– Жень! Какой, на хрен, ресторан с грилем? Какая видовая площадка? Думаешь, люди будут платить за посещение места, откуда они смогут наблюдать Воскресенск-33? Да они скорее заплатят за то, чтобы никогда в жизни его не видеть!

Внезапно Костя подумал о том, что, возможно, где-то в параллельной вселенной в настоящем Бруклине есть молл, который загадочно называется Voskresensk-33, и горожане посещают этот молл по выходным, и где-то наверху у них фуд-корт, и там сидят двое местных, ну там Пол и Майк например, и обсуждают какую-нибудь житейскую ерунду.

Костя отхлебнул уже успевшего остыть кофе, показавшегося до неприличия горьким и мерзким.

– Хлопец, – Женька, очевидно, решил скакать по темам, будто его сознанием управлял человек с пультом от телевизора, который беспорядочно переключал каналы, – а ты чего это с утра сидишь ешь? Ты чего не на работе, а? Тунеядец или, упаси господь, фрилансер там?

– Я тунеядец, Жень, – сознался Костя.

Ему безумно не хотелось рассказывать о потерянной работе, о своих идиотских походах в «Бруклин», заменявших ему поиски этой самой работы, о деньгах, которые когда-нибудь закончатся, и о безысходности, которая за этим последует, и о туманной перспективе, что батя когда-нибудь соизволит взять его к себе, а может, и не соизволит, да и не понимал Костя ни черта в строительных материалах, – в общем, ему категорически не хотелось жаловаться на жизнь, а бодрый тон у него не выходил.

– Я на нашем заводе работал, – все-таки произнес Костя. – В отделе стратегического менеджмента. А недавно наш отдел упразднили и нас всех…

– А, знаю-знаю, – отмахнулся Женька. – Знаю. И ты теперь сидишь пухнешь?

– Ну да.

– Работу-то искал?

– Ходил на собеседование в нашу «Азию-Мобайл», – сказал Костя, показывая жестом, что там внизу, на первом этаже, находится этот самый салон сотовой связи, где сотрудники носят цыплячье-желтые футболки.

– И?

– А они мне сказали, что у них клиентов бить нельзя. И я решил, что работать продавцом-консультантом – это не мое.

– Братан! – сочувствующе произнес Женька и картинно всплеснул руками.

– Не будем о грустном, – спохватился Костя. – Ты-то чем занимаешься? Ты здесь, в Воскресенске? Или в Ёбурге? Или в Челябинске? И где работаешь-то? Выглядишь ты прямо как…

– Как председатель самого элитного колхоза во Вселенной, – закончил за Костю Женька, который всегда отличался недюжинной самоиронией.

– Ух ты! А серьезно?

– Да я серьезен, как закон о защите прав потребителей, братан. Я и есть председатель колхоза. Публичное акционерное общество «Воскресенский НПЗ», а я его директор. Балакирев Евгений Николаевич.

Услышав это, Костя на своем стуле отодвинулся подальше от Женьки. Что? На краткий миг – иррациональный, призрачный, как двадцать пятый кадр, – Косте показалось, будто никакого Женьки перед ним тут нет, и будто он сам, вот сию же секунду, выдумал его, как выдумал перед этим восхитительного бродягу Арлекино, и будто все эта ерунда происходит исключительно в Костиной голове. Но потом Костя помотал этой самой головой – Женька не рассеивался, не распадался на пиксели – и постарался подходить ко всему трезво. Что-то такое в мироздании полетело, посыпалось, как труха, – Костя, сроду не отличавшийся чувствительностью, еще не раз потом об этом вспомнит. А о чем, собственно, был разговор-то? Ах да, Женька Балакирев пытался убедить Костю в том, что стал директором завода. Бред какой-то, сущий бред.

– Скажи честно, ты меня разыгрываешь? – Костино сознание дрейфовало, как тонущее судно во время шторма.

– Ага, – дружелюбно ответил Женька и поправил дорогущие очки.

И тут только Костя увидел (тонущее судно было обречено, вода заливалась через гигантскую пробоину), что у Женьки сделан маникюр. Ну, маникюр не маникюр, Костя в этом не разбирался, но пальцы были ухоженными, а ногти – аккуратно, даже чересчур аккуратно подстриженными. Так могли выглядеть ногти директора завода – Фатьянов, например, очень за этим следил. Да что там ногти – пальто, массивный циферблат часов, выглядывающий из-под рукава, все те же дорогие очки – Женька и вправду выглядел как богатенький гусь. Однако же Костино сознание упорно не желало верить в эту чушь.

– Я же помню, как плохо ты учился в школе, да ты простейшего стихотворения не мог запомнить. Да черт с ним, со стихотворением, – ты до выпускного класса читал по слогам. И теперь ты думаешь, что я поверю в этот бред? Ты думаешь, я поверю в то, что ты стал директором завода?

– Ну, знаешь, – Женька отхлебнул кофе и поставил стаканчик на стол. – Люди резко умнеют, когда их внезапно перестают бить по голове. Я же чуть ли не каждую неделю в больничке лежал из-за этих дегенератов из вспомогательной школы. Странно, да, что я был тупым?

– Я не говорил, что ты был тупым. Но… директор завода, серьезно? Директор, блин, моего завода!

– У меня два высших образования. Я химик-технолог и менеджер.

– Так. Женя Балакирев, если ты меня слышишь, подай знак – какой-то неизвестный дядька завладел твоим телом и пытается меня убедить, что он – это ты.

– Слышит он тебя, – сердито буркнул Женька, – и передает привет. Все равно не веришь, что я изменился, да? По глазам вижу, что не веришь.

– Не верю.

– Знаешь, после той аварии я словно заново родился. Серьезно, я едва ли не впервые в жизни раскинул мозгами… хе-хе, ладно, это не смешно. Но я понял: раз Вселенная дает мне второй шанс, надо им воспользоваться.