов Ашри Калачу было вполне достаточно, чтобы рассказывать о Лиме и их приключениях. Элвинг слушала в пол-уха, размышляя о том, сколько же воинов потерял Рионтару, защищая Аббарр, раз эти двое вошли в тройку лучших? Они были ненамного старше её, но дело даже не в этом. Не хватало им чего-то. Даже меч на спине не делал их похожими… На кого? На Клыкаря? Не сказать, что они были мельче ростом или уже в плечах, да и военная выправка и перекатывающиеся мышцы нельзя было не заметить. Оружие на них тоже не для красоты навешано. Нет, что-то другое. Ашри всматривалась в лицо Ортаса, в блестящие глаза… Он что-то говорил, но слова пролетали мимо её ушей. – Ну, так что? – Калач, похоже, уже трижды повторил вопрос. – Прости, – Ашри тряхнула головой. – Что ты сказал? – Правда, что ты приручила кайрина-убийцу? Ашри вздёрнула брови. – Говорят, ты Ашри, та, что прокляла Тхарода и выкупила однокрылого грифона. – Тхарод сам себя проклял, а кайрина выкупила, да. – Не боялась, что он тебя прикончит? – Тхарод слабак, чего его бояться, – пожала плечами элвинг. – Я про кайрина. Он же мог сожрать тебя прямо там! – Сварг? С чего бы? – Ашри нахмурилась. – С того, что он убивал всю жизнь и жил этим. Как ты избежала его рогов и клювопасти? – Я дала ему то, что не давали другие. – И чо же? – поддался вперёд Калач, обращаясь в слух. – Выбор. Сварг никогда не был для неё убийцей. Не был и опасностью, ведь одним прикосновением она могла выжечь его разум. Она просто предложила ему выбор – новое начало. Ну и ей нужны были крылья. А одно крыло на двоих – это намного больше, чем ничего. – Он же убивал на арене, – Калач особо выделил это слово. – Я знаю. Там в клетках было много потерявших разум животных. Они знали лишь ярость, – Ашри окунулась в воспоминание, почувствовала тягучую атмосферу злобы и безумия. – Он убивал, чтобы выжить. Калач замолчал. – Что не так? Говори, раз начал, – разозлилась Ашри, предчувствуя, как накаляется песок. – Он убивал не только зверей, но и тхару, – нехотя ответил Калач. – Я думал, ты знаешь. Не успела элвинг осознать услышанное, как Калач свистнул, и Лим в два прыжка ушёл вперёд. Место вновь досталось псоглавому безымянному молчуну. Элвинг нахмурилась. Ярость волной поднялась из нутра и опалила уши. Выдохнув, Ашри погасила вспыхнувший огонь. И отчего она так разозлилась? Что вообще этот стражник знает о её Сварге? Пустой трёп, да и только! Боится идти к Вратам Бездны, вот и несёт всякое. Что он, что его дружок только и делают, что болтают. Салаги. Вот оно. То, что отличало их от Клыкаря. Взгляд. В нём пылала наивность. Эти двое ещё не отнимали жизни. Не гасили искры в тхару. Не теряли последнее. Не были готовы умирать. И они боялись. Но можно ли их винить? У них в городе остались семьи, друзья, родные. Им было кого терять. Это она перекати-поле: колючий сухой шар, гонимый ветром. Без дома, без семьи и теперь без друзей… «– Думаю, мы подружимся, – Клыкарь протянул руку и помог элвинг подняться. – С чего ты взял? – размазывая грязь и кровь по лицу, спросила Ашри. – У тебя взгляд разбитый, значит, и сердце треснутое, – рассмеялся бист. – Выходит, ты никому не нужна и абсолютно одна. А раз так, то мы можем быть полезны друг другу». Словно вечность назад. Ашри улыбнулась воспоминаниям. Она даже почувствовала вкус соли на языке и крики чаек. Знакомство с Гравом было как последний подарок океана. Сейчас она понимала, что Клыкарь просто пожалел угловатую девчонку. Никакой пользы он в ней не видел, скорее ушастую обузу. Ему просто хотелось быть старшим братом, чтобы вновь стать нужным хоть кому-то. А она была рада утопить пепельные крылья в море и вычеркнуть всё, что было до. Вот бы повернуть время вспять! Ашри посмотрела сквозь песок, считывая размытые силуэты. Плаш