Враг, конечно, не пренебрег возможностью раздавить разделенную рекой армию россиян, отрезав огнем переправу русских подкреплений. Почти сутки соединения армии Ибрагим-паши, подходя к полю сражения в беспорядке, устремлялись в бой. Лишенные возможности атаковать всей массой маленький плацдарм, защитники которого превосходили нападавших выучкой и огневой мощью, турки и татары не имели успеха. Ромодановский сразу по высадке десанта подкрепил мужество ратников оборонительными сооружениями, которые всегда резко повышали стойкость россиян, да и невозможность отступления повышала стойкость полков.

Доблесть турок и татар превзошла все ожидания. Не имея полевой артиллерии и гренадер, они по собственным трупам волна за волной летели на огонь закованных в сталь солдат и рейтар, прикрытых рогатками и защищаемых копейщиками. Конные и пешие россияне стреляли с места, шеренгами, демонстрируя совершенно европейский стандарт боя. Полковые пушки, палившие прямой наводкой из интервалов между батальонами и ротами, страшные гранаты, сыпавшие прямо из пехотных рядов, массированный огонь артиллерии, сведенной в Пушкарский полк, из-за реки – творили чудеса.

Ромодановский сделал все, чтобы показать туркам решительное превосходство новой российской армии. И все же натиск отборных частей веками победоносного, уверенного в своей несокрушимости врага был ужасен. Сама переправа через Днепр стоила россиянам нескольких десятков погибших, а в сражении на плацдарме была потеряна едва ли не половина ударной армии: 2460 человек убитыми и около 5 тысяч ранеными. Битва могла бы закончиться ничьей – то есть стратегически в пользу превосходящих числом осман.

Дело решила не рекомендуемая тактическими канонами XVII–XVIII вв., но применявшаяся талантливыми полководцами вроде шведского короля Густава Адольфа атака холодным оружием, начатая кавалерийским корпусом Г.И. Косагова. Ее успех поддержали остальные сильно поредевшие полки. Мужественный противник был сломлен и отброшен на пять верст, оставив на поле боя 20 тысяч трупов, включая множество турецких офицеров и крымских мурз, ханского сына и сыновей Ибрагим-паши.

В ночь на 29 августа, когда Ромодановский и Самойлович еще не завершили переправу, все морально раздавленное турецко-крымское войско бежало в сторону Бужина, бросая артиллерию, обоз и продовольствие. Преследования не было: лишь конная разведка разбила небольшой арьергардный отряд, пока убеждалась, что неприятель испарился окончательно. С 5 по 10 сентября российская армия простояла под Чигирином, починяя сильно разрушенные укрепления, а затем отправилась на зимние квартиры [160] .

Решение об остановке военных действий и окончании кампании принадлежало боярину князю В.В. Голицыну, полки которого, прикрывая тылы главного войска, подошли к переправе через Днепр. Именно ему (несмотря на равный с Ромодановским, но далеко не столь выслуженный чин, много меньший военный опыт и вспомогательный характер его воинства) царем Федором Алексеевичем было повелено писаться первым воеводой всей действующей армии, решать стратегические вопросы и держать связь с Москвой посредством специально учиненной Калужской скорой почты [161] .

Из ставки Голицына военно-политическая ситуация выглядела совсем по-иному, нежели на полях сражений. Вряд ли можно сомневаться, что молодой дворянин Андрей Лызлов был захвачен всеобщим энтузиазмом и надеждой на скорую, решительную победу, царившими в русских и малороссийских войсках [162] . Тем более сильное впечатление должны были произвести на него сомнения и колебания, охватившие главнокомандующего после блистательной и прославляемой всеми победы Ромодановского.

Нетрудно было заметить, что князь Василий Васильевич Голицын не стремится к закреплению российских войск на покинутой турками территории Правобережья или хотя бы к очищению малорусских земель от немногочисленных, но беспокойных сторонников нового, после взятого в Чигирине Дорошенко, турецкого ставленника «Юраски Хмельницкого» [163] . Вместо естественного после победы и поощряемого благодатным сезоном развертывания боевых действий на широком фронте россияне стремительно отступили по левому берегу Днепра. Одновременно наши силы покинули театр военных действий в Приазовье, отводя по Дону войска и флот, заключив с турками перемирие и разменяв пленных (этот фронт более не был задействован в войне [164] ).

Рациональное объяснение столь странных последствий разгрома Ибрагим-паши было на виду. Но мало кто из современников задумывался над геополитической динамикой, ставшей позже важным аспектом исторического анализа в «Скифской истории» Лызлова. Углубление конфликта России и Османской империи грозило трагическими последствиями для обеих держав – подобных персонажам притчи о «двух дерущихся» при изрядном числе «третьих смеющихся».

Война, начатая в конце 1672 г. под знаком прекрасной идеи оборонительного союза славянских государств против мусульманской агрессии в Европе [165] , стала крупнейшим дипломатическим поражением правительства канцлера Артамона Сергеевича Матвеева (1671–1676). Польша, на помощь которой устремилась Россия, не столько сражалась, сколь была сражаема. Не успели русские полки собраться в поход, как Речь Посполитая уже потеряла Каменец-Подольский и заключила с турками позорный Бучачский мир, не только нарушив союзнические обязательства, но прямо поставив Россию под удар, «уступив» неприятелю Правобережную часть Малороссии с Киевом.