– Даю вам слово… еще лучше поймите сами, что там я буду такой же мишенью, как и здесь. Может быть, более уязвимой.

– Но они пытались убить вас трижды в течение двух дней!

– Уточняю: в течение двадцати трех часов.

– Вам нельзя здесь оставаться, они вас знают.

– В Вашингтоне они знают меня еще лучше. Может, даже организуют депутацию, чтобы приветствовать меня по прибытии, хотя я предпочел бы с ней не встречаться. Кроме того, мне будет звонить Гарри, и я должен увидеть его, поговорить с ним. Это необходимо.

– Потому у вас здесь телефон?

– Да, мне нужно позвонить кое-кому еще. Из округа Колумбия. Я доверяю… я вынужден доверять. В частности, моему боссу.

Де Фрис заказала официанту бокал «Шардоне». Тот уже собрался уйти, когда Лэтем протянул ему телефонный аппарат.

– Подождите. – Карин дотронулась до руки Лэтема. – Возможно, вы кое о чем забыли.

– Вполне вероятно. Как вы заметили, за двадцать с чем-то часов в меня трижды стреляли. Так что же я забыл? Свое имя? Меня зовут Ральф, не так ли?

– Не пытайтесь рассмешить меня.

– Что, черт возьми, я упустил? Имейте в виду, пистолет лежит у меня на коленях, и время от времени я смотрю по сторонам, чтобы убедиться, не надо ли им воспользоваться.

– На улице полно полицейских; ни один террорист не отважится на убийство в таких условиях.

– Вы прекрасно в этом разбираетесь.

– Я была замужем за человеком, который стрелял сам и в которого много раз стреляли.

– Да, я забыл. Штази. Простите. О чем вы говорили?

– Куда позвонит Гарри?

– В мой кабинет или в «Мёрис».

– Я считаю, что неосмотрительно возвращаться туда.

– Можете получить пол-очка.

– Давайте целое. Я права, и вы это знаете.

– Даю, – нехотя согласился Лэтем. – На улицах полно народа, оружие может находиться в нескольких дюймах от меня, а я об этом и знать не буду. Если уж они пролезли в ЦРУ, то проникнуть в посольство – плевое дело. Ведь так?

– Как вы объяснили вашему начальнику нападение на авеню Габриель? Какую охрану он рекомендовал?

– Я ничего ему не рассказал. С этим можно подождать… У него проблема труднее, намного труднее, чем то, что случилось со мной.

– Неужели вы и впрямь так великодушны, мсье Лэтем? – спросила Карин.

– Вовсе нет, мадам де Фрис. Все происходит с такой быстротой, а проблема, стоящая перед нами, так сложна, что мне не хотелось морочить ему голову.

– Вы можете сказать мне, в чем ваша проблема?

– Боюсь, что нет.

– Почему?

– Потому что вы задали этот вопрос.

Карин де Фрис откинулась на спинку банкетки и поднесла к губам бокал.

– Вы все еще не доверяете мне? – тихо спросила она.

– Мы говорили о моей жизни, леди, и о распространяющихся спорах ядовитого гриба, который чертовски меня пугает. Он должен внушать ужас всему цивилизованному миру.

– Вы судите с большого расстояния, Дру. А я – с близкого, находясь «на месте», как говорят американцы.

– Это – война! – хрипло пробормотал Лэтем, устремив на нее горящие глаза. – И мне не нужны отвлеченные понятия!

– В этой войне я отдала вам мужа! – воскликнула Карин, резко подавшись вперед. – Чего еще вы хотите от меня? Как заслужить ваше доверие?

– Зачем оно вам так нужно?

– По очень простой причине, которую я объяснила вчера. Я видела, как прекрасного человека погубила ненависть, которую он не умел сдерживать. Она сжигала его месяцы, даже годы, я не могла этого понять, а потом поняла. Он был прав! Ядовитое облако ужаса повисло над Германией, более плотное на востоке, чем на западе, – «один монолит зла вместо другого; они жаждут крикливых вождей, ибо никогда не изменятся», – говорил Фредди. И он был прав! – Обессилев от этого всплеска чувств, Карин прикрыла глаза, в которых стояли слезы, и шепотом добавила: – Его пытали и убили, потому что он узнал правду.

Узнал правду. Дру внимательно смотрел на женщину, сидевшую напротив него, и вспоминал, какое возбуждение охватило его, когда он узнал правду об отце Виллье, старике Жоделе. И какой страх он испытал оттого, что это правда. Они с Карин одинаково реагировали на такие факты. Они не могли ни лгать себе, ни скрывать гнев, переполнявший их.

– Ладно, ладно, – сказал Лэтем, положив руку на ее сжатые кулачки. – Я расскажу вам кое-что, не называя имен, но несколько позднее… в зависимости от обстоятельств.