– Это было волнение. Я переживал, – выдохнул мне в губы Кир и порывисто прижался своими в самом чувственном поцелуе в моей жизни. От которого по телу пробежала мелкая дрожь.

Он будто открывался мне полностью, показывая, насколько для него важно мое мнение или я сама. Наши губы нежно и трепетно ласкали друг друга, как будто это первый поцелуй, поначалу робкий и неспешный, но все больше углубляющийся и страстный. Крепкая ладонь скользнула на затылок, и, уже не сдерживаясь Кир проник языком, раздвигая губы, встречаясь в жарком танце с моим, лаская его и кружа. Задевая небо кончиком языка, и у меня уже улетучились все мысли из головы.

Мы настолько увлеклись и потерялись в пространстве, что появившийся жужжащий звук как гром среди ясного неба прервал наш поцелуй.

– Центрифуга, – улыбаясь, пояснил Кир, глядя в мои круглые с перепугу глаза, – Джексону для анализа нужна твоя плазма.

– Я через пару минут выйду, вернусь через десять, сильно не увлекайтесь, – подергав бровями, сообщил Джексон, от которого, конечно, не укрылся наш метод исследования мозга Кира.

– На всякий случай постучи, – посоветовала я, вызвав хриплый смешок Кира.

И, конечно, тут же уставилась в монитор, чтобы найти отражение, точнее, место рождения этой редкой в его случае эмоции.

– Вот она, – безошибочно отгадал Кирилл, что я ищу.

– А это что? – заинтересовалась я самым привлекательным, по моему скромному мнению, кусочку, яркому и мерцающему.

– Это ты, – просто ответил Кир, опять испытующе глядя на меня.

– Ага, Лерка, это стопудово ты, это стресс, – отомстил напоследок Джексон и быстро покинул лабораторию.

– Правда, я стресс для тебя? – расстроилась я, хотя, конечно, ожидаемо, что уж тут.

– Не совсем, ты для меня почти все на этой картинке. Радость, счастье, влечение и стресс являются неотъемлемой частью любви, без них не создаются новые нейронные связи, которые потом станут необходимостью. Я буду желать испытывать это снова и снова. Так рождается это чувство. Ты заполняешь очень большую часть этой вселенной, Лера.

Кирилл все болтал и болтал о сложности и процессе появления чувств, привычек и чего-то там еще, а в моем мозгу уже билось только одно слово. Любовь. Это он мне признался так оригинально в своих чувствах? Или я слышу то, что хочу слышать?

Это настолько меня потрясло, что я, видимо, тоже на стрессе, начала есть бутерброд, задумчиво разглядывая его нейроны. Как это можно различать вообще? И понимать, что именно эта эмоция та, а не другая в этом же секторе? Наверное, не для меня все эти заумные штуки. Курок и оптика куда проще.

Моя тренированная визуальная память, конечно, мне помогала замечать изменения на мониторе, вот как сейчас, опять появилось что-то новенькое, а часть светлячков начала пропадать. Повернувшись к Киру, я поймала его за наглым занятием. Он пристально следил, как я жую бутер, слизывая крошки с губ. Зрачки в глазах пациента расширились, и, конечно, мне захотелось похулиганить и проверить свои догадки.

Отложив свой перекус, быстро запив его чаем, я недолго думая запустила руку под футболку Кира и, пробежавшись по горячему, твердому прессу с убегающей дорожкой волос, опять уставилась в монитор, продолжая гладить и немного царапать испытуемого.

Картинка начала меняться со скоростью света, все врут, мозг у них не отключается. Наверное, только частично, а вот некоторые его зоны горят как крошечные прожектора, переливаясь и сверкая как тысячи гирлянд. Я решила пойти дальше и опустила ладонь на внушительный бугор, одновременно почувствовав, как ладонь Кира пробралась мне под плед и заскользила вверх по бедру.

Кирилл смотрел на меня не отрывая взгляд, и хоть уровень его эрекции уже был внушительным, он терпел, позволяя увидеть мне это на экране. Хотя мне уже самой стало невыносимо жарко и сладкая тяжесть внизу живота уже требовала прекратить эксперимент. Но и Кир терпел недолго, шумно выдохнув, он, как хищник на охоте, резко схватил меня и, перевернувшись, вжал в кушетку, жадно впиваясь мне в губы. А мне нравятся эти уроки изучения наших тараканов.

Я тысячи раз делал эти тесты и исследования, настолько привык к этим чипам-присоскам, что даже не мешают ни они, ни провода от них. Но некоторые зоны до сих пор сам на себе я не изучал и не видел. На других – сколько угодно, а вот реакция на Лерку, на ее хулиганские действия – мне бы самому посмотреть, но я смотрю только на нее.

Белая, нежная кожа переливается, отсвечивая в полумраке помещения, экран и ее собственный переливающийся свет смешивается с компьютерным – моим. Лера продолжает меня мучить, пробегаясь тонкими пальчиками по коже. Ее прикосновения сводят с ума, держусь из последних сил, позволяя ей немного еще поиграть.