– Вот уж насколько я любопытней тебя, и то мне сейчас это не особо интересно! А вдруг это Собирашка, которая коллекционирует фонарики, а? Хоть одна должна была до такого додуматься!

– Если бы это была Собирашка, свет бы перемещался или как-то мерцал, но он горит ровно. Да и все Собирашки Крестоля маленькие. Ни одна не смогла бы создать такое свечение.

– Думаешь, это дом?

– Я на это очень надеюсь. – Рина зябко поежилась. – Я замерзла, ты наверняка тоже. Нам надо где-то согреться и переночевать. Мы не сможем развести костер из-за сырости и Собирашек, так что нам нужны живые дома.

– Но ты говорила, они опасны!

– Мне кажется, они не станут нас трогать. Нас двое обычных людей, чего не случалось ни разу за все двести лет проклятия. Уже один этот факт убедит остальных в том, что мы сумеем их освободить.

– Ну ладно, – буркнул Альберт и очень нехотя слез с велосипеда вслед за Риной, когда они остановились возле здания, увитого хмелем.

Дальше, за поворотом, улица выходила на ярко освещенный участок, где Рина очень надеялась отыскать дом, который каким-то чудом сумел уберечься от Собирашек, иначе с какой стати только в одном месте фонари остались нетронутыми? А если кто-то сумел отбиться, значит, не спит, и у него можно не только переночевать, но и разузнать много полезного.

Она скользнула в узкое междудомие, заросшее сухими лозами, и кое-как продралась через них к выходу на улицу, откуда можно было тайком изучить окружающее пространство.

Сквозь паутину хмеля стало видно, что вся улица освещена одним-единственным зданием – двухэтажным домом с кирпичным бело-красным цоколем, похожим на фартук бабули Наты, и деревянным верхом. Наверное, это была одна из старинных построек основателей города. Такие обычно укрепляли у фундамента, чтобы дождь и талые воды не размывали дубовые опоры, а верх оставляли прежним, чтобы подчеркнуть солидный возраст дома.

Главный – если не единственный – вход вел прямиком на улицу. Никаких тебе заборчиков и внутреннего двора, и никаких украшений на фасаде. Рина разглядела только пару витражных полукругов на чердаке, странно смотревшихся на фоне старого дерева. Но эта странность в доме была наименьшей из всех. Среди разгромленных и разграбленных соседей он выделялся не столько своей целостью, сколько тем, что был со всех сторон освещен фонарями и фонариками, отдельными лампочками и гирляндами. Словно праздничная скульптура в Светлый день, когда солнце на севере Хайзе почти не заходит за горизонт даже ночью.

Но этот дом не был бы таким ярким, если бы не другая диковинка – коллекция разнообразных зеркал, коими стены и крыша были облеплены со всех сторон, словно блестящими чешуйками разной величины. Причем среди них лишь малое количество оказалось настоящими зеркалами. Большую часть защитной «кольчуги» составляли металлические листы, сковородки, которые кто-то усердно натирал, чтобы придать им отражательные свойства, крышки от кастрюль, серебряные подносы и блюдца, стеклянные дверки буфетов и шкафов, покрытые с внутренней стороны чем-то серебристым – металлом, фольгой или напылением, тут Рина могла только гадать – и тоже превращенные в щиты от Собирашек. Зеркальные поверхности многократно усиливали свет фонарей, установленных наверняка для того, чтобы кудесники и во тьме ночной пугались своих отражений и избегали этого дома.

– Он точно не спит! – сказала Рина Альберту, который поднырнул под ее рукой, придерживавшей сухие и сильно шуршащие, несмотря на дождь, лозы. – Там можно заночевать, если договоримся с хозяевами.

– Ты уверена? В окнах свет не горит…

– Да это потому, что все светильники снаружи для защиты. – Рина прислушалась, присмотрелась к улице. – Кажется, тихо. Давай, бежим к дому!

Она выпуталась из сети хмеля, помогла освободиться велосипеду и побежала по мокрой брусчатке, прихрамывая, чтобы поберечь больную ногу. Альберт не отставал ни на шаг и умудрялся при этом так вертеть головой по сторонам, глядя куда угодно, только не перед собой, что лишь чудом не состряпал себе помидорный нос, грохнувшись по дороге.

Входная дверь встретила их срединной частью трельяжного зеркала – оно крепилось к деревянному полотну и закрывало вход почти целиком. Рина увидела свое испуганное отражение – чумазая хромая девочка с налипшими на щеки мокрыми волосами, бесформенным кулем на голове и в одежде, которая шла ей примерно так же, как швабре картофельный мешок. Альберт выглядел не лучше, и Рина то ли от нервов, то ли от того, что правда было невыносимо смешно, расхохоталась во весь голос.

– Эй! – дернул ее за рукав Альберт. – Нашла время!

– Добрый день! – сказала Рина зеркалу-двери, осторожно постучав. – Меня зовут Катрина Шегри, а это мой брат Альберт. Мы Семнадцатая и Восемнадцатый Виндеры, и мы нашли способ снять проклятие. Можем ли мы попросить у вас убежища на ночь?

Трельяжное зеркало зашевелилось. Видимо, его крепление каким-то образом мешало открыть дверь. Альберт снова стал вертеть головой по сторонам, словно бешеная птица, глядя то на вход, то на улицу позади них.

Наконец зеркало сдвинулось, но не целиком, а ровно настолько, чтобы внутрь могли протиснуться два тощих и желательно голых ребенка.