на Мякоше выписывал кренделя, виляя меж членов отряда. Зурри звонко смеялся. Значит, он не слышал этого разговора. Оно и к лучшему. Калач отстал, псоглавый молчал, «унылый» валангу переставлял лапы. Временами казалось, что песок начинает редеть, но через несколько шагов Вуаль становилась вновь плотной, как и раньше. – Что это? – донёсся до неё голос Зурри. Ашри оглянулась. Мякиш вплотную приблизился к её кошке. – Давай-ка обратно, – Плаш пересадил Зурри и слегка отстал. Справа кто-то пронзительно пискнул, затем ещё раз. Несколько голосов эхом ответили слева. Кошки остановились. Шаг в шаг. Беззвучно. Впереди тонко пропел рог, ему ответил второй, третий. Вот хранители слева и справа от элвинг откликнулись, дунув в изящные резные рожки. Ашри уже видела такие, у Аббис: короткий рог с камнями. Из песка выскочили поджарые, похожие на собак огненные существа. Песок, наметив силуэты, соткал тела и заполнил прорехи, вылепив форму. Пламя впиталось, «обожгло» сосуды, и длинноухие песчаные гончие стали почти чёрными. Их тело покрывали тонкие узоры зелёного пламени, а глаза сияли изумрудами. Элементали окружили отряд, отделяя от тех, кто прятался в складках Вуали Мэй. – Это краги? – спросила Ашри. – Вы призвали их прямо из песка? Хранитель коротко кивнул, и его место опять занял Плаш. Отряд продолжил путь в кольце чёрных гончих. – Неразговорчивые ребята, – Плаш подмигнул Зурри. «Зато ты с дружком справляешься за всех», – подумала Ашри. – От кого они нас защищают, – завертел головой Зурри. – Я никого не вижу! – Мелкие твари барханов – пискуны, – Плаш старался говорить бодро, но его глаза так и бегали, прощупывая песок. – Сбиваются в стаи, прежде чем напасть. Оценивают. Но не бойся! Гончие хранителей порвут их на части, даже моргнуть не успеешь. – А какие они? – Зурри заёрзал и Ашри была готова поставить «дракона», что этот негодник не против, чтобы один из пискунов показался. – Как бескрылые шаати-переростки, переболевшие скверной, содравшей с них шкуру, – зловеще зашептал Плаш, округляя глаза. – А ещё голова у них как у жука. Те ещё красавчики! Зурри вжался в седло. Похоже, желание встретиться с пискуном пропало. – Но ты не бойся, – ободряюще кивнул Плаш. – Если не справятся псы, то мы припасли для них сталь и болты. – Он похлопал по седлу, к которому был приторочен арбалет. Ашри перевела взгляд на ножны биста. – Лунная сталь? – осторожно поинтересовалась она. – Да! – Плаш обрадовался, что наконец-то заинтересовал элвинг. – Редкое и надёжное оружие против живых и мёртвых. – Мёртвых? – Ашри наклонила голову. – Против големов? – Против всех! – Плаш улыбнулся. – Могу показать поближе, когда всё закончится. – Было бы на что смотреть! – вклинился Ортас. – Милая Вэлла Ашри, позволь пригласить тебя на лимру, сразу, как покончим с вот этим всем. Калач сплюнул песок и махнул рукой. – Да! – подхватил Плаш. – Мы тебя приглашаем! – Мы? – Калач хмыкнул. – Не примазывайся, неудачник! – Лучше вам вместе пойти, – серьёзно заметил Зурри. – Почему? – хором спросили Плаш, Калач и Ашри? Зурри вздохнул: – Если вы, Вэл Ортас и Вэл Плаш, пойдёте вдвоём, у вас больше шансов оплатить всё, что съест Вэлла Ашри. Первой засмеялась элвинг, и её смех подхватили Плаш и Калач. – За такие слова, тебя следует оставить в Бездне, – элвинг легонько ущипнула Зурри в за бок, а потом притянула к себе и обняла. – Мы не боимся трудностей! – заверил Плаш. – Так же, Калач? – Ещё спрашиваешь, друг! Ашри улыбнулась, безмерно радуясь, что за гогглами и платком не видно её смущения. – Я согласна, – сказала элвинг. – Если вы не передумаете, я схожу с вами выпить лимры после того, как всё это закончится. Но место выбираю я! – Я не передумаю, – Плаш стукнул кулаком в грудь.

Конец ознакомительного фрагмента.