Шрифт:
На какое-то мгновение забыв, как дышать, Ошер застыл. Даже со своего места он видел, как отец замер, как медленно провернул в руке клинок. Кажется, он не был ранен, но упасть…
В какое мгновение противники снова сорвались с мест, он не заметил. И если раньше принц едва мог отследить движения клинков, то сейчас едва мог понять: где Его Величество, а где приговоренный.
Схватка превратилась в настоящий вихрь.
Стиснув зубы, Ошер не выдержал и зажмурился. Если отец проиграет, на следующий оборот в круг придется выйти ему…
От этой мысли стало еще холоднее, колени предательски подогнулись, к горлу подступил липкий комок страха. Он умел держать меч, но проливать кровь…
«Нет, он должен выжить!» – почти с отчаянием, подумал принц, но открыть глаза так и не рискнул. Не видеть легче, лучше слушать грохот палиц.
Удар. Удар. Удар. Удар, удар, удар… Тишина.
Резко обрушившаяся и полная тишина.
Задержав дыхание, Ошер до боли зажмурился. Для него время растянулось в обороты, на деле же не прошло и мгновения. Тишину вспорола резкая трель поющей струны и рев толпы. Радостный рев, вынудивший его дернуться.
Раскрыв глаза, принц облегченно выдохнул, чувствуя, как задрожали колени. Король быстрым шагом покидал круг, оставив за собой поверженного противника.
Мгновенное облегчение Ошера, проводившего взглядом отца, сменило раздражение, едва взгляд зацепил пестрый наряд одного из празднующих. Кшерх. Кто бы сомневался, что внезапная и дикая нота – дело рук именно этого полоумного народца.
Раздражение, сопровождавшее его всю последнюю неделю, вновь накатило удушающе-жаркой волной.
После двенадцати оборотов отсутствия кшерхи снова объявились в мире, что не радовало никого. Впрочем, Его Величество отчего-то не стал изгонять бродячих наглецов.
Резко качнув головой, принц брезгливо поджал губы, рассматривая толпу. Даже среди этой мешанины пестрые наряды кшерхов выделялись, точно горящие угольки на фоне пепла. Их было немного, но принцу казалось, что они везде.
Где-то бродяги плясали, где-то играли на своих диких инструментах и, что по-настоящему поражало принца, на них с удовольствием смотрели, их слушали! Он не мог с точностью определить, были ли среди кшерхов на площади женщины, но знал, что наверняка были. Эти безумцы ставили их на одну планку с мужчинами!
Губ юноши вновь коснулась все та же брезгливая усмешка.
– Женщина – равная… Что за дикий народец, – негромко пробормотал он.
Уверенный, что нарушить покой наследника престола не рискнет никто, Ошер полностью отдался созерцанию толпы и не заметил, что уже давно не один на балконе.
– Ошибаетесь, принц. Кшерхи мало похожи на нас, а их женщины мало похожи на здешних.
Мягкий и сладкий, точно мед диких пчел, голос вынудил принца резко развернуться. Слишком резко. Край плаща попал под сапог и спутал ноги. Мысленно выругавшись, Ошер резко дернул злосчастную ткань, кожей чувствуя вежливый взгляд черных глаз Первого жнеца. Не сразу, но плащ удалось отбросить в сторону и выпрямиться. Этого ворона он желал видеть в последнюю очередь.
Словно и не заметив смятения молодого принца, мужчина неспешно шагнул вперед, сопровождаемый только тихим шелестом длинных темных одежд. Шаг жнеца был совершенно бесшумным.
С трудом подавив желание отшатнуться, когда он приблизился, Ошер только вскинул голову.
– Такие сказки мог бы рассказывать какой-то дурачок, а не Первый жнец. Спешу откланяться. Дела. – чуть более резко, чем следовало, бросил он и, не дожидаясь ответа, спешно вышел в коридор.
Хотелось поскорее скрыться от этого пронзительного темного взгляда. Жнецы всегда пугали принца, хотя он никогда и никому бы в этом не признался. Пусть он и стоял куда выше этих падальщиков, но было в них что-то, что заставляло кровь стынуть в жилах от одного вида этих мрачных фигур.
Не опуская головы, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, Ошер неспешным шагом направился прочь. Не пристало принцу показывать слабость.
«Я сын великого короля Аскара Терезаа, у меня нет слабостей!» – чеканя шаг, мысленно проговорил он. Это помогло немного успокоиться и приободриться. Пройдя ярко освещенный, благодаря высоким окнам, отрезок коридора и завернув направо, парень не сдержал самодовольной улыбки.
Он показал проклятому жнецу, что не боится его!
Едва парень скрылся в коридоре на тонких губах жнеца появилась легкая снисходительная улыбка.
– Трусливый. Избалованный. Идеальный принц, – нараспев протянул он и, переплетя пальцы рук, приблизился к перилам балкона, где только что стоял мальчишка.
Внизу снова шумела толпа. Народ развлекался. И если несколькими мгновениями раньше воздух взрывал шум ударов железных палиц, сейчас его переполняли звуки музыки, смеха и пения.
Медленно проведя кончиками пальцев по ободку одного из перстней, что унизывали длинные белые пальцы, жнец окинул площадь задумчивым взглядом. Празднование Долгого Дня всегда было шумным, но в годы, когда в городе появлялись кшерхи, этот шум превосходил все мыслимые и немыслимые границы.