— Сэр! — королевский распорядитель, который провожал русское посольство в резиденцию шведского короля, обратился к Генри О’Шелли. — Соблаговолите немного обождать!

Ирландец нахмурил брови, силясь не разрядиться гневной тирадой про подданство Его Величества английского короля, что так нельзя обходиться с гордым английским бароном. Но распорядитель имел стальные нервы и убедительный взгляд, что позволило ему стойко выдержать игру «в гляделки». Ну а видимая безмятежность Головина заставила отступить О’Шелли. Пока были в пути, ирландец так или иначе, но набивал себе цену, уверяя в том, что сможет дельно помочь, а тут его оттирают.

— Сэр! Эта встреча не займет много времени. Прошу Вас обождать! — сказал распорядитель и, не теряя более ни секунды, рукой указал Головину двигаться за ним.

За спиной русского посла остались и остальные представители посольства.

Зайдя в одну из комнат королевской резиденции, Семен Васильевич Головин увидел обрюзгшего, сильно постаревшего мужчину. Конечно, посол сразу же узнал в этом старике Василия Ивановича Шуйского. Годами он еще не был сильно стар, но, видимо, пребывание в унизительном статусе в Швеции, подкосило здоровье бывшего активного московского боярина.

— Что, Семен Васильевич, постарел я? — спросил Шуйский и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Можешь не говорить! Сам знаю. Мое зеркало не такое, как в нынче в Московском царстве ладят, хуже, бронзовое, но я и так знаю. А что остается, кроме как чревоугодничать, да тосковать? Так завсегда, когда ты предан.

Шуйский посмотрел на Головина и на его лице промелькнула злость, но быстро ушла, уступая место уже привычной апатии.

Семен Васильевич, еще ранее понял, куда его приглашают, он предполагал, что провокация будет и частично был к ней готов, от того держался строго и решительно.

— Не хочешь со мной говорить? Али проказа на мне, иная хворь, что так сторонишься старого приятеля? Может память отшибло, как в верности мне клялся? — говорил Шуйский, между тем, слова звучали вымучено.

Головин почувствовал жалость к этому человеку. Семен Васильевич понимал, что хорошей жизни на чужбине не может быть ни у одного беглеца, как бы тот не хаял и не ругал свою бывшую родину. Шуйский настолько сыгранная фигура, что сейчас годится лишь на то, чтобы сделать попытку вывести из себя русского посла перед переговорами.

— Я служу своему Отечеству, Российской империи! — заявил Головин.

— Знаю, читаю, — усмехнулся вымученной улыбкой Василий Иванович. — В этой газете много лжи, но она положена меж горстки правды. Умен тот, кто это придумал. Вот и для тебя нашлось оправдание предательства.

Головин хотел запротестовать, сказать, что это Шуйский первый преступил клятву верности, когда организовал покушения на Димитрия Иоанновича. Однако, посол понимал, что вступать в дискуссию нельзя. Именно этого и добиваются шведы: вызвать чувство вины за клятвоотступничество, или и вовсе переманить Головина на шведскую сторону. Тогда они прогадали. Слишком проникся Семен Васильевич государственной политикой. Да и род Головиных нынче высоко поднялся.

— Я могу попросить государя-императора милости для тебя, Василий Иванович! — сказал Семен Васильевич, смотря на Шуйского, которого, действительно, было жалко.

— Кого? Ты же знаешь, что он самозванец! — закричал Шуйский, сразу же переходя на кашель.

— Ты сыграл, Василий Иванович, но проиграл. Смирись! — сказал Головин и решительно направился из комнаты прочь.

В коридоре стоял все тот же распорядитель.

— Подобным приемом вы наносите урон чести русскому послу! Если нынче же я не встречусь с королем, то на этом буду считать свое посольство несостоявшимся. Какие последствия это будет иметь в дальнейшем, понимаете! Россия оставит за собой ответ за принудительную встречу посольства с предателем, — каждое слово Головин выговаривал четко, официальным тоном.

— Вас ждут! — безэмоционально сказал распорядитель и указал рукой направление.

Возле зала королевских приемов уже были остальные представители русского посольства. О’Шелли хотел было задать вопросы, но хмурый и решительный вид Головина не предполагал ответов, поняв это, ирландец не решился.

В приемном зале посольство заставили обождать еще минут пятнадцать. Но король, а вместе с ним и королевич, соизволили прийти и занять свои стулья, возвышающиеся на невысоком пьедестале.

Поклон Головина был такой, что болезненного вида Карл IX поморщился.

— С чем пожаловали? — спросил шведский король, не забыв до того, принять дары.

— Нашим державам нужен мир! Важно разметить границы и не нарушать их более никогда! — Головин заявил о главном вопросе посольства.

— А разве можно иметь дело с Московией? — спросил Карл.

Его слова, даже без пренебрежительности в голосе, звучали оскорбительно.

— Не более, чем и Вашим государством, Ваше Величество! — парировал Головин.

— Вы оставили нас один на один с Речью Посполитой, отказали в базах снабжения, — озвучил обвинения Карл.