Шрифт:
В этом океане историй встречаются самые разные виды повествования. Многие собрания этнографических материалов о так называемых первобытных народах включают мифы, т. е. по сути своей религиозные тексты, отражающие опыт преломления преходящего в вечном. Они воспроизводятся не для забавы или увеселения, а для поддержания духовного благосостояния человека или общины. Также появляются и легенды, т. е. своего рода обзоры традиционной истории (или эпизодов из нее), составленные таким образом, чтобы мифологический символизм наполнял события и обстоятельства жизни отдельного человека. Мифы в наглядной форме воплощают космогонические и онтологические представления, а легенды касаются непосредственно жизни и быта конкретного общества [14] . В легенде может проявляться религиозная сила мифа, и в этом случае туземному сказителю надлежит быть внимательным к обстоятельствам повествования, чтобы не сбить силу с ее путей. Да, мифы и легенды можно рассказывать и слушать ради развлечения, но исходная их функция – обучающая.
14
В немецком литературоведении принято различать термины Sage и Legende. Под первым понимается небольшая локальная история, связанная с тем или иным конкретным холмом или рощей, прудом или рекой. Жители края, облюбованного духами и воспоминаниями, воспринимают Sage как изложение фактов. Sage может стать Kunstsage, т. е. «олитературенной сагой». Legende – это религиозный рассказ, связанный с какой-то конкретной святыней или реликвией. Это более поздняя и более сложная форма. В соответствующей части сборника братьев Гримм сказочные мотивы обыгрываются вокруг элементов христианской веры. Но термин «легенда» обычно используется в более широком смысле. Он включает в себя и Sage, и Legende, а также хроники и эпос.
Если же говорить о сказках, то они, разумеется, изначально замыслены как особая форма времяпровождения: сказки у камина, сказки зимними ночами, детские сказки, сказки в гостиных, сказки моряков, сказки паломников и караванщиков, желающих скоротать бесконечные ночи и дни. Самые древние письменные источники и свидетельства из жизни первобытных народов говорят об одном: у людей всегда был вкус к хорошей истории. Засчитывалось все. Мифы и легенды глубокой древности, ныне обесславленные или уже малопонятные, утратившие былую силу (но все еще способные очаровывать), послужили сырьем для того, что сегодня называют просто сказками о животных, героическими или романтическими приключениями. Великаны и гномы германских народов, ирландские лепреконы, драконы, рыцари и дамы артуровского цикла – все они некогда были богами и демонами европейского континента и «зеленого острова». Точно так же божества первобытных аравийцев в сказочном мире исламских историй предстают перед нами в облике джиннов. К сказкам с подобным происхождением люди, которые их рассказывают, относятся с разной степенью серьезности. Что же касается слушателей, то они могут воспринимать их с суеверным благоговением, ностальгией по былым временам, ироничным умилением или просто восторгом от описаний невообразимых чудес и хитросплетений сюжета. Но какой бы ни была атмосфера восприятия, те истории, которые мы теперь относим к разряду сказок, сочиняются в первую очередь для развлечения. Они перестроены с точки зрения драматического контраста, напряженности повествования, повторения [15] и развязки.
15
Во всем Старом Свете повторение обычно происходит в тройках, среди коренных народов Америки – в четверках.
От обычного мира вневременное, утопичное (буквально – «негдешнее») волшебное царство отделяют традиционные формы зачина и концовки: «Давным-давно»; «В некотором царстве, в некотором государстве»; «Во времена доброго короля Артура»; «В давние времена, когда в Бенаресе правил Брахмадатта»; «И жили они долго и счастливо»; «Вот и сказке конец»; «Вот вам сказка, а мне бубликов связка»; «И стали они вместе жить да поживать, да добра наживать»; «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Красивое завершение находим у занзибарских суахили: «Коли история была красива, красота принадлежит всем, а коли была плоха, виноват я один, рассказчик».
Обычно повествование ведется в прозе, но в особенно важные моменты язык сказки начинает рифмоваться:
Зеркальце, зеркальце, скажиДа всю правду доложи:Я ль на свете всех милее,Всех румяней и белее?Вернись скорей, вернись домой,Зашла в притон ты воровской!Тише, тише вы, великанчики,Позаботился я о вас,И привез дорогой запас.Уточка, красавица!Помоги нам переправиться;Ни мосточка, ни жердинки,Перевези же нас на спинке.В арабских сказках прозаический текст может непосредственно перетекать в рифмованный. В прекрасной французской средневековой песне-сказке «Окассен и Николет» стихотворные отрывки регулярно чередуются с прозой. В бардовских сказаниях, пересказываемых воителям в пиршественном зале, в эпосах, созданных в более поздние времена, и в народных балладах
Конец ознакомительного фрагмента.