Когда я тщательно смыл с себя «коровью радость», весь дрожа, искупался в холодной реке и выстирал свои носки, трусы и кеды, развесив их на ветках деревьев, чтобы они просушились на солнце, из кустов на берег реки вышли трое ребят из нашего отряда – Витька, Сашка и Серёга, очень долговязый и худющий, под два метра ростом малый, не по годам вымахавший вверх.

Они курили «Беломор» взатяг, усмехались, надменно глядя на нас и заявили, что доложат воспитателю отряда Александру Владимировичу о нашем самовольном купании в реке, что было категорически запрещено правилами пребывания в санатории.

– А мы расскажем ему, что вы курите! Это тоже запрещено! И тоже гуляете за территорией лагеря, – запальчиво выкрикнул Костик своим визгливым голосом им в ответ.

– Только попробуйте! Во! – Витька поднёс к носу Костика свой кулак и сплюнул в сторону, – сразу по мордасам получите!

Было очень заметно, что верховодит этой троицей именно Витька – рыжий и веснушчатый хулиган с хрипловатым голосом.

Не зная, что делать дальше, я сдержанно молчал.

Смена у нас началась всего несколько дней назад, и мы ещё плохо знали друг друга: кто на что способен, и кто во что горазд. Единственное, что мы с Костиком прекрасно понимали, так это то, что упомянутая здесь троица ребят относилась к нам пренебрежительно, разговаривала с такими, как мы, через губу, относя себя к городским продвинутым парням, которым мы, ребята из райцентра, были не ровня.

Я уже, конечно, не помню распорядка дня, по которому мы там жили. Помню только, что ежедневно после ужина нам всегда показывали кино, мы все там готовились к культурно-массовым мероприятиям, под вечер всегда на открытой эстраде для ребят из старших отрядов были танцы. Практически все наши мальчишки и девчонки были сплошь заняты в репетициях, готовясь к конкурсу инсценированной песни. Наш отряд, по предложению всё той же Витькиной банды, инсценировал песню-сказку Владимира Высоцкого «Чудо-юдо»:

В государстве, где всё тихо и складно,

Где нету даже катаклизмов и бурь,

Объявился дикий вепрь огромадный,

То ли буйвол, то ли бык, то ли тур…

Сам король страдал желудком и астмой,

Да только кашлем сильный страх наводил,

А тем временем зверюга ужасный

Коих ел, а коих в лес волочил…

Тут король тогда издал три декрета:

Мол, с чудом надо порешить, наконец,

А кто отчается на это, на это,

Тот принцессу поведёт под венец…

А в отчаявшемся том государстве,

Как войдёшь, так прямо наискосок,

В бесшабашье, шутовстве и гусарстве

Жил-был лучший, но опальный стрелок.

На полу лежали люди и шкуры,

Пели песни, пили мёды и тут

Протрубили во дворе трубадуры,

Хвать стрелка, и во дворец волокут…

Тут король ему прокашлял: «Не буду

Я читать тебе моралей, юнец!

Вот если завтра победишь Чуду-юду,

То принцессу поведёшь под венец!»

А стрелок: «Да это что за награда?

Вот мне бы выпить портвейну бадью…

А принцессы мне и даром не надо –

Чуду-юду я и так победю!..»

А король: «Возьмёшь принцессу, и точка!!!

А не то тебя раз-два – и в тюрьму,

Ведь это всё же королевская дочка!»

А стрелок: «Ну, хоть убей, не возьму!»

И пока король с ним так препирался,

Он съел почти уже всех женщин и кур

И возле самого дворца ошивался

Ну, этот самый то ли бык, то ли тур…

Делать нечего портвейн он отспорил:

Чуду-юду победил и убёг…

Вот так принцессу с королём опозорил

Бывший лучший, но опальный стрелок!