Шрифт:
Станция «Пять квадратов» переживала свой закономерный ренессанс и наплыв беглой публики.
Вот туда-то, ориентируясь на рваный выцветший флаг, я и шел по пляжу, лавируя среди матчасти.
Русский прокат удивил меня обилием народа.
На пройденных мной «Harry Nass» и «Club Mistral» скучающие инструктора дули кальян и пили кофе, здесь же движуха присутствовала во всем: дети шныряли под ногами, в чилауте от подключенных девайсов висел интернет, а у стойки администратора кучковались вновь прибывшие.
В попытке найти знакомых, я рассматривал окружающих, однако увидал только Матвейкина.
Жека, несмотря на суету вокруг, лежал в тени навеса и читал книгу.
– Привет, Гагарин! – так я всегда намекал на его день рождения двенадцатого апреля. – Что чтишь?
– Приехал! – он пожал мою руку и показал обложку: Д. Канеман «Думай медленно…решай быстро». – Как раз на злобу дня. Нон-фикшн. Советую.
Жека прилетел в Дахаб, как и все, год назад.
Призыву он давно не подлежал, но будучи офицером-ракетчиком, хотя и в запасе, решил не искушать судьбу и остаться навсегда пацифистом.
Матвейкин почернел, просолился, однако на фоне русских «аборигенов», уже мало отличимых от арабов, внешне сохранил европейский вид.
Чисто выбритый, с надменным взглядом и вздернутым подбородком, да еще в пробковой панаме он напоминал плантатора викторианской эпохи. Я же за внешний апломб называл Жеку «Печорин».
Впечатление менялось, когда Матвейкина узнавали лучше. Друзья считали его славным парнем, добрым и в меру отзывчивым. Благоразумный от природы, он всячески избегал конфликтов, искренне считая, что все должно идти само собой и от него, мелкой сошки, мало что зависит. Такой детерминизм надежно предохранял его от необдуманных поступков, но и лишал удовольствия от их совершения.
Жеку я знал, кажется, всегда. Встречаясь на Че, мы на пару гоняли фрирайд, лазили в кулуары, а серфить двадцать лет назад тоже начинали вместе.
К слову сказать, в Дахаб первый раз я также приехал с его подачи, изменив ежегодной Хургаде.
В отличии от меня, Матвейкин давно перешел на кайт, а сейчас, судя по фоткам в Instagram, успешно освоил и гидрофойл.
Пока мы болтали, на спот возвращались те, кто рискнул дождаться настоящего ветра в море. Вытаскивая на берег матчасть, они, не стесняясь в выражениях, крыли прогноз и тех, кто его выдал.
Разглядывая их, я увидал еще одно знакомое лицо. Им оказался Алексей по прозвищу Учитель.
Он вынес серф из воды, и мы поздоровались.
Учителя в Дахабе знал каждый, кто хотя бы разок зимовал здесь. Пока родаки гоняли на досках, он учил уму-разуму их детей и даже по скайпу готовил к ЕГЭ оболтусов в России.
Прожив в Дахабе десять лет, Алексей по праву считался одним из самых авторитетных экспатов.
Он не уехал, когда многие свалили и забрали его подопечных. Оказавшись без работы, Леха не сдался и, экономя на всем, даже пару месяцев бичивал в палатке на серфстанции.
Учителя я видел и зимой на Чегете, куда он приезжал катнуть на лыжах и понюхать запах родины.
Бывало мы жили вдвоем в пустой гостинице, много общались и, до чертиков надоев друг другу, снова встречались в Египте как старые друзья.
– Совсем тухло? – спросил я Леху про ветер.
– На фойле нормально, но это не мое.
Учитель принципиально не брал большие паруса и гидрофойл игнорировал.
Конец ознакомительного фрагмента.