Я приехал за тобой в богом забытый угол, но тебя опять спасли и отправили сюда, в Портленд.

Но все же я смог найти тебя. Теперь тебе предстоит платить за все мои мучения.

Я не буду убивать тебя, ибо зачем? Тебе и так придется жить, зная, что твое дитя вырастет со мной и будет считать меня своим отцом. Я буду любить его как собственного и передам ему свою власть, когда придет время. Пусть я не могу иметь кровного ребенка, но твое дитя станет моим!

Как, спросишь ты?

Магия плюс современные технологии многое решают, дорогая!

Ты даже не узнаешь, кто должен был родиться у тебя — мальчик или девочка? Интрига, однако!

Зачем же я все рассказал тебе, спросишь ты? Наверное, мне просто приятно думать о том, как ты страдаешь, читая эти строки… Такая вот изощренная месть и тебе, и ей, моей Агнесс…

Кстати, Камиля не ищи, я отправил его к родной матушке, пусть поживут там, может поймут, что не стоило отталкивать протянутую руку.

Прощаюсь, надеюсь, что лечение пойдет тебе на пользу и ты наконец обретешь покой.

Адам Гилмор, известный тебе, как “его святейшество”.

Я прочитала письмо несколько раз, пока каждая его буква навсегда не отпечаталась в моей памяти.

Улыбаясь, я откинулась на подушку.

Адам хотел окончательно уничтожить меня этим посланием, но он лишь поселил в моем сердце маленький росток надежды. Если мой малыш жив, то я сумею его найти.

Когда вновь вошел медбрат, я сказала:

— А знаете, Уилл, я все же поем. И, пожалуйста, сделайте мне еще чашку чая с лимоном.

На следующий день меня перевезли в клинику неврозов.

И начался мой личный ад…

Здание клиники располагалось на огромном пустыре, на котором не росли деревья, кусты или цветы. Быть может, это было так задумано, на случай, если какой- нибудь пациент решит сбежать, или же просто никому не было дела до богом забытой больницы, и еще меньше волновало то, что проживающие, вернее будет сказать заключенные клиники, смогут увидеть из окна.

Само здание было очень большим и крайне мрачным. Серые кирпичные стены, явно очень давно не видевшие ремонта, узкие окна с решетками, тяжелая массивная дверь на входе, укрепленная металлическими скобами — все это наводило страх и подавляло волю, сразу же, как только ты видел здание снаружи.

Внутри все было еще печальнее и страшнее. Как только я переступила порог клиники, у меня возникло ощущение, что меня привезли в тюрьму. Каждая дверь имела глазок, везде были решетки и засовы, санитары — да и весь остальной медицинский персонал — скорее походили на надсмотрщиков, чем на медиков.

Также среди них было несколько монахинь, но даже эти женщины, которые, казалось, должны быть милосердны уже по определению, вели себя с пациентами с крайним пренебрежением и жестокостью.

По мрачным коридорам клиники бродили пациенты, все до единого одетые в серые мешковатые балахоны. Кто-то, похоже, и вовсе утратил остатки разума — глаза их были совершенно пусты и бессмысленны. Некоторые кидали по сторонам вполне разумные и заинтересованные взгляды, видимо, эти люди поступили в эту обитель скорби недавно и еще не утратили способность думать.

Почему эта богадельня называлась так безобидно, как клиника неврозов, наверное, не мог сказать никто. В старину такие места называли “Скорбный дом”, и вот это название полностью бы соответствовало действительности.

Вскоре я оказалась в палате, где кроме меня находились еще девять женщин с разным состоянием и диагнозом.

Три женщины почти не вставали со своих коек, они целыми днями лежали, отвернувшись к стене. И если две из них лежали молча, то третья время от времени принималась жутко кричать, причем она могла вопить как днем, так и среди ночи. Тут же являлся санитар, ставил ей укол и женщина эта замолкала на несколько часов.

Древняя старуха, вся седая, со смуглой кожей, изборожденной глубокими морщинами, постоянно сидела на полу, подобрав под себя ноги, медленно раскачивалась и тихо напевала какие-то песни на непонятном языке. Ее иссохшие руки были сплошь покрыты чуть выцветшими татуировками, изображающими загадочные знаки и символы.

Была еще совсем молоденькая девушка, довольно привлекательная лицом, но сильно хромающая и подволакивающая одну ногу.

Девушка эта по имени Келли целыми днями ходила по коридорам, размахивала руками и что-то горячо говорила и грозила непонятно кому.