Ты представляешь? Нас помиловали у края могилы. Вместо расстрела объявили благодарность. А мне директор сегодня объявил, что выпишет премию за хорошую работу и на молочишко. Его я точно заслужил с такими работниками, как ты.

Он нахмурился.

— Теперь о тебе. Я недоволен вами, старший научный сотрудник Романов. Вчера был присутственный день, а вы отсутствовали. Как это прикажете понимать, нарываетесь на очередной выговор? Смотрите, разжалует начальство в научные сотрудники.

— Восстановили, — догадался Дмитрий Сергеевич.

— Нет, — разочаровал его Николай Аркадьевич. Рухнул на стул, пояснил: — было указано считать, что этих приказов о понижении, о строгом выговоре и об увольнении просто не было. Из отдела кадров сегодня все прислали обратно. А раз не было, соответственно, восстановить не можно. О кей?

— Что же произошло? — еще раз поинтересовался Дмитрий Сергеевич, обращаясь уже не к Щукину, а в пространство.

— Да я сам не знаю, — признался заведующий. — Все что во мне сидело, я тебе выложил. Остальное узнавай. Новости посмотри, может они в них что-нибудь расскажут. Тебя явно прикрыл кто-то очень высокий. Очень. А я туда не ходок. Так целее будешь. На твоем примере видно. Тише воды и ниже травы и, глядишь, до пенсии доживешь.

Он помахал рукой и отключился.

В последние дни Дмитрий Сергеевич обходился чаем и кофе с бутербродами. Не елось. Только после того, как сходил в церковь и помолился, посвятив душу Богу, сварил макароны и слопал их без остатка.

Теперь же, после сногсшибательных новостей, прорезался зверский аппетит, а на полках, как у блокадных ленинградцев — кусочек хлеба и клейстерный клей. Он не выдержал, вышел из квартиры. Заскочил в ближайший магазинчик, купил сразу два килограмма пельменей, представив такую картину обжорства, что даже самому стало стыдно.

Съем только полкилограмма, — клятвенно пообещал он себе.

Четыре полукилограммовых пачки нести в руках было неудобно, а сумку взять он, разумеется, забыл. В итоге он уронил сначала одну пачку, потом другую, потом пачки падать перестали, зато Дмитрий Сергеевич упал сам. Ох, как больно падать, пусть и на снежную, но дорожку, пусть и в пальто, но на свой бок. Если бы не уверовал в Бога, то обязательно бы выматерился.

А сейчас лишь застонал от боли и стыда. Подумают еще люди, что пьяный.

Полежав немного, Дмитрий Сергеевич принялся подниматься. Один из прохожих бросился к нему, помогая встать.

Дмитрий Сергеевич с благодарностью подумал, что в российском обществе есть еще честные, благородные люди, которые готовы помочь совершенно чужому человеку.

Поторопился немного.

Когда он стал благодарить, прохожий застеснялся, скромно сказал, что оберегать граждан России его обязанность.

— Пойдемте, Дмитрий Сергеевич, я вам помогу донести.

Дмитрий Сергеевич пригляделся к этому «случайному прохожему».

— Подполковник Селезнев? — неуверенно спросил он. У него была хорошая зрительная память, но одно дело увидеть лицо на экране фона, и совсем другое — на улице, в зимнем головном уборе.

Подполковник был явно польщен.

— Совершенно верно. Помог вам, так сказать, по служебным обязанностям. Ну, пойдемте, совсем ни к чему привлекать внимание прохожих, среди которых, может быть, половина журналистов.

Селезнев буквально отобрал два пакета.

Услышав о журналистах, Дмитрий Сергеевич поспешил в сторону своего дома. Общаться с ними ему сегодня как-то не хотелось.

— Надеюсь, вы понимаете, тишина вокруг вас и вашей квартиры неестественна. Я вам об этом уже говорил, кажется. ФСБ категорически запретило показываться около вас и тем более брать интервью любому отечественному и иностранному журналисту. Иностранному мы пообещали пожизненную высылку из страны, а отечественному… своим мы ничего не пообещали. Они и так понимают, не на Марсе живут.

Они свернули на узкую тропинку, ведущую напрямую к дому через небольшой пустырь.

— Однако теперь все меняется, дражайший Дмитрий Сергеевич. Поскольку ваше положение повернулось, будем говорить прямо, к лучшему, ФСБ снимает колпак.

— Да, — кивнул Дмитрий Сергеевич, не желая выглядеть дураком, — президент академии наук заступился.

— Ну, — неопределенно сказал Селезнев, — скажем так, почти.

— Послушайте, — не удержался Дмитрий Сергеевич, — скажите, что же случилось? А то я толком ничего не знаю. Все только извиняются или поздравляют. Намекните, как мне хоть себя вести.

— Хгм.

Чувствовалось по спине, — Дмитрий Сергеевич шел вторым по тропинке, — подполковник пребывает в жутком колебании.

— А то ведь встретится случайный журналист, я наплету чего-нибудь жуткого, сам того не понимая.