Сперва она не заметила, как странно повел себя дым. Сизые клубы и струйки не рассеивались, но сужались, сгущались и переплетались друг с другом. Но Алис всецело поглотили две вещи – Дарро и жалость к себе. Женский голос, мягкий и нежный, напугал ее хуже истошного визга:

– Ну вот и славно. Кто же ты есть, маленькая волчица?

Алис резко повернулась назад. Там, во мраке кельи, стояла бледная женщина – ее тело состояло из дыма, но было не менее осязаемым, чем скальная стена. Она была ханчийкой с высокими точеными бровями и накрашенными губами. Соломенно-белесые волосы струились с плеч, и даже ласково улыбающиеся губы казались бескровными. На женщине были шелка цвета мха, обхваченные в талии плетеным кожаным поясом с бронзовым голубем на пряжке.

Зазвучал негромкий, гортанный скрежет, и до Алис дошло, что его издает она сама. Пытается заговорить, но горло наглухо закупорено страхом.

– Все хорошо, – сказала бледная женщина, делая шаг навстречу. – Я тебя не обижу, маленькая волчица. Только скажи мне, как ты…

Темный фитиль зашипел, дойдя до конца. Свет моргнул и пропал, вместе с ним и бледная женщина.

– Мы окунулись по уши. Это уже перебор, – заявила Сэммиш. И тут же: – Какой у нее был голос? Она говорила с акцентом?

Алис нахмурилась, пытаясь вспомнить, как звучала речь бледной женщины. Казалось, столь ошеломляющему событию невозможно быстро выветриться из памяти, но с каждым вопросом Сэммиш Алис все меньше доверяла своим ответам.

– Кажется, да – и вместе с тем нет. Непохоже, будто она из Гайана или Медного Берега, но и у нас в Долгогорье разговаривают не так.

– А насчет ханчийки уверена? Она точно из ханчей?

– Была уверена, пока ты меня в это не ткнула, – бросила Алис резче, чем собиралась, и Сэммиш отдернулась, точно подобралась слишком близко к огню. Алис попыталась загладить грубость, продолжая мягким тоном: – Она показалась довольно-таки… приветливой, серьезно. Будто где не ждала встретила маленького щеночка и не хотела его напугать.

Утро было в разгаре, и они сидели на улице у пекарни, где ночевала Сэммиш. Алис бродила всю ночь и вымоталась, продрогнув до костей. Остаток ночи Алис провела на улице, и теперь усталость пронзала ее до костей. Оставаться у себя в комнатушке после такого видения или явления не представлялось возможным. Она сгребла в темноте свои вещи и была такова – припустила широкой дорогой к мостам, не успев задуматься, куда и к кому ей идти.

Ночью было прохладно, но не промозгло. Варианты, куда податься, тянули ее в разные стороны – то к скудному и нелюбимому материнскому очагу, то к Сэммиш, то к Тетке Шипихе. Но все порывы разбивались об одну и ту же проблему: ее появление в каждом из этих мест заранее могли предсказать. Посещать знакомых людей виделось ей в тот темный час очень опасным. Чувство, будто кто-то или что-то ее засекло и будет теперь искать, заставляло бежать отовсюду, где ее могли обнаружить. И Алис двинулась через реку, на улицы Речного Порта и Новорядья. Добралась даже до территории Храма. Там и состоялся ее отдых – в переулке между двух захудалых церквушек.

Утренний свет развеял страхи – до той степени, что Алис решилась пойти на риск и встретиться с Сэммиш. Пекарню она отыскала по крепкому запаху дыма с дрожжами. Глиняная духовка выходила на улицу отдельно от общей постройки, чтобы снизить вероятность пожара. Сейчас печь горела за спиной, в нескольких футах. Алис чувствовала затылком приятное тепло. Земля кругом была выбелена – дожди много лет прибивали осадок мучной пыли.

– Говорок у нее был, пожалуй, зеленогорский, – сказала Алис. – Знаешь, как вершат правосудие магистраты или выступает с речами князь? Да и смахивала она на благородную даму.

Сэммиш глубокомысленно поскребла подбородок.

– Хреновое дело. То есть хорошего в нем и не было. Пропал Оррел. Убили твоего брата. Но теперь какие-то иностранки ищут зачарованные кинжалы, а ворожеи ткут себя из дыма? Это уже как-то совсем… Может, ну его на фиг?

В груди Алис вспыхнула злость, вдвойне беспощадная от того, что ее посещала та же самая мысль.

– Дарро не был с тобой одной крови. Тебе не нужно встревать сюда со мной вместе.

Сэммиш, совсем помрачнев, опустила взгляд.

– А Дарро точно хотел, чтобы сюда встряла ты? Он заботился о тебе. Любил. Никто не захочет, чтобы их близкие попали в беду. Разве Дарро не сказал бы нам «хватит»? Ты отвалила за церковные службы по полной. Ты не отступилась от брата. Неужели этого недостаточно?

Из-за угла выкатилась мусорная повозка. Осужденные с плоскими деревянными лопатами принялись отдирать конский навоз и прочее дерьмище от дорожного щебня и наваливать на вонючую телегу с разводами, пока синие плащи прогуливались поодаль – там, куда не долетал смрад.

– Этого недостаточно, – твердо проговорила Алис.

– Понятно.

– Если не хочешь участвовать…

– Не в том суть. Я… я просто боюсь.

Взгляд Сэммиш уперся в землю между коленей. Распущенные волосы упали вперед, точно она спряталась за их изгородью. Алис просунула палец за пояс, вскрыла неприметный шов и вытолкнула из потайного кармашка серебряную монету. Протянула на ладони.

– Держи, заработала.

Сэммиш взяла монету, не встречаясь с Алис глазами, – будто воровала из храмовых подношений.