Нет.

Это не иллюстрация. Он — жертва жестокой пытки.

Пищевая пленка — штука коварная. Вода льется в нос, но не может попасть в легкие, потому что тело выгнуто назад. Тело этого мальчишки. Тело — его тело — чувствует, что в дыхательное горло проникает вода, и отчаянно пытается вдохнуть. Несчастный разевает рот, но пищевая пленка лишь выпускает воздух наружу, а на вдохе пластик плотно прилипает к губам. Воздух может проникнуть только через нос, но и этот путь закрыт — туда льется вода.

В конце концов легкие пустеют, сдуваются, как лопнувший воздушный шарик, сморщиваются, как изюминки. Мозг, лишенный кислорода, медленно умирает. Парень натягивает путы с такой силой, что могут сломаться кости.

Правительство любит называть ватербординг «имитацией утопления». Никакая это не имитация. Вы взаправду находитесь на грани жизни и смерти. Если пытку не прекратят, вы погибнете.

В Гуантанамо, американской тайной тюрьме, есть человек, которого подвергали пытке на ватерборде сто восемьдесят раз. Сто восемьдесят раз он был одной ногой в могиле. Говорят, это он организовал террористическую атаку одиннадцатого сентября 2001 года. Может быть. Не знаю, что он наговорил своим мучителям, но верить его словам станет только сумасшедший. Когда из тебя по капле выдавливают жизнь, ты признаешься в чем угодно, лишь бы прекратить эту пытку.

Но я об этом не думал. Лишь смотрел, как загипнотизированный, на этого парня, на его перекошенное лицо, набухшие вены на лбу, полные ужаса глаза. Я там был. И в моих глазах стоял такой же ужас.

Время застыло.

И вдруг картинка погасла. Окно, в котором она была, исчезло. Виртуальная машина отрубилась. Мой аварийный прерыватель сработал как надо: затребовал у меня пароль и, выждав положенное время, уничтожил и ВМ, и самого себя. Умница. Я даже не заметил окошка для ввода пароля. Видел перед собой лишь ту картину.

А ведь это всего лишь один слайд из одного файла. И таких файлов там больше восьмисот тысяч. Похоже, работа затянется надолго.

Энджи заглянула ближе к вечеру, и мама сразу отправила ее в мою комнату. Энджи неслышно вошла, подкралась на цыпочках, обняла меня за шею и поцеловала в макушку. Я сделал вид, что не слышу ее и не вижу отражения в экране. Такая у нас была игра. Какие мы все-таки лапочки.

— Привет, работяга, как прошел первый день на новом месте?

— Примерно как я и писал. Большую часть времени пытался понять, в чем заключаются мои обязанности, разбирался, что к чему. Я уже говорил, что встретил Лиама?

— Ага, это же надо! Мир, конечно, тесен, но чтобы настолько…

— К концу дня он уже почти перестал пыжиться от восторга и подошел поговорить по-человечески. Оказывается, он хорошо знает свое дело и подкинул мне много интересных идей, например, подсказал методы идентификации для гостевых ноутбуков, которые мне и в голову не приходили.

— По-моему, здорово, что у тебя появился фанат.

Она подвинула запасное кресло, переложила с него на кровать разрозненные детали для «мейкербота» и села.

— А меня это как-то смущает, — признался я. — Как твоя учеба?

Она собрала глаза в кучку:

— Я надеялась, что после школы наконец-то начну учиться по-взрослому, без тупого зазубривания всякой чепухи ради успешной сдачи экзаменов. Но почти на всех нынешних курсах итоговая оценка на семьдесят пять процентов зависит от результатов экзаменов.

— Ну, для разнообразия можешь организовать утечку экзаменационных материалов. — Не успел я договорить, как ее ладони зажали мне рот.

— Не шути так, — предостерегла Энджи.

У Энджи есть страшная тайна. В одиннадцатом классе она выкрала и выложила в сеть задания для государственных контрольных работ вместе с ответами. Говорят, на их подготовку были затрачены миллионы долларов. Школьная администрация так и не поняла, кто это сделал. Так им и надо!

— Прости, — отозвался я. — Но это еще не самая плохая идея. Никто другой не справился бы.

— Знаешь что, сначала давай лучше подумаем, что делать с этой Машиной бомбой. Посмотрим, что нас там ждет. А уж с экзаменами я как-нибудь справлюсь.

— Вот за это я тебя и люблю. Всегда зришь в корень.

Мы часто обменивались шутками про любовь, но я ее и вправду очень любил, да так сильно, что сам иногда пугался. Может быть, дело в том, что я постепенно отдалился от компании своих друзей и бросил учебу, и Энджи стала чуть ли не единственным человеком, с кем я регулярно общался, если не считать родителей. И время от времени мне делалось страшновато. Ей, кажется, тоже. Поэтому я надеялся, что работа в коллективе принесет в мою жизнь немного равновесия.