226

В Пасадене было немало торжественных приемов и речей, но впечатление сгладилось большим числом научных сообщений, коллоквиумов и частных бесед. Неизбежные посещения достопримечательностей и поездки по окрестностям здесь были не такими тягостными, как под Нью-Йорком. В Аризоне Эйнштейн посетил индейское племя. Индейцы присвоили ему титул вождя и подарили индейский костюм. Он получил имя: "Вождь Великой Относительности".

Посетив обсерваторию Маунт-Вилсон, Эйнштейн и Эльза заинтересовались гигантским телескопом. "Для чего нужен такой великан?" - спросила Эльза. "Цель состоит в установлении структуры Вселенной", - ответил директор обсерватории. "Действительно? Мой муж обычно делает это на обороте старого конверта" [47].

47 Seelig, 291.

Весной 1931 г. Эйнштейн покинул Америку, пообещав вернуться в Калифорнийский институт на следующий год и увозя множество сувениров, в том числе упомянутый наряд индейского вождя, гавайские корзины, окаменевшее дерево из Аризоны, но отказавшись от такого подарка, как бесценная скрипка Гварнери. "На ней должен играть настоящий мастер", - сказал Эйнштейн.

Следующая поездка в Пасадену состоялась в конце 1931 г. Эйнштейн провел всю зиму в общении с калифорнийскими физиками. По-видимому, его привлекали не только научные круги Пасадены, но и самые путешествия; они прерывали берлинские впечатления, становившиеся чем дальше, тем более тяжелыми. Кроме того, собственно научные связи с привычной средой европейских физиков становились менее необходимыми. Младшее поколение, увлеченное успехами квантовой механики, шло по новой дороге, которая казалась тогда далекой от пути Эйнштейна. Путешествия, общение с новой средой, участие в новых начинаниях становились все более существенными для Эйнштейна. По дороге в Америку он занес в свой дневник: "Я решил покончить с берлинской оседлостью и стать перелетной птицей на весь остаток жизни. Чайки по-прежнему эскортируют корабль в своем непрестанном полете. Они мои новые коллеги" [48].

48 Michelmore, 163.

227

В Калифорнии Эйнштейн пробыл всю зиму, а весной 1932 г. вернулся в Берлин. Обстановка в Германии и международная обстановка в Европе вызвала у него новый подъем политической активности. В мае Эйнштейн отправился в Женеву, где происходила конференция по вопросам разоружения. Приведем несколько выдержек из корреспонденций Конрада Берковичи, публиковавшихся в американском журнале "Пикчериэл Ревыо".

Берковичи рассказывает, как на заседании конференции стало известно о приезде Эйнштейна и множество делегатов и почти все корреспонденты вышли на ступени Дворца мира, чтобы встретить ученого.

"Это было удивительным зрелищем. По широким ступеням дворца тяжело поднимался человек с серебряными волосами. Его сопровождали на почтительном отдалении сотни людей. Корреспонденты, даже не раз встречавшие Эйнштейна, не проявляли бесцеремонности, столь характерной для них даже при встречах с коронованными особами. Корреспонденты остановились в нескольких шагах от Эйнштейна. Он обернулся и сказал, что встретится с ними позже. Затем Эйнштейн вошел в зал заседаний. Докладчик, говоривший о деталях воздушной войны, приостановился на мгновение, затем продолжал свою речь. Эта секунда молчания произвела на всех сильное впечатление, большее, чем если бы Эйнштейна встретили овацией. Все смотрели на Эйнштейна и видели в нем олицетворение Вселенной. Он обладал сверхчеловеческим обаянием".

Фраза об олицетворении Вселенной в какой-то мере передает весьма распространенное ощущение. Очень многие видели в Эйнштейне олицетворение науки, ищущей и находящей вселенскую гармонию, рациональную гармонию мироздания, ассоциирующуюся в глазах широких кругов с общественной гармонией.

Некоторые выступления на конференции произвели на Эйнштейна тягостное впечатление. Он понимал, что для предотвращения войны нужны не либерально-пацифистские разглагольствования, а действительное разоружение. Берковичи через несколько часов увидел Эйнштейна,

228

взволнованного, с гневным взглядом. Портье в гостинице рассказал Берковичи, что Эйнштейн после возвращения из Дворца мира непрерывно играл на скрипке, извлекая из нее звуки, пронизанные гневом и болью, и прерывая игру взволнованными восклицаниями.

Беседа Эйнштейна с Берковичи началась с тяжелых обвинений в адрес государственных деятелей, прикрывавших псевдомиролюбивыми речами действительную подготовку войны.

"Они обманули нас, - говорил Эйнштейн.
– Они оставили нас в дураках. Сотни миллионов людей в Европе и Америке, миллиарды людей во всем мире, так же как миллиарды, которым предстоит родиться, подвергались и подвергаются обману и предательству, угрожающим их жизни, здоровью и благополучию" [49].

49 Michelmore, 167-168.

Реакционные круги в Европе отвечали Эйнштейну растущей ненавистью. И не только в Европе. Накануне третьей поездки в Пасадену Эйнштейн услышал американские голоса в давно известном ему расистско-клерикальном хоре. Предыдущие выезды в Америку оформлялись без его участия: вся процедура выдачи виз выполнялась самим американским посольством. На этот раз получилось иначе. Посла в это время не было в Берлине, и дело попало в руки сотрудника, который вызвал к себе Эйнштейна и потребовал сведений о цели поездки, о политических взглядах и связях. Эйнштейн возмутился. Он заявил, что не поедет в Америку, и покинул посольство. Это вызвало переполох, всю ночь шли переговоры с Вашингтоном, и наутро визу доставили Эйнштейну с нарочным домой.

Быть может, рвение чиновника было подогрето письмом, копия которого имелась в посольстве. "Женская патриотическая корпорация" Америки направила в Государственный департамент протест против приезда Эйнштейна, которого она обвиняла в пацифизме и коммунизме. Это вызвало возмущение всей Америки. Вместе с визой Эйнштейн получил кипу телеграмм с просьбой не обижаться на сотрудника посольства и взбунтовавшихся дам.

229

По поводу выступления "Женской патриотической корпорации" он написал: