Шрифт:
— Зачем ты оставила им орехи и сливы? Я слышала, что цыгане ничего не дают даром, ничего не делают даром, но часто даром берут.
— Я хочу что-нибудь сделать для этих обреченных людей, — ответила ей спутница. — Когда ты проживешь здесь столько же, сколько и я, ты поймешь, что я имела в виду. Во всяком случае они здесь не для того, чтобы воровать или причинять нам вред. — Она слегка передернула плечами. — А вообще, мне кажется, я знаю, зачем они здесь появились.
— В самом деле? — в голосе молодой послышался неподдельный интерес.
— Да. Когда Луна вступает в одну из своих фаз, они слышат зов гор и приносят им жертву. Так они просят милости у своей земли, молят о ее плодородии, умиротворяют... своих богов.
— Своих богов? Так, значит, они язычники?.. Каких богов?
— Природа — их бог, — коротко ответила старшая. — Не спрашивай больше меня об этом. Я — простая женщина и ничего не знаю. И тебе не надо об этом знать. Моя прабабушка помнила времена, когда появились цыгане... и ее бабушка тоже. Проходит 15 месяцев, иногда 18, и они возвращаются. Весна это, лето или зима — только зганы знают свой час. Они слышат зов, когда Луна светит прямо в лицо, когда высоко в горах воет одинокий волк — и возвращаются. А когда уходят, они всегда оставляют дары.
— Какие дары? — любопытство младшей возрастало.
— Не спрашивай, — качнула головой старшая. Но молодая знала, что услышит все до конца. Они молча шли и через некоторое время далеко отклонились в сторону от деревни.
— Мы далеко отошли от деревни?
— Молчи! — прервала ее старшая. — Смотри! Вскоре они достигли лесной вырубки у подножия мрачно возвышавшейся вулканической скалы, высотой около пятидесяти футов. За голой грядой снова шел лес, а затем остроконечные утесы переходили в заросшее пихтами плато, представлявшее первую гигантскую ступень к окутанному туманом зловещему и неприступному массиву Зарундули. Деревья у подножия возвышенности были вырублены, а на ее вершине из огромных тяжелых камней было сложено что-то, напоминавшее башню.
У подножия этой каменной башни сидел молодой мужчина, почти юноша, — зган. В руке он держал нож, которым обтесывал зажатый между коленями кусок камня. Он был настолько поглощен своим занятием, что, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг. Он смотрел прямо перед собой, так что обе женщины неизбежно должны были попасть в поле его зрения. Но если он и заметил их, то ничем не выказал этого. Несомненно, он видел один только камень в своих ладонях. Даже с большого расстояния было видно, что с юношей... творится что-то неладное.
— Что он там делает? — прерывистым шепотом спросила молодая женщина. — Он такой красивый, и такой... странный! И разве это не запретное место? Мой Гзак говорил мне, что большой камень в этом сооружении — особенный и что...
— Тише, — прижав к губам палец остановила ее старшая. — Не беспокой его. Зганы не любят, когда за ними следят. Этот, правда, едва ли нас услышит. И все же... лучше быть поосторожнее.
— Ты говоришь, что он не может нас услышать? Тогда почему мы разговариваем шепотом? Я знаю, почему здесь нельзя громко говорить. Это нарушает покой этого места, Святого места!
— Нет, это нечистое место, — возразила ей старшая. — Ты хочешь знать, почему он нас не замечает? Посмотри на него! У него не темная, как у зганов, кожа, а синевато-серая, как у больного или умирающего. Горящие глаза глубоко ввалились Он полностью поглощен своим камнем. Он услышал зов — и обречен на смерть!
Не успело с ее губ сорваться последнее слово, как молодой цыган поднялся на ноги и одним движением вставил камень в небольшой зазор между камнями Тот точно лег на свое место рядом с другими такими же камнями, словно кирпич в последний ряд стены дома. Все камни были странным образом помечены Младшая из женщин хотела о чем-то спросить, но ее спутница предупредила вопрос — Имя, — сказала она. — Он высек на камне свое имя и даты своей жизни, так, как будто они ему известны. На других камнях тоже высечены имена и даты. Это сделали ушедшие до него. Этот камень — его надгробие.
Молодой цыган, вытянув шею, устремил свой взгляд на вершины гор. Чего-то выжидая, он застыл в этом положении и стоял так очень долго. Внезапно высоко в серо-голубом небе появилось темное облачко и стало наползать на солнце. Старшая из женщин вздрогнула и застыла словно загипнотизированная, лишенная возможности двинуться с места. Но как только облако закрыло солнце и повсюду легли тени, она повернулась и схватила подругу за локоть.
— Идем, — задыхаясь произнесла она. — Нам лучше уйти отсюда. Наши мужья будут волноваться Особенно когда узнают, что здесь появились цыгане.
Они торопливо пошли через лес, отыскали тропинку и вскоре уже увидели первые деревянные дома окраины Халмагиу, возле которых заканчивался лес. Но едва они вышли из-под деревьев на пыльную равнину и сердца их стали биться чуть медленнее, откуда-то сверху до них долетел странный звук.
Полдень еще не наступил, солнце вновь вышло из облаков, до первых зимних дней было еще около семи недель, но каждый в Халмагиу, кто услышал этот звук, воспринял его как предвестие зимы.
Это был печальный и тоскливый вой волка, донесшийся с гор. Как и тысячу лет назад, он звал и манил. Обе женщины," затаив дыхание, остановились и, крепче Прижав к себе корзины, прислушались.