ПАВЕЛ. Ничего себе! О-го-го! Че деется-то, че деется?! Толпень какая! И с зонтиками все! Они друг на друга даже запрыгивают, так интересно.

ЕКАТЕРИНА. Никогда еще такого не было, даже в первый день. И с камерами тоже стоят! Под дождем-то! А мы с тобой уже популярными в народе стали. Выйдем, на улицах нас, наверно, узнавать будут...

ПАВЕЛ. Нежелательно бы это... Ну ладно! Будем смотреть сегодня вечером по телику! Наверно, скажут: "Голливудская любовь дала трещину."

ЕКАТЕРИНА. Что сейчас будет? Что будет? Нам же еще немного осталось продержаться - десять дней всего. Треть срока уже прожили, и что, какие-то несчастные полторы недели не проживем? Павел, давай все-таки больше не будем ссориться! Нас же отсюда и убрать могут! Мы же договор подписали, обязались блюсти и не нарушать эти... морально-нравственные нормы, а сами уже и нарушать начали... А слышать-то они нас не могут через стекло?..

ПАВЕЛ. Да нет, ты что? Если только по губам, а так нет... Катя! Все! Давай умерим свой пыл, и спокойно доживем до конца всей этой бодяги... А то ведь они действительно могут найти предлог, и лишить нас нашей мебели...

ЕКАТЕРИНА. Поцелуй - это ведь не аморалка?

ПАВЕЛ. По-моему, нет, а что?

ЕКАТЕРИНА. Может, тогда давай, покажем, ради чего они собрались? Ну чтоб оправдать их ожидания!..

ПАВЕЛ. А что? Это идея? А то зря стоят, под дождем мокнут...

Они целуются, время от времени отрываясь и посматривая на зрителей. Вдруг раздается громкий стук прямо по стеклу. Кажется, будто по витринному стеклу колотят кулаком. Медленно гаснет свет.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

ПЕРВАЯ СЦЕНА. ( ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ )

ПАВЕЛ делает стойку на плечах, упражнение йогов, асану под названием "Сарвангасана". Он в одних плавках. ЕКАТЕРИНА в черном платье, стоит и смотрит на него.

ЕКАТЕРИНА. Ты что делаешь-то? Что делаешь? Совсем стыд потерял! На тебя же люди вон стоят смотрят, думают, что он, не в себе, что ли... Хозяйство вон все твое вылазит на всеобщее обозрение... Придумал тоже... Ты же раньше не таким был... Скромнее гораздо... Не любил выставляться, а сейчас...

ПАВЕЛ. ( медленно встает на колени ) Ну чего ты лезешь все, не даешь сосредоточиться? Знаешь, высшая цель йоги какая? Впасть в нирвану, вот! С тобой впадешь! Как же! Мужчина, он же взлететь как можно выше стремится, в небо, к облакам, а женщина ему не дает, за ноги его держит, мертвой хваткой вцепилась и не отпускает, к земле тянет... Поэтому-то йоги и становятся отшельниками - уходят от вас подальше в джунгли... А мне вот уйти некуда...

ЕКАТЕРИНА. Как это некуда? К этой, которая стучала тебе! Снова будешь говорить, что она обозналась? Да? Что, и журналисты тоже обознались? А не много ли всех обознается, а? Ты не думал об этом? Когда ты к ней бегал, там, наверно, на голове своей не стоял ведь, да? А здесь вот стоишь, нисколько меня не уважаешь, перед людьми позоришь и знакомыми, и незнакомыми... Теперь весь свет знает, что у тебя любовница, даже и иностранцы... Сволочь ты такая! Я и думать не думала, и ведать не ведала, что ты такой бабник... Таким верным мне казался. Да мне и в кошмарном сне не могло привидеться то, что произошло в действительности... Она превзошла все самые гнусные ожидания. Наверно, когда я с сыночком твоим сидела, ты у нее был, а мне все говорил: в школе я был, в школе, тетради свои проверял... Говорила я тебе, носи домой, проверяй дома, так нет, говорил, дома отдыхать нужно, а на работе работать... Изувер ты, вот ты кто! Как мне жить после всего этого? После твоих тетрадей проверенных... Как? Скажи! Я ведь, все-таки, мать твоего сына... Она хоть от тебя не забеременела? Нет?

ПАВЕЛ. Нет, нет! Ерунда все это! Чушь полная! Ну я же тебе говорил, это путаница какая-то возникла... Перепутали что-то твои журналисты... Черт их попутал... Скандал им нужен, понимаешь, скандал, сенсация... Они так и говорят, когда ее нет, нужно ее придумать... И придумывают... Вот! А на самом деле я этой бабы даже и не знаю... Ну, допустим, была бы у меня любовница на самом деле, ну зачем бы было ей кидаться на витрину и колотить пудреницей своей по стеклу? Зачем? Какую цель бы она преследовала, а? Наоборот, она бы спряталась и сидела бы в своей каморке, пока вся эта шумиха вокруг нас не утихнет... Логично?

ЕКАТЕРИНА. Врешь ты все! Врешь! Не верю я тебе! Не верю! И тогда ты меня обманывал, и сейчас...

ПАВЕЛ. Ну как мне тебе доказать? Как?

ЕКАТЕРИНА. Здоровьем сына своего клянись!

ПАВЕЛ. Что за ерунду ты придумала? Как это у тебя язык только поворачивается такое говорить? Такими вещами же понапрасну не бросаются!

ЕКАТЕРИНА. Убил ты меня, убил... Растоптал... Ноги об меня вытер... Второй день не могу в себя придти! Такого предательства от близкого человека я никак не ожидала...

ПАВЕЛ. Слушай, я ведь сейчас кричать начну, чтобы тебя забрали отсюда, или меня... Ну не могу я так! Так ведь с ума сойти можно!.. Из-за этого гардегроба...

ЕКАТЕРИНА. И не нужен мне уже никакой гарнитур, если ты оказался таким подлым... Я для него делала все, а он оказался предателем - к другой все это время бегал, когда я по дому возилась.

ПАВЕЛ. Да не бегал я, говорю же, не бегал. Я в школе был.

ЕКАТЕРИНА. Значит, она в школе работает? Тоже училка, да? Какая я дура наивная, что не догадалась об этом раньше!

ПАВЕЛ. Ну тише! Тише! Смотри, народ уже дорогу перекрыл!

ЕКАТЕРИНА. Ты мне рот-то не закрывай!

ПАВЕЛ. Да ты посмотри, они же все на пленку снимают, как ты кричишь, как руками машешь! Размахалась тут, точно птица, сейчас взлетишь! Возьми хоть пылесос свой для вида, что ли, а то ведь совсем позор!..

ЕКАТЕРИНА. ( Берет пылесос.) Ой, правда, чего это я? Забылась совсем. Рэмблю тут. А все из-за кого? Из-за тебя! О дочери своей ты не думаешь. Тебе бы только жрать и швориться. А она третий год подряд в одной и той же курточке ходит...