Господи, как бы это было бы здорово!

Хотя, если честно, я был не совсем искренен. Там, снаружи (дом казался особым, замкнутым на себя миром) меня по большому счету не ждал никто и ничто. Собственно, ради этого я и отправился в Нижний. Еще одна попытка начать новую жизнь, забыть о том, что было когда-то и создать совершенно новую историю – совершенно иную судьбу.

Я очень надеялся, попытка моя будет успешной. В конце концов, эта самая судьба по полной отрывалась на мне последние лет десять, должен же был когда-то и на моей улице настать праздник!

Мне было двадцать четыре года – и никаких перспектив, привязанностей, ничего, что заслуживало бы особого упоминания… Друзья и подруги, суетливые родственники, в меру любимая работа, все как у всех и только по вечерам одиночество душит так, что, кажется, сейчас задохнешься – навсегда, и все…

Странно. Это началось года два назад, наверное – до этого подобных приступов депрессии у меня не было. И все не казалось таким… пустым и ненужным…

Вообще-то у меня была одна знакомая, как раз специализировавшаяся на врачевании душ, она-то и предложила мне развеяться, сменить обстановку. Хорошо хоть диагноза не поставила – и то радость!.. Диагноза я бы, наверное, точно не пережил. В дополнение к остальным неприятностям…

Хмыкнув своим дурацким мыслям, я закрыл дверь на ключ, врученный вчера Анной, и зашагал в направлении кухни. Почему-то мне казалось, что я могу найти ее именно там.

Пожалуй, мне следует получше описать место, где меня поселили. «Флигель» – это собственно крыло основного здания, перпендикулярно расположенное по отношению к большей части дома. Из окна я успел рассмотреть, что у моей пристройки есть симметричный брат-близнец напротив (ну да, Озерцов ведь говорил «восточный флигель»)… Таким образом, дом представлял собой что-то вроде сплющенной буквы П с длинной перекладиной и короткими палочками-отростками…

Коридор второго этажа, по которому меня вчера вела Анна, длинный и узкий, застелен красной дорожкой с черно-золотой окантовкой по краям и пушистыми кистями на концах, освещают его тяжелые бронзовые люстры и два окна перед входом во «флигели». По всему коридору тянутся двери, как в отеле, я насчитал двенадцать штук, по шесть с каждой стороны. На середине пути по левую руку лестница, крутая и потому короткая (я обратил внимание, что она тянется также и вверх, по всей видимости, на чердак).

Если спуститься, на первом этаже увидишь точно такой же коридор, в западном конце которого – кухня. Вчера у меня не было не времени, ни желания обращать внимание на все эти подробности, а сегодня все это показалось очень даже любопытным.

Я не обманулся в своих ожиданиях и застал Анну на месте.

– О, Макс, вы уже встали! – кажется, даже обрадовалась она. – Рада вас видеть. Как спалось?

– Нормально, – не стал уточнять я. – А… где все? Вы обещали мне рассказать, где я оказался!

– Подождите немного, – примирительно улыбнулась она. – У нас завтракают в полдевятого, вот вы и познакомитесь с нашими жильцами… Правда, не со всеми: Дэн и Диана встают поздно, молодежь любит поспать, вы же знаете, а Паша ушел с утра на рыбалку. Да, Андрей всегда завтракает у себя, с дочкой.

– Это какой-то дом отдыха? – спросил я. – Гостиница?

– Можно сказать и так, – туманно ответила Анна. – А раз вы уж оказались здесь, то не поможете ли мне накрыть на стол?

Конечно же, я согласился (после оказанного мне гостеприимства отказаться было бы полным свинством), и мы очень быстро сервировали стол. Я догадался правильно, ели они не на кухне, а в большой темной комнате, кажется, специально для этого предназначенной. Огромный круглый стол с высокими стульями, камин, старинные часы на стене, несколько низких кушеток у стен, занавешенные тяжелыми шторами окна… Все это куда больше напоминало декорации к какому-нибудь фильму о жизни аристократов прошлых веков, а вовсе не реально существующий интерьер.

Но все было настоящим, я мог не сомневаться.

К назначенному времени стали подтягиваться жильцы. Молодежи среди них и вправду практически не было, но зато все они являлись в высшей степени интересными персонажами.

Когда мы сели завтракать, Анна представила меня присутствующим, и те в ответ тоже назвали свои имена.

Шикарную даму напротив лет сорока пяти, яркую, «жгучую» брюнетку звали Алисия Генриховна Шварц. Очевидно, именно ее рыдания я слышал вчера, но верилось в это плохо: мне всегда казалось, что такие леди не плачут ни в каких случаях. Алисия нехотя ковырялась в поданной Анной яичнице и поглядывала на окружающих с плохо скрываемым презрением. Была она по роду деятельности художницей, что несколько объясняло давешнюю истерику, хотя я все равно мог поверить в нее лишь с очень большим трудом.

Справа от нее сидел пожилой красавец-мужчина, седобородый, с умным взглядом синих невыцветших глаз. Я затруднился бы сказать, сколько ему было лет, но выглядел он, что называется, весьма и весьма «хорошо сохранившимся». Подумав, я бы, может не отказался поменяться с ним местами… Звали его Геннадий Иванович Родионов, и присутствующие иногда обращались к нему «профессор».

Слева от пышущей презрением и холодом Алисии расположился вчерашний знакомец Озерцов, все такой же хмурый и небритый. У меня сложилось впечатление, что все проблемы домоводства сваливались исключительно на него и Анну.