И приемник GPS у них тоже был, да не простой, а военно-навороченный, ощетинившийся, как еж, короткими прорезиненными антеннами. Уличная карта на дисплее отображала знакомые улицы Мишена в квадратной восьмибитной графике и не имела ничего общего с обычными гражданскими навигаторами или гугл-картами. Прямо в приборную панель были вделаны бронированные USB-порты с парными светодиодными лампочками под закаленным стеклом. В салоне стоял отчетливый запах новой машины, словно они не далее как утром заказали для моей поимки новенький шпионский автомобиль, а после операции обольют его бензином и столкнут с обрыва.

Весь вид этих парней говорил о том, что у них есть деньги, много денег, и они не боятся их тратить. Они не походили на нищебродов с госслужбы, которым приходится заполнять кучу нелепых бумаг, чтобы получить возмещение расходов, как вынужден был делать отец, покупая книги для своего факультета в Беркли. Тот, что стоял на страже, скользнул на заднее сиденье рядом со мной. Я заметил, что на задних дверях с внутренней стороны нет ручек, и задумался, как, интересно, он выберется, когда со мной закончат. Странная мысль. Она навела меня на размышления о том, что конкретно будет означать «со мной закончат».

— Привет, Маркус, — сказал мой сосед на заднем сиденье. От него тоже пахло «Аксом» — видно, это фирменный запах Сволочандии. Вид у него был обезоруживающе дружелюбный, гладко выбритое лицо изрезано веселыми морщинками. Он лучился неколебимым спокойствием и уверенностью в себе, словно повзрослевший типаж самого популярного парня футбольной команды из дурацкого подросткового фильма. — Можешь называть меня Тимми.

Если они намеревались разыграть спектакль с добрым и злым полицейским, то Тимми явно взял на себя роль доброго.

— Я бы хотел посоветоваться с адвокатом, — повторил я.

Его улыбка стала еще шире.

— Так я и думал. Именно это она и предсказывала. Даже голос сумела изобразить. Она тебя прекрасно знает.

«Она» — это наверняка Кэрри Джонстон. Забилась, как бурундук, в удобную норку, грызет попкорн и развлекает подчиненных рассказами о моих жалких корчах.

Эти ребята явно хотят что-то из меня вытрясти, добиться чего-то, выпытать имена тех, кто имел доступ к пропавшим документам, пароли или ключи, местонахождение всех копий. Норовят меня запугать. И это им удалось. Я еле сдерживал рвотные позывы. Боялся, что вот-вот обмочусь.

Нет. Знаете, что я ощущал на самом деле? Как будто я тону. Словно меня опять привязали к доске, подняли ноги выше головы, закрыли рот липкой пищевой пленкой и капля по капле заливают в нос воду. Она затекает в дыхательное горло, срабатывает кашлевой рефлекс, я судорожно пытаюсь втянуть воздух. С каждым кашлем пищевая пленка выгибается наружу, выпуская из легких последние остатки драгоценного воздуха. А с каждым вздохом плотно прилипает к губам, и я втягиваю носом все больше и больше воды. Легкие опустели и сжимаются. В голове вспыхивает чудовищный фейерверк, сливаются последние огни и звуки, какие воспринимает обезумевший мозг, понимая, что вот-вот угаснет, погибнет, сгниет.

Вот что я чувствовал.

Меня прошиб пот, на грудь словно поставили тяжеленную гирю. Я понимал, что нахожусь во власти человека, который уверен, что может безнаказанно делать со мной все, что захочет, и ему ничего за это не будет.

— Маркус, дружище, успокойся. Мы не сделаем тебе ничего плохого.

Я мысленно пнул себя за то, что выказал слабость. Однажды я спал в неудобной позе и что-то защемил в ноге — то ли нерв, то ли сосуд. Проснулся, и нога стала как деревянная. Встал — она подвернулась, я упал и растянулся во весь рост. Вот и теперь у меня было похожее ощущение — как будто некая внутренняя сила, место, куда я погружался, сидя в храме на плайе, внезапно предала меня, причем в миг, когда я меньше всего ожидал этого.

— Я бы хотел, — пролепетал я сдавленным голосом, — посоветоваться…

Он отвесил мне пощечину. Не сильную. Даже почти что ласковую. Но очень стремительную. Я даже не заметил, как шевельнулась его рука, лишь сумел воссоздать произошедшее по мелким жестам — его туловище чуть склонилось вперед, потом снова расслабленно откинулось назад, расплывчато мелькнуло предплечье. Щеку словно обожгло, но сильной боли не было.

— Маркус, — сказал он голосом по-отечески суровым. — Хватит валять дурака. Мы пришли не для того, чтобы тебя бить. — «Ага, а кто только что влепил мне пощечину?» — подумалось мне. Нет, конечно, он ударил не сильно. А ведь мог бы, но не стал. Он на добрых шесть дюймов выше меня, широкоплеч, мускулы выпирают, как у супергероев на картинках. — Нам всего лишь надо с тобой поговорить. Если хочешь скорее закончить эту беседу, выслушай нас.

Я уставился в одну точку прямо перед собой.

— Маркус, у тебя есть кое-что очень важное. То, о чем ты уже успел раззвонить кому не следует. И эта штука, о которой идет речь, тебе не принадлежит. Наша задача — забрать ее и вернуть на место. Как только мы убедимся, что она у нас, в целости и сохранности, нам не будет нужды продолжать общение с тобой, а тебе — с нами.

Я хотел было снова потребовать адвоката, но понял, что это бессмысленно. Так и сидел, устремив взгляд в одну точку.