– Нет, – вздохнув, ответила я. – Не совсем так. Ты ведь пишешь не для того, чтобы показать, какой ты молодец. Просто… просто не все чувства ты можешь испытывать, а как-то описать их надо. Ты же ведь никогда не терял близкого тебе человека и…

– Терял, – совершенно спокойно ответил он, а мне пришлось замолчать. Он сбил меня с мысли и я теперь не знала, как изъясняться дальше. Заблудилась, потерялась, просто запуталась. Его пальцы непроизвольно приподняли мою руку чуть выше – и получалось так, будто я прильнула к нему своим тельцем – вот-вот и спрячусь в этой туше…туше чего? Добра, таланта и мудрости? Жестокости, грубости и неудобных вопросов?

– Ты кое в чем права, – он решил не ждать, когда я соберусь с мыслями. – Музыка, фильмы, книги, картины – всё это чьи-то консервы. Попытка передать своё – другим. Чтобы прочувствовали, чтобы – проняло. Заставило стынуть кровь в жилах, ужаснуться или обрадоваться, зарыдать от переполнившего счастья. Люди держат в руках книгу – и редко осознают, что в неё вложил автор. Не историю о девочке и её Хозяйке и их похождениях в пустыне. Люди слышат, как бездомная, но талантливая девочка выводит мелодию за мелодией – живо, звонко, бойко – и не понимают, что это не просто приятные на слух мелодии. Это идеи, это, если хочешь знать, жизнь.

– Жизнь? – удивленно переспросила я, а в копилку моих знаний об этом понятии рухнула ещё одна монетка.

– Да, наверное, так. Мне так кажется. Вчера мне хотелось, чтобы мне было грустно.

– Но ты улыбался, – напомнила я на всякий случай.

– Да. Но это было лишь потому, что мне было хорошо – не от того, что я слышу чужую боль, а от того, что удается трансформировать её в свою и передать – перелить туда, на бумагу, – он посмотрел на монитор и смутился. Компьютер плохо походил на упоминаемую бумагу.

Тишина, что до этого лишь раздражала, сейчас обратилась в самый настоящий филиал спокойствия. Его руки – сильные, грубые, с корками мозолей гладили меня не переставая, а мне хотелось чтобы этот миг продлился вечность. Может ли быть кукле приятно? А можно ли трансформировать любовь в слова? А как насчет того, чтобы нащелкать на клавиатуре, скажем, горечь от потери? У Лексы получалось, как получалось у сотен до него. Значит, можно?

– Лекса? – вновь позвала я его и не дожидаясь ответа, озадачила новым вопросом: – Кто я для тебя?

– В каком смысле?

– Ну, кто? Просто кукла, говорящий кусок пластика, кто? Почему ты возишься со мной? – наверно, сейчас бы я тяжело дышала. Настал час истины, чтобы узнать – кто передо мной? Сколько раз я думала об этом – сумасшедший, телепат, а может быть просто гений?

– Ты для меня человек, глупыш. Человечек. – он улыбнулся, по доброму, без снисхождения, как равной. Будто я в самом деле была живым существом, точно таким же, как и он, размерами разве что не удалась. И мне стало тепло, хорошо и приятно.

Я – человечек! Гордый, маленький, живой. Он гений, я сразу это поняла – долгое время он не знал, как рассеять мои сомнения по поводу его натуры, а сейчас всего одним словом сумел объяснить всё – и сразу. Я для него не просто кусок пластика, случайно обнаруженный в шкафу. Вот почему он возится со мной, зачем включает для меня телевизор, для чего клал тогда с собой спать, когда мне было страшно. Нет, не потому, что я человечек – просто для него я живая. Наверно, в этот миг меня озарила краткая вспышка счастья. Мне хотелось подобраться прямо к его уху и выкрикнуть – спасибо! Визжать от радости, не переставая, упиваться жизнью, радоваться. Может быть – это и есть жизнь, может быть тут – искра?

Следующий ролик показывал нам то, как пара ОНОшников смело бились с демоноподобной девушкой – при помощи ножей, словно позабыв про то, что в кобурах ждет своего часа пистолет. Мне вспомнился Черная Куртка, как в стеклах его очках отражались неоновые вывески и как он смотрел в наше окно. Вспомнила, как он перетекал дымом – когда, казалось, никто не видел, чтобы уйти от очередного удара, как Повелительница Тьмы, Юма.

– Лекса, а я могу быть аномалией?

– Нет, – он закачал головой, да так уверенно, что я не посмела сомневаться в правдивости его слов. Тогда, значит, мне не стоит бояться Черную Куртку? Но, а вдруг он точно такой же, как Юма? Что, если Лекса ошибается, а Юма – всего лишь ОНОшник и пытается спасти от меня… писателя? А кто тогда Аюста? Мысль о том, что эта светлая со всех сторон девчушка может оказаться не такой хорошей, какой представилась, никак не помещалась у меня в голове. Нет уж, увольте, должно же в этом мире быть хоть что-то закономерное. Дочь Света – так будет добром! Порождение тьмы – так постарайся нагонять страху! Они и старались, вдруг вспомнилось мне. Тогда почему ОНОшник посмотрел на меня. А, может быть, я просто наговариваю? Задумался человек, посмотрел наверх и…

– Лекса, а люди могут… перемещаться дымом? – зачем-то спросила я, прекрасно зная ответ. Конечно же не могут. Тогда кто Черная Куртка? Может быть, мне показалось? Да нет, не показалось, да и обязательно ли ОНОшнику быть человеком? Клин клином вышибается. Может, тот мордастый был не так уж и не прав…

Лекса спал, забыв выключить компьютер. Тот обиженно моргнул белым экраном через некоторое время, да и потух, оставив работать лишь шумные охладители. А вдруг, случится пожар, подумала я? Случится пожар, всё загорится, а Лекса не проснётся, задохнется дымом и тогда…