Это мой шанс. Я могу уйти сейчас и избегать ее, пока она не придет ко мне в офис. Я могу пойти домой и справиться со своим возбуждением так, как я делал это с того дня, когда буквально столкнулся с ней.

Это был бы более мудрый выбор.

Вместо этого я сижу и борюсь с собой, пока не вижу, как она выходит на главный этаж.

Она замечает меня почти мгновенно, как будто ее притягивает то же чувство, которое я испытываю каждый раз, когда вижу ее. На ней то же самое нижнее белье, а ее волосы рассыпаются по плечам, когда она косится в мою сторону, ее голубые глаза задерживаются на моем лице.

— Лоренцо. — Она произносит мое имя низким и хриплым голосом, и я думаю, не произнесет ли она его именно так, потерявшись в муках желания, когда больше не сможет притворяться.

Я хочу отбросить все ее притворство, чтобы увидеть, кто она такая под практикой соблазнения, под играми, в которые она сама себя научила играть. Я хочу узнать, как она двигается, как звучит, что она делает, когда она только сама, и никого больше.

— Что ты здесь делаешь? — Ее голос дрожит, как будто она боится ответа. Как будто она думает, что с момента нашего последнего разговора я все переосмыслил и пришел сказать ей, что больше не хочу и не желаю, чтобы она работала на нас.

— У меня есть для тебя предложение. — Я остаюсь на месте, сидя на диване, но она делает шаг вперед, между моих раздвинутых ног. Ее духи омывают меня, и мне приходится бороться с тем, чтобы не втянуть их глубоко. Она пахнет теплой женской кожей и бельем с цветочным ароматом, постелью, согретой сексом, и простынями, спутанными вокруг конечностей. Я не думал, что смогу стать еще тверже, но мой член напрягается и болит от толчка желания, похожего на боль.

Ее глаза слегка расширяются, ресницы опускаются на щеки, когда она смотрит на меня из-под век.

— Хочешь обсудить это в задней комнате?

Нет, думаю я, но мой рот выдает другое слово. Слово, с которым я борюсь с того момента, как Мила вошла в мой кабинет и преподнесла мне себя на серебряном блюде.

— Да.

На короткую секунду я могу поклясться, что выражение удовольствия, озарившее ее лицо, было искренним. Она тянется за моей рукой, поднимая меня с дивана, и я позволяю ей это сделать. Ее глаза скользят по моему лицу, и мне кажется, что я вижу там отражение своего желания.

Она как прилив, затягивает меня под себя, и я чувствую себя совершенно беспомощным, чтобы отказаться.

Задней комнаты должно быть достаточно, чтобы избавить меня от желания. Это напоминание о том, насколько дерьмовое это место, когда мы проходим мимо одного скучающего вышибалы и спускаемся в зал, где нет ничего, кроме длинного дивана, который выглядит так, будто пережил лучшие дни, двух столов и док-станции для музыки. Коробка с салфетками на одном из столов заставляет меня вздрогнуть. Мне хочется уйти, но не одному.

Я хочу взять с собой Милу.

Я хочу увести ее из этого места, чтобы убедиться, что мужчинам вроде тех, что толпятся у сцены, больше никогда не позволят к ней прикоснуться. Чтобы она больше никогда не позволяла им прикасаться к себе.

У меня есть эта сила. И в этот момент, когда она ведет меня к дивану, я намерен ею воспользоваться.

— Хочешь выпить? — Ее голос мягкий, музыкальный, и это только усиливает жар в моей крови. Я чувствую себя ошеломленным, как будто под кайфом, как будто я принял те же наркотики, которые дал ей, чтобы продать. Я качаю головой, и она смотрит на меня сверху вниз, ее лицо мягкое и жаждущее, что, как я знаю, опасно для нас обоих.

Она здесь не на своем месте. Это было ясно на сцене, и еще яснее это стало сейчас, когда я наблюдаю за ее тонкими, грациозными движениями, когда она идет включать музыку. Она идет как танцовщица, ее осанка безупречна, каждое движение отточено, плавность балета впитана в нее долгими годами практики.

Я ожидаю, что музыка будет грубой и развратной, вроде тех, что играют на главном этаже, но из колонок льется более медленная и чувственная. Как будто она знает, чего я хочу. Что возбудит меня больше всего.

Такое ощущение, что я слишком долго был твердым. Когда Мила поворачивается, покачиваясь, ко мне в голубом нижнем белье, мой член пытается дернуться и запульсировать в брюках, но для этого нет места. Я сжимаю челюсти, борясь с ощущениями, с желанием схватить ее и повалить обратно на диван. Интересно, что бы она сделала, если бы я попытался овладеть ею здесь? Если бы я поддался тому, чего хочу, в чем нуждаюсь.

Этой мысли достаточно, чтобы на мгновение привести меня в чувство. Даже если бы я собирался принять ее предложение, даже если бы я не смог удержать себя от того, чтобы переступить эту черту, это было бы не здесь. Я бы отвез ее к себе в квартиру, раздел и уложил на простыни, такие мягкие, что они были бы скользкими на ее коже, где я мог бы часами искать все способы, чтобы заставить ее раздеться.