Оттолкнув её руки, он отвернулся и зашарил под соломой. Хотел взять нож, перья и уйти, забрать Волка, вызвать колдуна, где-нибудь пересидеть, чтобы никого, никого больше не видеть, и отдать этот проклятый нож, и вернуться домой. И постараться никогда не вспоминать о том, что было.

Тряпица с перьями сразу попалась под руку, а вот нож... Ножа не было.

Василий вскочил на ноги. Зажёг лучину, сорвал одеяло с постели, отбросил в сторону. Взялся перетряхивать солому. Зарылся по локоть, по плечо — ничего!

— Что ты ищешь, Васенька? — не понимая, спросила Марьяша. — Помочь?

Он не ответил. Хватал солому пучками, просеивал в пальцах, отбрасывал в сторону. Этого не могло быть, не могло! Наверное, он просто не запомнил, где именно оставил нож. Когда он видел его в последний раз, вчера перед сном? Ведь клал в изголовье... Может, вертелся во сне, и нож как-то сдвинулся...

Марьяша тоже взялась помогать, видя его отчаяние, хотя вообще не знала, что они ищут.

Или притворялась. Немногие могли войти в этот дом.

— Ты брала нож? — спросил Василий.

— Какой нож?

— Нож! Мы ходили за берестой, Мудрик дал, я носил с собой, положил сюда, вот сюда...

Марьяша покачала головой с непониманием.

— Не брала я, Васенька. На что мне? Нож и у нас дома имеется. Тебе принесть?

— Да мне тот нужен!

Проклятый нож! Сколько дней он таскал его с собой? Бросал то на столе, то на полке, даже на завалинке однажды забыл, и ничего, никто не позарился. Надо же такому случиться, чтобы нож пропал именно теперь! Нет, нет, он не пропал, кто-то взял. Кто мог?

Василий застыл, раздумывая, а потом выскочил за дверь и побежал к гостиному дому. Там было светло от факелов. Брёвна ещё дымились, но огонь вроде потушили — трудно понять, потому что здесь собралась, пожалуй, вся Перловка, и за спинами ничего нельзя было разглядеть. Деревенские ахали, всплёскивали руками, звучало имя Горыни. И староста был тут, само собой.

Василий кинулся к нему.

— Ты! — воскликнул он. — Ты украл мой нож?

— Я-а? — удивился Тихомир. — Да на что мне нож-то твой нужон, нешто своего нету? Тебя, голодранца, ещё обирать!

— А кто тогда? — закричал Василий. — Кто?

Он завертелся, выглядывая в толпе Горыню, протолкался к нему, схватил за рубаху на груди, приблизил лицо к его лицу и зашипел:

— Ты у меня шарил? Признавайся!

Горыня растерянно заморгал. Похоже, его уже обвинили в поджоге, пришлось отбиваться от местных, и к новой атаке он не был готов. Даже не оттолкнул Василия, хотя тот буквально на нём повис, и растерянно сказал, разводя руками:

— Да ведь я и не знаю, где твой дом!

— Ага, и спросить ни у кого не мог, так я и поверил...

— Вася! Вася! — раздался тонкий крик.

Василий обернулся, медленно разжимая пальцы. К нему пробирался Хохлик с видом одновременно радостным и смущённым, как у пса, который стянул кусок со стола и понял, что за ним наблюдали. И теперь Василий запоздало вспомнил, что Хохлик вчера говорил о какой-то помощи, и сердце его упало.

Хохлик сбивчиво начал объяснять, что нож этот был лихой, что Василия, мол, извести хотели и надо было его спасать, а кто может спасти от ведьмы? Только ведьма или ещё колдун, и вот Хохлик шёл мимо дома Добряка и увидел у того куколку поганую, прямо как та, которую они в ведьмином доме нашли...

— Что он мелет-то? — спросила старая кикимора, но все только пожали плечами.

А Хохлик продолжил, что так, мол, и понял, что Добряк тоже колдун...

— Ты про нож ему сказал? — спросил Василий с угрозой. — Ты ему проболтался?

— Я тебя, Вася, спасал! — взвизгнул Хохлик, попятившись.

— Ты... — выдохнул Василий, хватаясь за голову, потому что ему показалось, она вот-вот лопнет. — Ты...

Конечно, здесь уже была и Марьяша. Наверное, прибежала следом, а теперь со встревоженным лицом взяла под локоть, поддержала. Она о чём-то спрашивала, хотела понять, что происходит. Василий почти её не слышал, и ему было не до объяснений.

— Добряк! — закричал он, дёргая локтем, чтобы стряхнуть Марьяшины ладони. — Ты где, паскуда?

Добряк был здесь. Хотел спрятаться за чужими спинами, но народ расступился, предвкушая ссору. Василий торопливо прошёл сквозь толпу. Факелы потрескивали, огонь выхватывал из мрака лица и морды — на одних непонимание, на других ухмылки.

— Так его, так! — подначил кто-то, не понимая, что происходит, но жаждая драки.

— Отдавай! — сказал Василий, протягивая руку. — Тебе никто не разрешал его брать. Отдай!