— Бабушка, что с вами? — спросил один.

— Вам плохо? — спросила Таня.

— Там мой… — она оборвалась на полуслове.

Из четвёртого подъезда вышел полный мужчина предпенсионного возраста и сказал, словно это его спросили:

— У неё муж умер.

— Где? — спросила Таня.

— Дома, — ответил он так, словно Таня задала глупый вопрос.

— Нонна Андреевна, потом во всём разберёмся, — сказал мужичок, доставая сигарету, — Я ж вам предлагал помочь, вы отказались, — сказал он, обнажив пальцы с большими кольцами, — По протоколу всё надо делать, — сказал он, выдохнув.

"Бывший милиционер что ли?" — подумала Таня.

— Я тогда не могла, — ответила женщина. Руки её тряслись, как и губы, глаза были красные от полопавшихся сосудов.

— Мы сейчас вам поможем, — сказал молодой мужчина.

— Как ты ей поможешь? — с вызовом встрял "Милиционер".

— Бабушка, как вам помочь? — сказала Таня, гладя её по тоненькому плечу.

— Моего похороните. Похороните, пожалуйста, — плакала она.

— Нонна Андреевна, я ж вам говорил, что мы право не имеем, — снова начал кругленький мужичок, — по закону мы не можем закопать вашего супруга, гражданка, и земля мерзлая. Пусть он лежит.

— Бабушка, пойдёмте, — сказал мужчина помоложе. И все вместе: двое молодых мужчин и Таня двинулись в дом номер тридцать на Подножье.

— Учтите, потом вы будете отвечать, — кинул им вдогонку "Милиционер".

Трое поднялись на второй этаж, следуя за Нонной Андреевной. Дверь была открыта, как и свою дверь Таня не запирала, так как никто ни у кого не брал ничего на её памяти, разве что разворовывали дачные участки. Да и тащить у Тани было нечего. Разве что воду, которая сейчас на вес золота.

— Проходите. Обувь не снимайте, — махнула на них рукой бабушка.

— Бабуль, что у вас тут? Расскажите.

— Моему Лёне стало плохо. Сердце, голова… Он лежал вчера, я просила вызвать скорую, у соседей генератор в гараже, телефон заряжен, но они сказали, что это на крайний случай. А человеку плохо — это что не крайний? И сказали что всё равно никто не приедет в такую погоду. Потом Лёня поел немного, пошёл покурить на балкон и не дошёл, — говорила Нонна Андреевна нараспев, словно священник в храме

В одной из комнат на ковре лежал дедушка. На боку в неестественной позе и с открытыми глазами.

— Он упал и стал задыхаться. И умер. Лежит так уже с вечера. И смотрит на меня, — цедила она.

— Бабушка, давайте мы его на балкон отнесём, чтоб… — осёкся парень.

— Чтоб он не пах, да? — спросила бабушка.

— Да.

— Мне этот пустослов-законник сказал, что переносить тело нельзя, хоронить нельзя. А то потом как установят, что это ненасильственная смерть? Что меня потом обвинят в том, что я его… Да у нас нечего взять! Никаких у нас нет этих, ни страховок, ничего, ни денег, вы уж мне поверьте. Дети мои, внуки — это всё что у нас есть. Зачем мне Лёню того? Мы с ним пятьдесят лет прожили…

Двое парней подняли диван, под которым прилип ковёр ещё с времён СССР. Было видно, что пенсионеры не увлекались ни ремонтом, ни перестановкой и всё стояло так, как это расставили много лет назад. Вытащив ковёр, они подкатили тело деда так, чтоб полотно можно было закрутить в рулет. Тело не поддавалось и было жёстким, что говорило о практически полном трупном окоченении. В итоге пришлось оставить его в той позе, что и был, только передвинув. Мужчины крутили труп в ковре, пока Таня успокаивала вдову. Затем они вынесли ковёр с трупом на балкон, изрядно запыхавшись. Спасибо тому обстоятельству, что у бабки с дедом не было денег, чтоб утеплить и застеклить балкон. И поздней осенью можно оставить там тело, чтоб оно медленнее разлагалось.

— Спасибо вам, спасибо, — плакала Нонна Андреевна, — я ночью глаз не сомкнула, казалось, он сейчас очнется, а потом поворачиваюсь, а он лежит на боку на полу, перевернулся как-то сам и смотрит на меня… — Может вы чаю хотите, голубчики? И ты девочка тоже.

— Спасибо, да, — ответил один. А второй только помахал головой.

— Да, спасибо, — ответила Таня.

— Бабуль, а можно только руки помыть? А то…

— А, от Лёнечки моего отмыться хотите? Что ж, это да, гигиена рук это важно, ванная у нас прямо.

Через десять минут, когда все уселись за стол, Нонна Андреевна сказала:

— Вот печенье есть у меня тут, чай Принцесса Нури, мармеладки, угощайтесь, а то без горячего сейчас плохо, в магазинах ничего нету. На клеёнчатой скатерти стояла кастрюлька с половником, только что с газовой плитки. Все с аппетитом хлюпали чаем с сахаром и лимоном, с мармеладом и печеньем.

— Свечки в магазине стоят сто пятьдесят рублей за штуку, мои хорошие, а ещё три дня назад были двадцать пять рублей. Газовых баллонов нет, а газовые плиты две тысячи семьсот. Совсем очумел наш "хозяин гастрономов".