– Мы все согласились с этим, – сказал Миллер. – И я не перестал молить бога о том, чтобы все сведения соответствовали истине, а мои догадки и заключения оказались бесполезной чепухой, построенной на неточностях в описании встречи Хейвелока и Огилви. Но если это не так и описания точны, если допустить, что мы имеем дело не с психопатом, а с человеком, говорящим правду, то перед нами такая проблема, что даже страшно подумать.

Все трое замолчали. Каждый старался охватить умом чудовищные последствия указанной медиком возможности. Первым нарушил молчание Даусон:

– Необходимо все хорошенько продумать.

– Мне отвратительна сама мысль об этом, – сказал Стерн. – Маккензи все подтвердил и привел вещественные доказательства. Разорванную одежду. Обрывки блузки, юбки. Они принадлежали Каррас, это установлено точно. Так же как и группа крови «А», резус отрицательный. Ее кровь.

– И Стивен Маккензи три недели спустя умирает от коронарной недостаточности, – прервал Стерна Миллер. – Мы хотели изучить обстоятельства смерти, но экспертизу провели без нашего участия.

– Бросьте, Пол, – возразил Стерн. – Этот врач из Мэриленда – один из самых уважаемых специалистов на всем Восточном побережье. Как его там?.. Рандолф. Мэтью Рандолф. Работает в клинике Майо университета Джона Гопкинса, член совета директоров больницы штата Массачусетс и больницы «Маунт Синай» в Нью-Йорке. Он консультирует в медицинском центре нашего ведомства. С этим человеком беседовали весьма обстоятельно.

– Мне бы тоже очень хотелось поговорить с ним, – заметил доктор.

– Кроме того, должен вам напомнить, что ЦРУ самым превосходным образом характеризовало Маккензи. Мне приходилось видеть очень мало подобных характеристик. Ваши предположения просто немыслимы.

– Ну да, так же как и троянский конь, – вмешался юрист. – Когда была выдвинута идея его сооружения. – Он повернулся к Миллеру, который уже снял очки. – Пол, займитесь-ка снова гаданием на основе познаний. Давайте допустим чисто гипотетически, что в наших опасениях имеется доля истины. Что, по-вашему, он в таком случае будет делать?

– Я могу лишь сказать, как он не поступит, если мы сделаем это гипотетическое допущение. Он не выйдет из подполья, и мы, как бы ни старались, не сумеем его выманить, потому что он вполне разумно допускает три возможных варианта. Первый – мы стоим за всем, второй – нам ничего не известно и третий – мы все знаем, но не имеем возможности влиять на ход событий. Против него развязаны враждебные действия, и в целях защиты он использует все приемы, освоенные им за шестнадцать лет оперативной работы. Начиная с этого момента он станет абсолютно безжалостным, потому что его предали. Предали люди, занимающие посты, которые они, по его мнению, занимать не имеют права. – Психиатр взглянул на Стерна. – Вот вам и ответ, Дэниел, если наши допущения не лишены смысла. Как ни странно, но именно сейчас он оказался в реальности своего детства: пулеметы, Лидице, предательство. Он вновь бежит по улицам, стараясь угадать, кто из прохожих его потенциальный убийца.

Красный телефон на маленьком столике рядом со Стерном хрипло заурчал. Стерн поднял трубку и, все еще не сводя глаз с Миллера, произнес:

– Да?

Последовало тридцать секунд молчания, прерываемого короткими репликами Стерна, подтверждающими его внимание. Он впитывал информацию, глядя через стол на разложенные перед психиатром листки бумаги. Наконец он произнес:

– Оставайтесь на линии, – и, щелкнув тумблером, обратился к коллегам: – Это Рим. Они там нашли человека из Чивитавеккия, установили название судна. Все же это могла быть Каррас. Или, что вполне вероятно, советская мистификация. Бейлор, кстати, придерживается именно такой точки зрения… В силе остается последнее распоряжение: захватить Хейвелока живым, ни в коем случае не убивать. Он не рассматривается как личность, «не подлежащая исправлению»… Теперь возникает вопрос. В первую очередь он касается вас, Пол. И я понимаю, что не должен считать ваш ответ абсолютной истиной.

– Это и есть единственная абсолютная истина, – улыбнулся психиатр.

– Мы действовали, исходя из предположения, что имеем дело с человеком ненормальным, с параноическими устремлениями, который может оставить у третьих лиц документы или другие доказательства, разоблачающие секретные операции, организованные в прошлом нашей страной. И по определенному сигналу эти свидетельства должны стать достоянием гласности. Я правильно излагаю?

– В основном правильно. Шизофренический ум должен прибегнуть именно к такого рода действиям. Он получает удовлетворение как от самого мщения, так и от угрозы совершить акт мести. В этом случае, прошу обратить внимание, третьи лица, вне сомнения, явятся малоуважаемыми членами общества; достойные люди не согласятся стать агентами неуравновешенной личности. В глубине души даже шизофреник понимает это. Он не ищет победы в схватке, а жаждет только мести, и в этом скрыта опасность.

– Будет ли разумный человек вести такую же игру?

Психиатр помолчал, вращая в пальцах очки, и затем ответил:

– Он станет действовать несколько по-иному.

– Что вы имеете в виду?

– Как поступили бы вы?

– Ну, пожалуйста, Пол, серьезно, если можно.

– Я абсолютно серьезен. Вас гораздо больше заботила бы угроза, чем месть как таковая. Вам что-то надо получить. Месть, конечно, может стать целью ближе к концу пути, но в данный момент не ею в основном занят ваш ум. Вы желаете найти ответы на мучающие вас вопросы. Угроза разоблачения тайн поможет вам получить их. Но риск преждевременной публикации, связанный с передачей секретной информации в руки ненадежных посредников, способен лишить вас последнего оружия.

– Так как же все-таки поступит человек разумный?

– Возможно, начнет с того, что сообщит тем, кому намерен угрожать, о характере той информации, которую намерен раскрыть. На следующем этапе он начнет искать контакты с авторитетной третьей стороной: издателями, возможно, с лидерами организаций, которые вполне законно борются с деятельностью, подобной нашей. Он станет искать с ними соглашения. Таковыми должны бы стать действия нормального разумного человека, именно так он должен проводить свое наступление, угрожая нам.