Василий смирился.

Он жевал, глядя, как ловко Марьяша управляется по дому — ни одного лишнего движения, щёки раскраснелись от печного жара. То косу на спину перебросит, то через плечо, и ни на секунду не останавливается, смотрел бы да смотрел. Особенно если бы эта яичница для него была.

Он вздохнул и спросил:

— А как ты её поставишь-то наверх, без лестницы?

— Да лестница-то есть, — задумчиво ответила Марьяша. — Как в твоих краях сказывают?.. Порешаем.

Лестница была у соседей. Стояла под яблоней. Решение заключалось в том, чтобы незаметно её унести, а потом так же тихо поставить обратно.

— Ну, блин, — ворчал Василий, пробираясь через густой бурьян. — Вот лестницы я ещё не крал...

— Нешто мы крадём, Васенька? — не согласилась Марьяша, бредя по его следу. — Так, позаимствуем да вернём...

— Почему ты просто не попросишь по-нормальному? — прошипел он. — Тут, блин, крапива... ай, блин!

— И межа, — запоздало предупредила Марьяша. — Поднимайся, да не шуми! Соседи поздно встают, неохота их тревожить. Они и не прознают даже.

Что-то в её голосе подсказывало, что дело было не только в заботе о соседях. Василий пристально на неё посмотрел — мол, всё понимаю, не дурак, — но с расспросами лезть не стал.

Он проклял всё на свете, пока они дотащили лестницу до дома. Как вообще носят лестницы? Василий наклонил её на себя, она перевесила, он с шумом упал в бурьян, и лестница сверху.

— Ой, лишенько, — прошептала над ним Марьяша, заламывая руки. — Что ж ты, Васенька!

Дальше лестницу поволокла уже она сама. Василий кое-как поднялся, взял за другой конец. Донесли и поставили они её сносно, а вот унести...

— Да тупая лестница! — шипел Василий, опять лёжа на земле. В этот раз он решил не наклонять, а нести вертикально. На третьем шаге что-то пошло не так.

Весь красный, мокрый и злой, он наконец прислонил лестницу к ветке и услышал сверху, из густой листвы:

— Ты правее двигай, к развилочке.

Следом раздалось конское ржание. Из этого ржания, перемежаемого словами, Василий понял, что сосед видел их с самого начала и повеселился на славу. Теперь он смеялся, икал и хлопал по дереву ладонью.

Василий про себя пожелал ему упасть.

— Эх, Марьяша! — укоризненно донеслось сверху. — Нешто попросить не могла? Я б тебе и так эту лестницу дал, за поцелуй. А за два бы и донёс!

— У тебя Неждана есть, её и целуй! — подбоченившись, воскликнула Марьяша.

— У меня и на двоих поцелуев достанет, — опять заржал сосед. — Завтра вдругорядь придёшь, а? Ждать буду.

— Да хоть обождись, — прошипела она и сердито зашагала к дому, лишь кое-где отводя в сторону зелёные мясистые стебли. Дорога от соседского сада теперь стала хорошая, проторённая — сразу видно, что двое шли тут с лестницей, а один ещё и падал.

Василий слегка обиделся. Кормят плохо, лестницу таскает даром... С другой стороны, что ему, тоже о поцелуях просить? Как-то вроде и неловко. А ещё негигиенично.

— У вас тут, к слову, свиньи есть? — спросил он, шагая за Марьяшей. — Мне щетина нужна.

— На что тебе?

— Да зубную щётку сделать. Вашей дубовой палочкой хоть ковыряй в зубах, хоть не ковыряй, ничего не вычистишь...

Марьяша потребовала показать, как он чистит зубы. Уже ощущая подвох, Василий достал палочку из подвязанного к поясу мешочка, который местным заменял карманы. Его собственную одежду так и не выстирали, ходил в чём дали.

— Вот, — сердито сказал он, потому что Марьяша как-то подозрительно на него смотрела, и ткнул палочкой в зубы. — Или у вас тут как в анекдоте: мелкую грязь можно не счищать, а крупная сама отвалится?

— Ты палочку-то на конце пожуй, Васенька, — ласково сказала Марьяша. — Вот и выйдет кисточка, ею и чисти. Измочалится, ножом срежешь...

— Средние, блин, века! — недовольно сказал Василий. — Прогресс до щёток не дошёл — как вы вообще живёте?

И ушёл жевать палочку.

Было тепло, но не жарко. Василий сидел на завалинке за домом, сосредоточенно ковыряя кисточкой в зубах, и думал о том, как здесь всё-таки тихо и спокойно. Только ветер шумит в лопухах, клонит бурые метёлки конского щавеля, да где-то недалеко, в бурьяне, бродят куры, негромко переговариваясь.

Не жалея горла, прокукарекал петух, захлопал крыльями, и опять только ветер, и за стеной Марьяша чем-то стукнула негромко. И пахнет деревом, и сырой землёй, и тем, что растёт на этой земле, согретой солнцем, почти не тронутой людскими руками.

Жалко, что нет интернета, но ничего, можно даже привыкнуть. Устраивают же некоторые этот, как его... детокс? Василий сомневался, правильно ли помнит слово, и в другое время заглянул бы в поисковик, чтобы уточнить, но сейчас оставалось только надеяться на собственную память.