В груди давит и обжигает от каждого вдоха. Физически ощущаю, как душа корчится в агонии и медленно умирает внутри меня. Как и всегда в этот день. Дата врезалась в память уже навсегда. Самый трагичный день в моей жизни. День несостоявшейся свадьбы с любимым мужчиной.

Моя сказка с плохим концом. Ворон обещал меня любить и защищать. Ровно до того момента, пока не лишил невинности. А потом не пришёл в ЗАГС. Конечно, я решила, что с ним что-то случилось. Ведь он не мог меня бросить. Идиотка такая... Прибежала к нему домой и даже пыталась спасти. Но соседка вернула меня с небес на землю. Рассказала, что Ворон собрал вещи и уехал. Вот так просто. Не сказав ни слова, бросил меня одну в том аду. Сгорать заживо без надежды на спасение.

Накрывает волной отчаяния. Всё эта чёртова дата и Ворон! Сжимаю кулаки, ногти впиваются в нежную кожу ладоней, оставляя глубокие вмятины. Больно так, что чувствуется, как в груди что-то рвётся. Каждый вдох опаляет внутренности.

Весь день я держалась. Пыталась отвлекаться. Гнала от себя даже малейшее упоминание о Вороне и нашем прошлом. А сейчас накрывает. Не справляюсь. Волна за волной лупит безжалостно, аж дышать тяжело. Задыхаюсь и открываю рот, как рыба, выброшенная на сушу. Надо срочно на воздух. Не могу терпеть. Резко вскакиваю и на ватных ногах иду к двери. Качает, словно пьяную, и люди неодобрительно косятся, но мне плевать на них.

Выхожу раньше на одну остановку. Ночной город с готовностью распахивает объятия. Шум, голоса, множество людей вокруг. Все куда-то спешат, торопятся, и только я не могу пошевелиться. Будто потерянная, оглядываюсь по сторонам и ощущаю, как горячие капли скользят по щекам. Реву. Отчаянно. Навзрыд.

Всё, что так долго удерживалось внутри, вырывается на волю, едва не пробивая насквозь. Меня ломает физически, но я знаю, что эту боль ничем ни успокоить, ни приручить. Невозможно договориться. Мы слишком давно с ней знакомы и хорошо выучили друг друга. Пока не опустошит, не разрушит, не уничтожит, она не утихнет.

Отхожу в сторону от тротуара, прислоняюсь к стволу ближайшего дерева и просто дышу. Часто и надрывно. Опаляя лёгкие прохладным воздухом. Пытаюсь справиться с грёбаными чувствами, что разносят внутренности в щепки. Нужно просто перетерпеть. Всё пройдёт. Всегда отпускает.

— Девушка, что с вами? Вам плохо?

Какая-то сердобольная замечает меня. Чтоб её… у меня нет сил на общение.

— Нет. Всё в порядке, — до крови закусываю губу и зажмуриваюсь.

— Уверены? Может, скорую вызвать? Что у вас болит?

— То, что скорая вылечить не сможет, — выдыхаю я и качаю головой.

— Держись, девонька, — женщина сжимает моё плечо в знак поддержки. — Всё наладится.

— Спасибо.

Она уходит, оставляя меня одну. Постепенно успокаиваюсь и уже даже могу связно думать. Что-то расклеилась совсем в последнее время и очень устала. Вытираю мокрые дорожки от слёз и привожу себя в порядок. Минутка слабости закончена, как и поминки по погибшей любви. Всё. Похоронила и забыла.

Иду домой. Звоню сыну, мне просто необходимо услышать его голос. А он не берёт трубку. Как же так? Тревожность начинает разгоняться внутри меня, постепенно вытесняя другие эмоции. Звоню ещё раз — не берёт. Меня начинает подколбашивать. Вдруг что-то случилось? Асад дома, они могли поругаться или ещё чего хуже. По инерции ускоряюсь. Потерять сына для меня самое страшное на свете.

Накручиваю себя и практически бегу домой. Телефон оживает в моей руке. Смотрю на экран, вижу улыбающееся лицо Егора и облегчённо выдыхаю.

— Мам, ты звонила? — раздаётся в динамике.

— Егор, ты где? — обрушиваюсь на него, а голос дрожит от волнения.

— Гуляю.

— А уроки?

— Не задали, мам, — врёт, как пить дать.

— Опять? — укоризненно вздыхаю. — Егорушка, надо учиться.

— Я знаю, мам, — его голос смягчается, а я невольно улыбаюсь. — Не переживай.

— Ты хоть поужинал?

— Я не голоден.

И снова ложь. Егор так заботится и пытается огородить меня от лишних переживаний. Но я же всё понимаю. А как исправить ситуацию, не знаю. Долбанный замкнутый круг, и с каждым годом он всё плотнее сжимается.

— С отцом поругался?

— Нет, просто ушёл.

Хоть на этом спасибо. А мог и на рожон полезть, как уже бывало, и не раз.

— Когда вернёшься?

— Мамуль, я позвоню, ладно? — примирительно тянет он.

— Не пропадай, пожалуйста, я очень волнуюсь.

— Хорошо.

Как можно довести ребёнка, чтобы он ушёл голодный, лишь бы дома не находиться? Моё терпение не безгранично, а за сына я вообще готова вцепиться в глотку любому. Асад знает это и при мне сдерживается. Раньше он хоть делал вид, что является отцом Егора. Сейчас же они совершенно чужие, едва терпящие друг друга люди. Так больше жить невозможно, надо поговорить с мужем, он должен согласиться отпустить нас…

Только злость на мужа позволяет мне держаться на ногах. Но сил уже нет. Добраться бы до кровати и поспать хоть немного.