И еще одна финальная сцена, которая и по сей день свежа в памяти Шайтиса, свежа, словно дымящаяся кровь: огромное тело Ференца, судорожно дергающееся в стальных объятиях Шайтана. Наконец конвульсии гиганта прекратились, и эластичные, как у кобры, челюсти откусили его голову. И Шайтиса обожгла мысль: вот уж воистину врата ада! Этот мой так называемый “предок” опустошил голову Ференца, словно крыса, которая высасывает украденное яйцо.

— Тебе тоже достанется, само собой! — сказал Шайтан. Его глаза малинового цвета в желтых глазницах уставились на Шайтиса из-под черной морщинистой плоти его коброобразного “капюшона”. — Мое создание высосало его кровь — для дальнейшего хранения, ты же понимаешь, — а я высосал его мозг. Но ты заметь, что самое вкусное мы оставили тебе.

Сказав это, он сделал попытку приблизиться к Шайтису, сделал два шлепающих шага и плюхнулся у его ног. Шайтис, конечно же, прекрасно понял, что Шайтан имел в виду. Ведь оба они прекрасно знали, что в огромном, бледном, обезвоженном теле Ференца его вампир (О! Сладчайшее из сладчайших лакомств!) затаился в надежде, что его не заметят.

— Присоединишься ко мне? — пробулькал Шайтан, приглашая, потом выдернул Аркиса из клюва сифонорылого и швырнул его на застывшую лаву — пол пещеры, навалился сверху и начал искать его обезумевшего от страха, пытающегося спастись паразита.

Все произошедшее обескуражило Шайтиса, впрочем — не надолго. Прежде всего он был Вамфиром, и все это было делом нормальным. И, конечно же, кровь была жизнь. Обед с Шайтаном мог укрепить нечто вроде союза между ними. Должен был.

А потом... Потом много чего случилось. Все события перемешались. Множество разрозненных сцен и разговоров будто острыми кромками зацепились в мозгу Шайтиса, в его памяти. Когда пронизывающие ветры, словно посланцы холодных, залитых светом голубых звезд и северного сияния пустыни, принесли с собой снежных дьяволов, яростно круживших вокруг остовов разграбленных ледовых замков — могил древних Вамфири, Шайтис попытался расположить все эти фрагменты в хронологическом порядке, или хотя бы, отложив все это на потом, отделить их друг от друга.

Мастерская Шайтана находилась непосредственно в теле вулкана, в пещерах, на невидимом северном склоне, куда он повел Шайтиса на экскурсию вскоре после его прихода.

Сначала они побывали в высоких украшенных сталактитами обширных пещерах — с ледяными окнами, причудливо искажающими окружающий пейзаж крыши мира; там были глубокие ямы, вырытые в вечной мерзлоте, куда Шайтан имел обыкновение заключать плоды своих неудачных опытов. Сама же мастерская была похожа на все мастерские Вамфири. Шайтис сам был мастером подобного метаморфизма, искусства создания различных существ; во всяком случае, он считал себя таковым, пока не увидел работу своего предка.

Глядя на один такой образчик сквозь чистый, как вода, лед, он сообщил Шайтану, что об этом думает.

— Одного этого достаточно, чтобы снова осудить и изгнать тебя или даже уничтожить, будь мы снова на Темной стороне, во времена, когда власть принадлежала Старым Вамфири. Ведь эта тварь имеет детородные органы, а это всегда было запрещено!

— Да, черт побери, — ответил Шайтан, кивнув своим капюшоном. — Увы, воспроизводство, акт спаривания, его созерцание приводит этих тварей в неистовство. Даже одно обладание такими органами. Я создал для него самку, которую он сразу же растерзал! Но даже если бы она выжила и принесла потомство, что с того? Я не уверен, что он дал бы приплоду выжить, а не сожрал бы его при первом удобном случае. Ты только посмотри на него — а ведь это еще подросток! Все это столь неуправляемо, что мне пришлось заморозить его. Моя ошибка в том, что я создал его самцом. Самец полон гордыни, а это — беда. То же самое, конечно, и у людей...

— А следовательно, и у Вамфири, — сказал Шайтис.

— Больше чем справедливо! — воскликнул Шайтан. — Все их порывы сильнее в десять раз!

— Но они не разрывают своих одалисок в клочья. Разве что иногда.

— Скорее дурачат их, — сказал Шайтан. — Потому что если можешь жить вечно, то какой смысл размножаться? Ведь в один прекрасный день твоя собственная плоть может поработить или уничтожить тебя!

— Но ты ведь стремишься найти женщину, чтобы отложить свой посев, — тут же возразил Шайтис, — иначе меня не было бы здесь.

Глаза их встретились поверх вмороженного в лед создания Шайтана; немного помедлив, Падший ответил:

— Да, это так, — быть может, только по этой единственной причине...

Это был их первый диспут такого рода, но далеко не последний. И хотя скоро Шайтису стало досаждать, что его предок, говоря с ним, подбирал слова, более подходящие для ребенка, он тем не менее не возражал против того, чтобы древнее Олицетворение Зла учило его. Возможно, он считал, что преклонный возраст дает Шайтану право на это; как-никак он был старше Шайтиса как минимум на семь столетий.

В другой раз Шайтису был показан процесс развития сифонорылого; зверь постепенно формировался в резервуаре, впитывая необходимые вещества из раствора, в котором он плавал. Он был похож на обычного стража-пожирателя (которых у хозяина вулкана было три), но сифон был более длинным, гибким, а когда стоял на задних лапах, он выглядел словно гора плоти; крошечные, жадные, поблескивающие глазки его были почти полностью скрыты под выпуклыми буграми сероватых мускулов.

Шайтис мгновенно понял, для чего предназначается эта тварь, но спросил у Шайтана: