Камерон съежился от стыда и отвращения.

– Знаю я, что совести у тебя немного, но в жизни не предлагал, что ты пас кинешь. Мы – все, что у тебя есть, Джон. Без нас ты… ничто.

– Мы были друзьями, и я верил тебе, – вторил Престон.

– Мы по-прежнему друзья, – возразил Джон.

– ничего не изменилось.

– Черта с два! – бросил Камерон. Но Джон даже глазом не моргнул.

– Ничего, переживете, – заверил он. – Особенно когда вспомните, сколько денег я для вас сделал.

Камерон поставил локти на стол и посмотрел в глаза Джону.

– Я хочу свою долю прямо сейчас.

– Об этом не может быть и речи.

– А я говорю, мы распускаем клуб. Забираем все, что нам причитается, и идем в разные стороны.

– Ни в коем случае, – упорствовал Джон. – Ты знаешь правила. Никто из нас не получит и десяти центов в следующие пять лет.

Вернувшаяся Даллас села за стол.

– Я что-то пропустила?

Престон, которого, судя по виду, в свою очередь затошнило, пролепетал:

– Камерон хочет распустить клуб и поделить вклады.

– Ни за что! – возмутилась Даллас. – Попробуй только снять деньги, и Служба внутренних доходов в два счета нас прижмет. Никогда!

– Он не сможет снять деньги, пока мы не пойдем в банк все вместе. Помните? Нужно поставить четыре подписи, прежде чем нас допустят к вкладу. Мы сами выдвинули такое условие, – успокоил Джон.

– Ты настоящий ублюдок!

– Да, ты уже говорил. Согласись, Камерон, ты злишься не потому, что я тебе лгал. Рвешь и мечешь из-за того, что твоя жизнь превратилась в кошмар. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. И понимаю, о чем ты думаешь.

– Интересный разговор. В таком случае просвети меня.

– Ты думаешь, что я не так уж плохо устроился. Верно?

– Да, – кивнул Камерон. – Именно так я и считаю.

– Но у тебя самого хватает храбрости только на то, чтобы ныть, – спокойно продолжал Джон. – А вот я действовал. Ясно? Кстати, Даллас, не солги я, и ты никогда не попросила бы Монка убить Кэтрин.

– Но, Джон, если ты так хотел избавиться от нее, почему же просто не развелся? – допытывалась Даллас.

– Деньги. Я хотел заполучить все, что у нее было. Клянусь Богом, я заслужил это за годы мучений с ней. Она была властной сукой. Все время старалась взять надо мной верх! – взорвался Джон, и впервые они услышали в его голосе горечь и ненависть. – В отличие от Камерона я не глушил тоску спиртным, а думал и рассчитывал. Вы понятия не имеете, как она была омерзительна. Жирела не по дням, а по часам. Кроме того, она страдала ипохондрией. Только и говорила что о своем здоровье. У нее действительно были шумы в сердце, но не настолько серьезные, чтобы придавать этому значение. Она пришла в полный восторг, когда ей об этом сказали. Это дало ей предлог стать еще неряшливее и грязнее. Она улеглась в постель и больше не вставала. Несчастные горничные носились вокруг нее, прыгали на задних лапках, выполняя все желания хозяйки. Я надеялся, что сердце у нее не выдержит такого обжорства. И клянусь, пытался убить ее тоннами шоколада, который приносил с собой каждый вечер, но на это ушло бы слишком много времени. Да, я бегал по бабам, а она ничего не знала, поскольку, как уже сказано, была слишком ленива, чтобы встать с постели, не говоря уже о том, чтобы выйти из комнаты. Поверьте, я не мог возвращаться к ней домой. При виде этой свиньи мне хотелось рыгать.

– И поэтому мы должны тебя пожалеть? – осведомился Камерон.

– Нет. Но, не находите, что границу мы пересекли давным-давно?

– Мы никогда никого не убивали.

– И что из этого? За все, что мы сотворили, дают самое меньшее двадцать, а то и тридцать лет тюрьмы.

– Но это были экономические преступления, – слабо возразил Престон.

– Это и станет твоим оправданием перед Службой внутренних доходов? – хмыкнул Джон. – Считаешь, что они просто пожурят тебя и шлепнут по рукам?

– Но мы раньше не убивали.

– А теперь убили! – отрезал Джон, раздраженный нытьем Престона, и, обратившись к Камерону, добавил:

– Вот что я скажу тебе: это оказалось легко, настолько легко, что можно повторить еще раз. И хочешь моего совета? Мы могли бы подождать немного, с полгода или около того, а потом снова потолковать с Монком о твоем дельце.

У Даллас даже челюсть от удивления отвалилась.

– Ты совсем рехнулся?

Камерон склонил голову набок и принялся разглядывать Джона. Он уже сам об этом подумывал.

– Я был бы крайне рад, нанеси Монк визит моей женушке, Это стоит всего, что у меня имеется, до последнего пенни.

– Все возможно, – вкрадчиво заверил Джон.

– Если вы сейчас же не заткнетесь, я выхожу из игры, – пригрозил Престон.

– Поздно! – отрезал Джон.

– Но такой вещи, как идеальное убийство, просто не существует, – возразила Даллас.

– А убийство Кэтрин? Что может быть идеальнее? – ухмыльнулся Джон. – Могу заметить только, что ты и об этом подумываешь, верно, Кам?

– Да, – едва слышно пробормотал он. – Верно. Престону вдруг захотелось стереть самодовольное выражение с физиономии Джона.

– Ты стал настоящим чудовищем! Если кто-то узнает о Кэтрин…

– Расслабься, – снисходительно посоветовал Джон. – Мы чисты, как только что выпавший снег. И перестань тревожиться. Никто ничего не пронюхает.

Оказалось, однако, что смеется тот, кто смеется последним. А последней, как выяснилось, была именно Кэтрин. Подлая сука велела своему поверенному Филиппу Бенчли огласить ее последнюю волю и завещание через шесть недель после похорон. Джон рвал и метал, но что он мог поделать? Даже мертвая, эта женщина пыталась управлять им.