– Так вот что сие за вещица! Ясно, почему никто из бессмертных не мог ей противиться.

Это оказалась золотая печать Владыки севера, а ее наличие равнялось присутствию самого святого. Вот отчего все бессмертные старались уклониться от боя. Утеряв один талисман, Златовласый вытащил второй и также нацелил его на Бифэна. Да только и сей талисман двойники перехватили и передали почтеннейшему буддисту. Это был волшебный меч, изгоняющий и уничтожающий злых духов и оборотней, его взмах лишал божественной силы даже богов. Утратив два талисмана, Златовласый немедля послал депешу – фимиам веры, и тотчас явился черноликий полководец – знаменосец из дворца Владыки севера. В руках он держал сверхмогущественный семизвездный флаг, три взмаха коего способны превратить в бескрайнюю водную ширь всё – небо и землю, солнце и луну, горы и посевы, так что потребуется новый Паньгу, дабы заново сотворить мир. Черноликий собрался взмахнуть стягом, а бессмертные близнецы изготовились его захватить. Однако на сей раз они излишне поспешили, и черноликий их заметил:

– Я-то гадаю, отчего флаг не опускается, а это вы, маленькие духи-проныры, прячетесь в облаке и пытаетесь захватить талисман.

И погнался за ними на своем облаке. Молодые, бойкие, сметливые двойники мчались по небу с бешеной скоростью, а черноликий был в летах, да и туповат несколько, потому двигался гораздо медленней. Так и случилось – проворные исчезли, а неуклюжему пришлось повернуть назад. Черноликий обернулся и вновь стал угрожать милосердному Государеву советнику – мол, с помощью флажка он перевернет вверх дном весь мир. Буддист не мог допустить такое, и ему ничего не оставалось, как на золотом луче вернуться на корабль.

Прослышав о могуществе талисмана, главнокомандующие и слова вымолвить не могли, а военачальники от удивления аж рты пораскрывали.

– Ежели сей талисман столь опасен, то флотилии не суждено миновать Царство простоволосых, – вздохнул адмирал.

– Пока рано вести такие речи. Это как закон подъема по лестнице. Ежели из десяти уровней девять уже миновали, остается один. Иными словами, два талисмана удалось захватить, остался всего один, – успокаивал Государев советник.

– Одначе ежели говорить о семизвездном флаге, то правильней сказать, что мы взобрались только на одну ступень, а осталось еще девять.

– Я, скромный монах, не стану скрывать, есть у меня кой-какой план.

Сказывают, что Государев советник закрылся в молельне, погрузился в медитацию, высвободил дух, призвал буддийских божеств – стражей врат четырех сторон света [53] в буддийских монастырях – и поведал им, что желает нынче же отправиться в императорский дворец в Нанкине повидаться с императором:

– Вы, четверо полководцев, будете оберегать мое материальное тело [54] . Нерадивость приравнивается к тяжкому преступлению!

Отдав распоряжения, Бифэн на золотом луче перенесся на материк Джамбудвипа, приземлился в Нанкине, он же Цзиньлинь или Интяньфу, как его называли еще во времена империи Сун, и направился прямо в храм Чангань, что рядом с парком Юйхуатай.

Стоило Государю-Будде войти в храм, как божество-патрон города со всеми церемониями приветствовал его. Государев советник удивился, отчего императора нет в городе, и патрон ответил, что его величество перенес столицу и назвал ее «Северная столица» – Пекин. Почтенный буддист подумал: «Император – поистине спустившийся на землю Владыка севера, потому-то ему по душе север». Затем спросил:

– После сего события появились ли в Нанкине какие-нибудь заметные люди?

Хранитель города признал, что за последние год-два появился святой по имени Чжан Саньфэн, он же – Преемник великих, или Потомок великих наставников, по прозвищу Чжан Неряха [58] :

– Сей даос нынче недалеко, в округе Янчжоу, в Цюнхуа – храме Гортензий.

Государев советник попросил хранителя города позвать к нему святого. Получив приглашение, Чжан Саньфэн тотчас прибыл в храм, одернул одежду, трижды обошел вокруг Государя-Будды и почтительно отвесил восемь больших поклонов. Стоило Бифэну глянуть своими зоркими очами – и он сразу понял, что перед ним не небесный, а земной бессмертный.

– Можно узнать, как вас звать-величать, почтеннейший? Из каких мест будете? – обратился он к нему.

Чжан назвался и рассказал, что он из прибрежного южного уезда, значился в списках свободного населения [59] и монахом стал не с рождения. С ранних лет читал канонические конфуцианские сочинения, мечтал сдать императорские экзамены. Однако в те годы случился сильный неурожай, рис и зерно уродились не крупнее дикого петушьего проса, и ему пришлось связать свой жизненный путь с родным уездом:

– Поначалу занимался крестьянским трудом, но мало-помалу подучился, стал вести судебные дела. Всё бы ничего, только увидел в управе-ямэне несчетно несправедливостей и беззаконий. Тогда и утвердился в намерении оставить пост, ушел в даосский монастырь Чаотянь на горе Сишань.