Он сделал глубокий вдох.

— Я давно не устраивал ничего от своего имени. И здесь будут только те, кого я хочу видеть.

— Ты хочешь видеть хоть кого-то? — фыркнула Хелена.

— Не все, кого я хочу видеть, мне приятны, но, если я хочу их видеть, — значит, у меня есть план.

— И я его часть.

— Самая прекрасная часть.

Он положил руки ей на плечи, шептал на ухо, обжигая полным вина дыханием, а пальцы мяли кожу, и дрожь, приятная и обволакивающая, побежала по спине.

— Керреллы, Хели… Тебе ведь точно так же как и мне осточертели эти любители драконов…

Хелена прикусила губу.

— Эдвард Керрелл пускает на тебя слюни, как младенец.

— Почему меня это должно волновать?

— Ты думаешь, Элиад Керрелл этим не воспользуется?

Хелена повернула голову, но Лиф будто специально прятал лицо.

— А ещё, — мурлыкал он, — мне говорили — ты ведь знаешь мои связи, — что он во всём поддерживает брата. Вполне вероятно, что на твой счёт тоже. Филипп Керрелл умеет убеждать, — Лиф тихо посмеивался. — Жаль, что разум и тело работают отдельно.

Он уперся острым подбородком ей в плечо, но Хелена снова сбросила его и окончательно вырвалась из объятий.

— У тебя так точно, Лиф! Ты ведь должен понимать, что я говорю, а не делать вид, что я говорю на другом языке.

— Всё акценты, милая. Акценты, — попытался пошутить Лиф, но быстро сдался под яростным взглядом и развел руками: — Мы можем просто убрать его с твоего пути. А потом, когда всё закончится, поговорим о нас. Обсудим твои проблемы с… Как его там… Всё так, как ты хочешь.

Хелена не верила ни единому его слову. Знала, что потом всё пойдет по привычному угодному ему сценарию: они напьются и переспят, чтобы никогда и ни о чём не говорить. Потому что говорить с Лифом — всё равно что разговаривать с его лучшими друзьями-бутылками. Никакой помощи. Только помутнение разума и расслабление. Мнимое решение гложущих вопросов, которые вспыхнут с новой силой, стоит забрезжить рассвету.

Но это будет потом. Сейчас Лиф был прав: Хелена для себя уже всё решила. Она опустилась на диван, разглаживая юбки так, что Лиф не смог бы сесть рядом, не помяв ей платье.

— Я останусь. Но ты, — она кинула на него взгляд, — не притронешься ко мне, пока я этого не захочу.

Лиф закатил глаза и, потянувшись к бокалу, осушил его залпом.

— Ты неплохо обустроился, — сказал Эдвард, развалившись на расшитой цветастой софе, которая переехала из поместья Спарксов в квартиру Джонатана в Мидланде. В той было полно знакомых вещей: картины, статуэтки, цветы с огромными листьями — всё то, что миссис Спаркс передала сыну. «Наверняка чтобы освободить место для новых», — смеялся над этим Джонатан, пытаясь скрыть нервозность в первые дни после переезда. Тогда он срывался на каждом рабочем, стоило им сдвинуть что-то чуть левее или правее от идеального положения.

Теперь квартира его устраивала: она была полна света и воздуха, пастельных, но ясных цветов, тут и там блестели позолотами и каменьями шкатулки, часы, рамки. Джонатан не умел жить скромно и хотел, чтобы всё вокруг вопило о том, насколько у него всё хорошо, даже если это было совсем не так. Если в дорогом портсигаре остались только горчащие дешёвые сигары из ближайшего магазина, в который он выходил сам.

— Я подружился с продавцом, — рассказывал Джон. — Славный малый. Обещал мне привезти с Нура мой любимый табак по нормальным ценам. Правда, сворачивать придётся самому или набивать трубку, но лучше так, чем с этой дешёвкой. Оказывается, в Мидланде всё так дорого, потому что высокий налог на импорт!

Эдвард понимающе кивнул, глядя на Джонатана с сожалением. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, курил и улыбался. Но улыбка его была отстранённая, грустная, губы то и дело растягивались в тонкую линию, а взгляд упирался в потолок, будто Джон избегал смотреть на Эдварда.

— Как Эми? — спросил тот, опасливо оглядываясь на дверь гостиной.

В последний раз, когда он был у Джонатана, Эмили была ещё беременна. Он помнил, как она белым облаком вплыла к ним, так похожая на мать, села на подлокотник кресла Джона и слушала их разговор с неподдельным любопытством. А Эдварду было неловко говорить при ней о том, как советник отца, у которого он как бы невзначай пытался выяснить, не нужен ли тому секретарь, быстро его раскусил и отказал. Не самые приятные новости…

Сейчас Эмили уже родила. Джонатан отправил ему несколько паникующих сообщений в тот день, потом пропал на неделю и объявился с неожиданным предложением отпраздновать «где угодно, лучше на Пиросе». Там Эдвард вручил Джонатану щедрый подарок, который тот принял неохотно, но — Эдвард был уверен — после вздохнул с облегчением.

— Эми с миссис Голдштейн и Миши на курорте, — ответил Джон, бросив на друга благодарный взгляд. Эдвард понимающе кивнул. — Ей нужно было встретиться с матерью, восстановить здоровье и отдохнуть… Возможно, от меня тоже. Я стал до ужаса нервным в последнее время… — Джон взъерошил себе волосы. — Самому противно, но я ничего не могу поделать.