Автор не осуждает общество. Автор проводит эксперимент. Кто важнее для общества: молодой карьерист, или человек, жизнь которого останется без свидетелей? Читатель волен сам ответить на этот вопрос.
Анна Георгиевна отрепетировано улыбнулась и спросила своего спутника:
– Я хорошо смотрюсь, Сергей Владимирович?
Молодой мужчина с громоздкой камерой в руках и с улыбкой на лице оглядел её и кивнул:
– Как и всегда.
Журналистка сверкнула глазами и, вздёрнув носик, пошла к старым воротам.
В издательстве Анне Георгиевне предлагали взять интервью в другой обстановке, но она настояла на том, чтобы самой отправиться на металлургический завод, а заодно сделать «живописные» снимки для газеты.
Завод внутри казался Сергею Владимировичу более удручающим, чем снаружи. Грязные люди кричали, пытаясь перебить шум; бегали, словно муравьи у гниющего дерева. Фотограф морщился от особенно громких звуков, слегка отставал от журналистки, которая решительно шла к курящему мужчине.
Анна Георгиевна вежливо поздоровалась с рабочим, затушившим сигарету, её приятный тембр казался Сергею Владимировичу сейчас глухим. Новый жакет и юбка, скроенная по последней моде, смотрелись на журналистке прелестно, но делали её здесь абсолютно неуместной – если так можно сказать про человека.
Сергей Владимирович настраивал камеру, размышляя, придётся ли ему через каждые десять минут протирать линзу от пыли, кружившей в воздухе.
Анна Георгиевна начала интервью:
– Николай Алексеевич, Вы работаете на нашем заводе ровно 40 лет и являетесь единственным сотрудником, который проработал здесь так долго. Мы бы хотели расспросить Вас о вашей работе и жизни, город должен знать своих героев! Как Вы начали работать здесь? Что Вас сподвигло?
Журналистка мило улыбалась, приподнимая брови, – она считала, что выглядит располагающе, когда так делает, – её рука, держащая карандаш замерла над блокнотом.
Рабочий немного беззубо улыбнулся, а потом начал не спеша рассказывать о своём юношестве. Сергей Владимирович почувствовал, как его челюсть неровно скрипнула зубами от неприязни – голос рабочего был похож на скрежет жести. Говорил Николай Алексеевич медленно, часто задумывался, махал кистью руки, пытаясь подобрать слова, он иногда «проглатывал» слоги, но иллюзию четкой речи создавал за счёт громкости, которой хватало, чтобы перекричать постоянный шум работающих механизмов.
Конец ознакомительного фрагмента.