Тесто готово, из кухонного чулана Нэнси вытаскивает коробку. Она принесла ее из дома сестры на прошлой неделе, когда они вернулись из Мэна, коробка битком набита разными девчачьими штучками: куклы, книжки, игрушечная посуда. Некоторые вещи еще из детства Нэнси, другие, как, например, фарфоровая куколка, принадлежали ее племянницам. По Беатрис не скажешь, что она любит играть в куклы, – как, кстати, не любила и сама Нэнси. Вынимая игрушки одну за другой, Нэнси раскладывает их на кухонном столе. Миниатюрные куколки ее матери, в викторианских платьицах. Треснутая чайная чашечка, кажется, от целого кукольного сервиза. Книжки «Что сделала Кэти» [3] , которые она очень любила. Они совсем старые и потрепанные, корешок еле держится, едва ли понравятся Беатрис. Впрочем, она же совсем ничего не знает об этой девочке. Нэнси укладывает все обратно в коробку и опять относит в чулан. Как-то это все несерьезно для человека, видевшего войну. У Нэнси не выходит из головы первое письмо от ее родителей. Мы нашли у нее в комнате пачку газетных вырезок про нервно-паралитический газ. Она обвела карандашом эту строчку: «Жертвы погибают в течение двух минут».

Нэнси бесшумно спускается в холл. Дверь в гостевую комнату чуть приоткрыта. Девочка сидит в углу, подтянув колени к груди, и разговаривает с фотографией в рамке. Папа, говорит она, я справилась. Я здесь. Нэнси, привалившись к стене, вытирает лицо краем фартука.

Ванна на львиных лапах стоит в алькове, все три окна выходят в сад. Сейчас вечер, темно и ничего не видно, и миссис Грегори опустила белые шторы. Вода льется в ванну, миссис Грегори опускает руку под струю, затыкает пробку. Достает полотенце, встряхивает, потом складывает пополам, проведя ладонью по сгибу. На пальце у нее поблескивает сапфировое кольцо. Губная помада ярко-красная, а зубы белоснежные, что особенно заметно, когда она чуть прикусывает нижнюю губу.

Она совсем не похожа на маму Беатрис, высокую, стройную и темноволосую. Эта дама полная, и от нее пахнет лимоном. На пристань она прибежала сразу за мальчиками, обняла Беатрис и поцеловала в щеку, а потом и в другую. Беатрис не шевельнулась, пока дама тискала ее. Потом она отстегнула карточку с ее груди и спрятала в сумочку. Она тебе больше не нужна, милая, сказала дама. Теперь ты часть нашей семьи.

– Беатрис, – говорит она, не вынимая руку из воды, – я не знаю, как поступить. – Она смотрит на Беатрис, озадаченно нахмурившись, и Беатрис узнает в ее лице и улыбку Джеральда, и серьезность Уильяма. – Мне помочь тебе или ты предпочитаешь справляться сама?

Морщины на лице становятся глубже, она поправляет волосы Беатрис, аккуратно закладывая прядь за ухо.

– Тебе придется научить меня, как обращаться с девочкой, – смеется она, а потом вздыхает: – Вокруг меня слишком долго были одни мальчишки. – Она молчит и ждет ответа.

Беатрис не отвечает. Она толком и не понимает, о чем спрашивает эта женщина, но точно знает, что не хочет, чтобы та уходила, поэтому сбрасывает одежду, пока не остается совсем нагишом перед этой незнакомой дамой, чувствуя под ногами мягкий коврик; легкий ветерок доносится от окна, и жалюзи тихо постукивают по оконной раме. Она взбирается на табуретку и осторожно ступает в горячую воду, а потом, привыкнув к температуре, садится и ложится. Восхитительно. Миссис Грегори намыливает мочалку и, приподняв руку Беатрис, нежно моет ее. Беатрис закрывает глаза и едва не засыпает. Она чуть приподнимает ноги, и они свободно плавают в воде.

Позже, лежа в кровати, такой высокой, что забираться на нее пришлось тоже с табуретки, Беатрис чувствует запах лимонного мыла на каждом пальце.

Лестница полукругом спускается в холл, выложенный черной и белой плиткой. Беатрис медленно сходит вниз, не снимая руки с перил красного дерева, звук шагов заглушает восточный ковер, устилающий ступени. По стенам вдоль лестницы висят огромные портреты, написанные маслом. Беатрис думает, что так, наверное, чувствует себя принцесса Маргарет, когда по утрам спускается к завтраку. И едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Весь дом омыт светом. На столе в холле в роскошной хрустальной вазе огромная охапка розовых и желтых цветов.

Беатрис слышит голоса – должно быть, это миссис Грегори и Джеральд, – но пока она в холле одна. Гостиная справа, несколькими ступенями ниже, и Беатрис понимает, что вся их квартира запросто поместится в одной этой комнате. Вчера вечером Джеральд показал ей тайную винтовую лестницу, спрятанную в книжном шкафу, который заставлен фальшивыми книгами. И это она еще не видела третьего этажа. Беатрис выглядывает в сад. Кинг, немецкая овчарка, спит в патио, положив голову на лапы. Рядом с домом клумбы, дальше огород, а потом зеленый газон, который тянется до сосен, высящихся вдалеке. Все здесь какое-то огромное. Интересно, а до моря далеко? В какой стороне ее дом?

Итан сидит в кабинете, через коридор от кухни, дверь прикрыта, он пытается составить план на первые школьные дни, но вместо этого прислушивается к звукам, доносящимся из кухни. Девочка спустилась к завтраку. Он слышит волнение и восторг в голосе Нэнси, неожиданно звонком, и он точно знает, что Нэнси сейчас кладет девочке на тарелку целую гору яичницы и бекона. Джеральд все стучит и стучит своим мячом, и Итан с трудом сдерживается, чтобы не заорать.

Он не хотел брать эту девочку. Во-первых, дорого. Нэнси отмела его возражения одним взмахом руки. Еще один маленький рот, сказала она. Ну правда, Итан. Мы все должны внести свой вклад.

Но вот иное соображение по-прежнему остается актуальным: он совсем ничего не знает про девочек. Сам он вырос – здесь, в этом доме – без братьев и сестер. Его отец возглавлял кафедру математики в школе для мальчиков, а потом, после Гарварда, Итан вернулся сюда работать под руководством отца, а позже занял его место. Его мысли с утра до ночи заняты мальчишками: каким образом их лучше учить; как воспитать из них достойных молодых людей; как призвать к порядку, если они норовят отбиться от рук. Став отцом, он, как ни странно, почувствовал себя гораздо менее уверенно. Он-то думал, что будет родителем-лидером, который всегда знает, что делать, таким, за которым должны следовать дети. Но стратегии, пригодные для школы, не работают дома. А то, что сработало с Джеральдом, похоже, не годится для Уильяма. И они оба тянутся к Нэнси, которая обходится с ними чересчур мягко. Дома все как-то бестолково, он теряет контроль и все чаще и чаще прячется в уютном уединении своего кабинета. Но все же ему хорошо с мальчишками, он умеет с ними ладить, знает, о чем поговорить, как найти подход. Вся его жизнь, если не считать Нэнси, мамы и пары кузин, строилась на отношениях с мальчиками и мужчинами.